За Зою! За Родину!

Мы вообще не отдыхали: хотелось посмотреть все на свете, и прикоснуться ко всему, и запомнить навсегда. А может, так бывает лишь в ранней юности?! До сих пор так и не поняла… Все казалось интересным, незабываемым, неповторимым…

На Новодевичьем кладбище мы рассматривали необычайные памятники с поразительными эпитафиями. Видели последние пристанища сотен великих людей... Но особенно поразила Аллея Героев Советского Союза. А если точнее, необычная встреча, которая произошла именно там. Мать двоих Героев Любовь Тимофеевна Космодемьянская. Высокая, худенькая, совершенно седая женщина, одетая более чем скромно, поливала цветы на могилах сына и дочери. Мы предложили ей свою помощь – идти за водой тогда было достаточно далеко. Любовь Тимофеевна оказалась очень доступной, доброжелательной, простой. Конечно же, мы с Аллой читали ее «Повесть о Зое и Шуре», да и многое другое, что было написано о ее детях, отдельные отрывки из поэмы Маргариты Алигер «Зоя» знали наизусть, даже читали их со сцены в 21-й школе, в которой учились. Любовь Тимофеевна говорила с нами, как со старыми знакомыми. Она работала учительницей начальной школы, очень любила свое дело. Конечно, позже у нас еще были с ней новые встречи – мы находили и ее имя в книгах, в воспоминаниях близких людей, наконец, в письмах к ней, матери, Александра Космодемьянского, шестнадцатилетнего добровольца, который после ускоренного обучения в Ульяновском танковом училище стал командиром самоходной установки 350-го гвардейского артиллерийского полка, в 18 лет будучи уже старшим лейтенантом, участвовал в освобождении Белоруссии и Прибалтики и погиб за несколько дней до Победы под Кенигсбергом при ликвидации Земландской фашистской группировки. Ну а Зоя Космодемьянская… Это человек-легенда, чьи поразительные мужество и стойкость, проявленные в плену врага, потрясли всю страну и вызвали огромную ответную реакцию – сотни тысяч людей мстили за мучительную гибель повешенной десятиклассницы – ученицы 201-й московской школы, партизанки-разведчицы, участвовавшей в самые трудные дни боев под Москвой в обороне столицы.

Фото в газете

Он узнал ее сразу, с первого взгляда, хотя после зверских пыток это было, казалось бы, немыслимым. У него предательски задрожали губы, он лихорадочно сглатывал слезы, но думал при этом почему-то не о мучительной смерти сестры, а о маме… а вдруг она уже видела этот номер «Правды»?! А вдруг тоже сразу узнала Зою?! А если кто-то уже сказал ей об этом?!. Статья военкора Петра Лидова называлась «Таня» и сопровождалась фотографией Сергея Струнникова. Подлинного имени погибшей на виселице комсомолки тогда еще не знали: на допросах она не сказала ни слова и назвалась Татьяной.

В тот страшный день

Домой Александр шел, как на каторгу. Какой будет встреча с мамой?! А Любовь Тимофеевна пока ни о чем не знала. И все было по-прежнему. На письменном столе, за которым мама, учительница начальных классов, обычно проверяла тетрадки своих учеников, стоял небольшой портрет Зои. Мать (она была стойкой атеисткой) днем и ночью молилась за свою девочку. Еще бы! Ведь знала, конечно же, не в деталях, что Зою приняли в войсковую часть. Шуру не посвятили в это, сказав, что сестра просто уехала к деду. На самом же деле Зоя попала в 9903-ю войсковую часть – одну из самых секретных в Красной армии. Руководителем был разведчик Артур Спрогис, которому в кратчайшие сроки предстояло обучить 18-летних добровольцев минировать и подрывать мосты и дороги, владеть оружием, даже спать на снегу… И Зоя не побоялась трудностей… Любовь Тимофеевна, прекрасно зная характер дочери, готовой на самые сложные поступки, вся время жила с неспокойным сердцем: как там она, ее девочка?!

А Шура… он в этот вечер сразу ушел в свой угол. Мать не узнавала сына. Не ужинал, не стал делать уроки, даже не взял в руки газету, не включил радио, сославшись на головную боль… Утром тоже ушел сам не свой… А в школе, как и во всей Москве, только и говорили, что о статье Лидова «Таня», ее тут же перепечатали и другие газеты. Любови Тимофеевне даже показали статью и фото, она почему-то брала все это дрожавшей рукой, а когда дошла до имени Татьяна, почувствовала какую-то необъяснимую тревогу. У ее Зои была любимой героиней сельская учительница Татьяна Соломаха, погибшая от рук белогвардейцев в 1918 году, не сказавшая ни слова о своих друзьях по борьбе.

И только через две недели, когда в той же «Правде» опубликовали новый очерк Петра Александровича Лидова «Кто была Таня?», к Космодемьянским пришли люди из районного военкомата, и Любовь Тимофеевна узнала правду о своей девочке. А Шура… каждый день он обивал порог военкомата. И ведь добился своего! Нарушив все правила, обойдя все жесткие законы, ему, 16-летнему, в конце концов уступили. Правда, парень получил пока направление в Ульяновское танковое училище. Военком отчетливо понял: спорить бесполезно. «Ну это же моя сестра! Тысячи ребят сразу пошли мстить за нее, а я… я дома… Не могу так, не хочу, не буду!» Было ясно: Александра не остановить!..

Матери очень не хотелось отпускать своего младшенького, но и она все поняла.

Перед самым отъездом в Ульяновск Шура вместе с мамой пережили страшный день: они со специальной комиссией прибыли в Петрищево, где погибла их Зоя, для процедуры опознания. Это было настоящим испытанием. Шуру и Любовь Тимофеевну повели к могиле Зои. После эксгумации родные увидели ее тело, истерзанное пьяными фашистами, которые издевались даже над погибшей… Мать, стоя на коленях, плача, не отрываясь, смотрела на свою дочь, а Александр стоял рядом. Он старательно прятал от всех полные слез глаза и думал о чем-то своем. Собственно, все было и без слов понятно. Он уже принял главное решение: фронт и только фронт! Месть и только месть! До последнего вздоха, до последней минуты жизни!

А потом Любови Тимофеевне, уже проводившей на службу Александра, предстояла еще одна встреча, полная непередаваемой боли. 24 октября 1943 года в той же «Правде» были помещены пять фотоснимков из полевой сумки убитого близ Смоленска гитлеровца. Фашист сфотографировал последние минуты жизни Зои, ее обращение к крестьянам из Петрищева, ее призыв бить врага до последнего, ее веру в Победу. Даже тогда, в суровые дни 1941-го, свято верила в нее и нашего вождя И. В. Сталина, думала о своих соотечественниках, которые, была уверена, ни за что не отдадут свою Родину в лапы врага. Матери казалось, будто это сама она, босая, полураздетая, прошла по колючему снегу с табличкой на груди: «Поджигатель», со связанными руками этим последним смертным путем. Снимки гордой, истерзанной девушки буквально кричали: «Смотрите, как она мучилась! Смотрите и будьте свидетелями ее гибели, переживите достойно всю ее боль, всю муку!..»

Александр (он уже воевал) тоже увидел эти фото. И его ненависть к врагам удесятерилась. Так же, как и у тысяч бойцов – защитников нашего Отечества.

Шуре посчастливилось еще раз встретиться с матерью. Отпуск после очередного ранения был недельным, но сын уехал раньше. Обняв мать, он объяснил свой отъезд тем, что для него это не отдых: «Я все равно думать ни о чем не могу, только о фронте… о товарищах, о своем экипаже…» Любовь Тимофеевна проводила его до Белорусского вокзала. Это было прощание навсегда. Но, конечно, ни сын, ни мать об этом тогда не знали…

А Петр Лидов и Сергей Струнников погибли в 1944 году, оставив после себя неизгладимую память о девушке-партизанке Зое Космодемьянской.

Из писем Александра Космодемьянского маме Любови Тимофеевне:

«Настроение хорошее, особенно после последней атаки. В этом бою я не вылезал из танка больше двух суток. Чудом уцелел, вокруг все горело и содрогалось от взрывов. Танк бросало из стороны в сторону, как спичечную коробку. В общем, мама, за меня не беспокойся».

* * *

«Сейчас я получаю новый экипаж и новую боевую машину «КВ». Это у меня уже третья: одна подбита, другая сгорела, сам едва успел из нее спикировать… Из моего старого экипажа Джигирне убит, остальные ранены…»

* * *

«Я был ранен, но не покидал поле боя. Перевязал рану и снова вступил в строй. Сейчас у меня все почти затянулось и поджило. В одном из боев выбыл мой старший командир. Я принял командование на себя и вместе с товарищами ворвался в расположение противника. А утром Орша была наша. Сейчас я жив и здоров, так же как и мой экипаж. Получил письмо от деда. Трудно ему. Все вспоминает Зою и бабушку…»

* * *

«Местные жители очень тепло встречают нас… В одном доме я показал книжку о Зое. Меня долго расспрашивали и очень просили оставить им книжку. Но я не мог – она у меня одна. Мамочка, если можно, пошли им, пожалуйста: г. Орша, Перекопская улица, дом 69».

* * *

«В Белоруссии настал желанный час освобождения. Люди встречают нас цветами, угощают молоком. Старушки со слезами рассказывают о мучениях, которые им пришлось перенести. Но все уже позади. И воздух кажется особенно чистым, и солнце – особенно жарким. Мама, мамочка, скоро Победа!»

* * *

«Мама, ты спрашиваешь, в каком звании, какова моя должность. Отвечу тебе словами одного большого начальника, сказавшего про меня так: «Не смотрите на его звание: этот человек создан не для чинов, а для боевых действий».

* * *

«Спасибо за поздравление, я действительно получил орден – это орден Отечественной войны I степени. И сообщили, что уже есть приказ о моем награждении орденом Красного Знамени. Я все тот же. Только, может быть, в чем-то сильнее и тверже».

* * *

«Мама, мамочка! Петр Лидов погиб! Как это страшно – ведь совсем скоро Победа! Обидно погибать накануне нее! Он погиб на аэродроме под Полтавой: выбежал из укрытия, чтобы успеть взять интервью у людей, отражавших налет вражеской авиации. Хотел написать о них – он все хотел видеть собственными глазами. Настоящий военный корреспондент. Настоящий Человек».

* * *

«Мы идем на запад, по земле врага. Вот уже полмесяца, как я непрерывно в боях, потому и не писал… Если бы ты только знала, как я радуюсь весточкам от тебя! Пишу, а земля содрогается от разрывов. Через какие-то минуты начнется наша атака» (это письмо было написано карандашом торопливым почерком – Шура тоже спешил в бой).

* * *

«Мамочка, вот уже более месяца, как я нахожусь в тяжелых наступательных боях. Тут и ночные форсированные марши, и танковые бои, и напряженные, бессонные ночи в тылу врага, и огненные, свистящие снаряды «фердинандов». Случается всякое. Не раз был свидетелем гибели товарищей, видел, как танк соседа взлетел в воздух со всем экипажем. Приходилось только молча сжимать зубы. Люди очень устают, но, поверь, мы все счастливы: идем по чужой земле, освободив от врага свою страну. Мстим за боль, унижения, за слезы своих соотечественников. Думаю, что совсем скоро снова увижу тебя!»

* * *

«Ждем приказа о наступлении. Стоим в обороне. Все в томительном ожидании. Живем в немецких домах. Всюду разруха. Кругом огромные воронки от бомб… Фашисты задыхаются от яростной злобы, цепляются за каждый клочок земли. В последнем бою меня малость поцарапало, теперь вроде бы все прошло… Я в форме».

* * *

«Дожди, дожди… так и веет ненастьем… Мамочка, береги себя. За меня, пожалуйста, не беспокойся. Целую тебя. Твой единственный сын Александр».

На этом последнем письме стояла пометка: «Восточная Пруссия» и еще была дата: «1 апреля 1945 года». Больше писем от сына Любовь Тимофеевна не получала… Жила в страшной тревоге, согревали только полные веры его слова: «Я непременно вернусь!»

Смертью Героя

…А потом пришел тот страшный день – 20 апреля. В почтовом ящике Любовь Тимофеевну ожидало письмо. На конверте – номер Шуриной полевой почты, но адрес был написан не его рукой. Мать долго держала конверт, не решаясь раскрыть его. Первые же строчки перевернули все на свете! Еле-еле заставила себя дочитать до конца:

«14 апреля 1945 года.

Дорогая Любовь Тимофеевна! Тяжело вам писать. Но я прошу: наберитесь мужества и стойкости. Ваш сын гвардии старший лейтенант Александр Анатольевич Космодемьянский погиб смертью Героя в борьбе с немецкими захватчиками. Он отдал свою молодую жизнь во имя свободы и независимости нашей Родины.

Скажу одно: ваш сын – Герой, и вы можете гордиться им. Он честно защищал Родину, был достойным братом своей сестры. Вы отдали своему Отечеству самое дорогое, что имели – своих детей…»

Это произошло под Кенигсбергом. Самоходная установка Шуры Космодемьянского первой форсировала водный канал в 30 метров и открыла огонь по противнику, уничтожив его артиллерийскую батарею, взорвав склад с боеприпасами и истребив до 80 гитлеровцев – солдат и офицеров.

8 апреля он со своей установкой первым ворвался в укрепленный форт Кениген Лунзен, где были взяты 350 пленных, 9 исправных танков, 200 автомашин, склад с горючим. В ходе боев Александр вырос из командира установки в командира батареи. Несмотря на свою молодость (19 лет), он успешно командовал батареей и образцово выполнял все боевые задания.

«Он погиб, – читала Любовь Тимофеевна, – вчера в боях за населенный пункт Фирбрюдеркруг, западнее Кенигсберга. Населенный пункт был уже в наших руках. В числе первых ваш сын ворвался туда, истребил не менее 40 гитлеровцев и раздавил 4 противотанковых орудия. Разорвавшийся вражеский снаряд навсегда оборвал жизнь дорогого и для нас Александра Анатольевича Космодемьянского.

Война и смерть – неотделимы, но тем тяжелее переносить каждую гибель накануне нашей Победы. Крепко жму руку. Будьте мужественной.

Искренне уважающий и понимающий вас гвардии подполковник Легеза».

А потом через Вильнюс Любовь Тимофеевна с трудом добралась до полностью разрушенного Кенигсберга. Там в прямом смысле не осталось камня на камне. Вереницы наших людей возвращались на Родину. Несмотря на страшные потери, они были счастливы: Победа не за горами! Это был канун всеобщего ликования, такой долгожданный, такой радостный – по-настоящему всенародный.

…А она везла в Москву своего единственного сына. И горе ее было непередаваемым, и боль затмевала все. Вспоминала, как в свой последний приезд Шура спрашивал у нее, каким она видит День Победы. «Как ты думаешь, когда он будет? Ведь правда же – весной? Непременно весной! А если даже зимой, то все равно снег растает, и расцветут цветы!..» – так думал ее мальчик, а сейчас он был в гробу, лежал, как живой: лицо – такое родное, спокойное, ясное. И все это было больше, чем могло выдержать обыкновенное человеческое сердце…

Похоронили Александра на Новодевичьем кладбище. Напротив Зоиной могилы вырос еще один холмик. И в смерти, как и в жизни, они были рядом. А до нашей Великой Победы оставалось всего 4 дня. Всего 4…

Вечная память

Любовь Тимофеевна очень старалась взять себя в руки, найти силы, обрести мужество: нужно было продолжать жить, чтобы сберечь память о своих дорогих детях – Зое и Шуре, Героях Советского Союза. Да, Александру Космодемьянскому посмертно было присвоено тоже высокое звание. Это было так заслуженно, так честно, так справедливо... Награду матери Героя вручал в Кремле «всесоюзный староста», как его звали в народе, Михаил Иванович Калинин. И Любовь Тимофеевна понимала: теперь и она должна служить Отечеству так же, как и ее дети.

Понимала и служила. Как могла. Как подсказывало ее чуткое материнское сердце. Помогала десяткам детских домов, в которых жили дети-сироты, а их после Великой Отечественной было не счесть! Переписывалась с общественными организациями сотен городов, поселков. Написала книгу «Повесть о Зое и Шуре» – о детстве и юности дочери и сына. Выступала перед множеством людей, которым так нужна была встреча с ней, человеком, воспитавшим таких ребят. Она была хорошо знакома с Маргаритой Иосифовной Алигер, написавшей поэму о Зое тогда же, в 1942-м, по горячим следам происшедших событий... Кстати, за эту поэму автор получила Сталинскую премию, которую всю до последней копейки передала на укрепление мощи нашей Красной армии.

Любовь Тимофеевна могла назвать сотни имен чистых, честных современников, отдавших жизни за Отечество. Среди них были и десятки ее учеников. Она гордилась ими так же, как до сих пор гордимся мы. Она умела радоваться за других – за ровесников своих погибших детей, которые, пережив все ужасы войны, пройдя через горнила сражений и лишений, оставшись живыми, работали, строили, учились, творили. Она как и чем могла помогала школе №201 (теперь это учебное заведение носит имена Зои и Александра Космодемьянских), которую очень любила. В ней был класс с партой Зои и «камчаткой» ее Шурика. Она часто навещала липы, посаженные накануне Великой Отечественной 10-м классом ее детей. Хорошо помнила: третья липа – Зоина, а седьмая – Александра. Они просили маму не забывать об этом...

Умерла Любовь Тимофеевна в 1978 году. Похоронили ее на Новодевичьем кладбище рядом с сыном – напротив могилы дочери. И как не вспомнить здесь, в очерке, слова мужественного военкора, ставшего другом матери Героев, Петра Александровича Лидова из его поразившей всю страну и поднявшей на защиту Отечества сотни тысяч людей статьи «Таня», напечатанной в газете «Правда», а потом перепечатанной всеми средствами массовой информации СССР! Совсем немножко (уж вы простите меня) перефразирую автора: заменю местоимение «ее» на «их»: «Душевное спасибо… И отцу с матерью, породившим на свет и вырастившим Героев, и учителям, воспитавшим их, и товарищам, закалившим их дух… И пусть немеркнущая слава о них разнесется по всей земле, и миллионы людей будут всегда помнить тех, кто отдал за всеобщие мир и счастье свою жизнь…»

P.S. А как не сказать о том, что сотни ребят – студенты и школьники, старшеклассники нашей Осетии – после очерка П. А. Лидова «Таня» пополнили добровольно ряды защитников Отечества и ушли на фронт!.. Иного пути, как и для Александра Космодемьянского, они просто не представляли. Как не вспомнить, сколько танков, самолетов, снарядов с надписью: «За Зою!» прошло через всю войну. Так вот эти слова навсегда остались и с Александром Космодемьянским: «За Зою! За Родину!» И никаких эпитафий. В этих словах – всё!