«Узревший душу языка»

Выбор пути

Годы нашего бытия. У всех они такие разные… Вот и у Ожегова всякое было. Не сразу полюбил филологию, а если более конкретно, лексикологию. Не сразу пришел к делу всей своей жизни. И наставников обрел непросто. А если вести речь об учениках, так это вообще отдельная тема.

Родился ученый в 1900 году в поселке Каменное (ныне – город Кувшиново) Тверской области. Отец его Иван Иванович был инженером-технологом на местной картонно-бумажной фабрике; мать Александра Федоровна – медик, внучатая племянница протоиерея Герасима Павского, дружившего с А.С. Пушкиным.

Юность Ожегова была довольно насыщенной. Он любил играть в футбол, только набиравший популярность в то время, а потом пришло увлечение политикой: в семнадцать лет он даже вступил в партию эсеров, но очень скоро разочаровался и покинул ее ряды. Гимназию окончил в Петрограде, куда его семья – родители и два младших брата – переехала в канун Первой мировой войны.

Сергей поступил на филологический факультет Петроградского университета, но проучился там недолго: был призван в армию.

С 1918-го по 1922-й сражался на фронтах Гражданской войны в рядах Красной армии и демобилизовался из штаба Харьковского военного округа, после чего возобновил учебу в Северной столице. Он немедленно приступил к занятиям на факультете языкознания и материальной культуры, где занимался языками и историей родной словесности. В 1926 году, после окончания университета, Ожегов получил рекомендацию в аспирантуру Института сравнительной истории литератур и языков Запада и Востока от выдающихся ученых – профессоров В.В. Виноградова (основоположник крупнейшей научной школы в языкознании) и Л.В. Щербы (основатель Ленинградской (Петербургской) филологической школы. Именно в аспирантуре Ожегов становится активным участником команды, работающей над «Толковым словарем русского языка» под руководством Дмитрия Ушакова, за что заслуживает от наставника прозвище Движитель. Молодой человек активно участвует в семинарах, слушает лекции и делает свои первые научные изыскания, посвящая себя углубленному изучению исторической грамматики, лексикологии, орфографии (норм произношения), орфографии, фразеологии и разговорной речи.

Толковый словарь – как волшебный фонарь

Работа над «Толковым словарем русского языка» закончилась в 1940 году, незадолго до начала Великой Отечественной войны, но для Ожегова все только начиналось. Он задумал дополнить вышедший четырехтомный словарь Ушакова, но его планы прервало вторжение гитлеровской Германии. Большинство «словарников» были эвакуированы, в том числе и Д.Н. Ушаков в Узбекистан, но Сергей Иванович остался в Москве и продолжал свой труд. Он прекрасно помнил, что вышедший в 1936 году первый том словаря спровоцировал бурный скандал в научном сообществе. Авторов клеймили за «буржуазное мышление», «мещанство»,«хулиганско-кабацкую» терминологию, приводя в пример такие слова и выражения, как «брезгун», «втрескаться», «катись колбаской». Именно Ожегов со свойственными ему деликатностью и мягкостью отражал нападки критиков на друзей-«словарников», за что «ушаковские мальчики», как называли учеников Д.Н. Ушакова, прозвали его «Талейраном». А теперь Сергею Ивановичу так хотелось обойтись без всяких скандалов.

Над своим «Словарем русского языка», а также над «Словарем к пьесам А.Н. Островского» автор работал во время Второй мировой войны. После первых бомбежек Москвы в 1941 году он отправил свою семью – жену и сына Сергея – в Ташкент, а сам записался в ополчение. Но оказалось, что его как крупного ученого «бронировали», так что на фронт попасть он не мог. Тогда Сергей Иванович стал директором Института языка и письменности АН СССР и оставался на этом посту вплоть до возвращения из эвакуации прежнего руководства. Вера его в то, что немцы не смогут взять Москву, была непоколебимой. Чем мог, помогал фронту – даже защищал город от зажигательных снарядов. И еще проводил время за своим старым письменным столом, при свете керосиновой лампы, под грохот бомбежек, работая над составлением словарей. Однако «Словарь к пьесам А.Н. Островского», горячо любимый ученым, позднее запретили, сочли эту работу далекой от всего советского и весь его набор рассыпали. Этот труд Ожегова увидел свет только спустя тридцать лет… Что ж, и такое бывает… к сожалению. Но справедливость все-таки существует…

Книга для всех и на все времена

Первое издание «Словаря русского языка» предварялось разъяснением: «От редакции». Читателю сообщалось: «Настоящий краткий (50 000 слов) словарь русского языка представляет собой общедоступное пособие, которое призвано содействовать повышению культуры речи широких народных масс, изучению и пониманию современного русского языка». В этом редакционном заявлении каждое слово – знаковое. Сам Ожегов считал, что его «Словарь» должен быть «кратким, популярного типа, стремящимся к активной нормализации литературной речи». И труд ученого действительно стал доступным для каждого. И тиражи книги были гигантскими! В кругу близких ему людей Сергей Иванович даже иронично шутил, что по тиражам он сравнялся с классиками марксизма-ленинизма. А может, и обогнал их…

А страна действительно нуждалась в хороших современных словарях. Это правда. В 1936 году советское правительство потребовало «стабилизировать нормы русского литературного языка путем создания специального пособия, которое помогало бы читателю освоить лексические, грамматические и произносительные нормы русского языка». Еще В.И. Ленин спрашивал: «Не пора ли создать словарь настоящего русского языка, скажем, словарь слов, употребляемых теперь и классиками от Пушкина до Горького? А что, если посадить за сие дело 30 ученых, дав им красноармейский паек?» В начале тридцатых годов было даже принято специальное партийно-правительственное решение об ускорении работы над «Толковым словарем русского языка». И коллектив ученых (В.В. Виноградов, Г.О. Винокур, В.А. Ларин, С.И. Ожегов, Б.В. Томашевский, Д.Н. Ушаков) немедленно стал ускоряться и устанавливать «произносительные нормы». «Словарь Ушакова» вышел в обозначенные властью (1936–1938 гг.) сроки. И даже «красноармейский паек» не потребовался.

О вкладе Сергея Ивановича в дело выполнения «ответственного правительственного задания» главный редактор словаря профессор Дмитрий Николаевич Ушаков всегда отзывался с большим уважением, признавая его ведущее место и называя «основным движителем» этого научного и общекультурного предприятия. Подсчитано, что Ожегову принадлежало 33,5 процента текста всего четырехтомника. Это был, прямо скажем, титанический труд.

В структуре Академии наук СССР Ожегов приступил к работе, когда началась Вторая мировая война – 1 сентября 1939 года. А его близкие оставались в Ленинграде; потом, уже во время Великой Отечественной, они там попали в блокаду. Судьба их оказалась трагичной. Младший брат Евгений умер от туберкулеза еще до войны. Среднего, Бориса, матери, жены брата и их старшего сына не стало в блокадном городе. Выжила только младшая дочь Бориса Наташа. Сергей Ожегов долго искал ее, потом забрал из детдома, удочерил и воспитал – как своего родного ребенка.

Будучи директором Института языка и письменности АН СССР, Сергей Иванович читал лекции студентам МГУ. С 1952 года заведовал сектором культуры речи в той же Академии наук. Ему принадлежит авторство десятка книг. И все же главное дело его жизни – однотомный «Словарь русского языка». Валерий Володченко, автор одной из статей о Сергее Ивановиче, рассказывал: «Все мы, по сути, ходячие словари», – шутливо заявлял ученый. И была в этой шутке не доля, а именно вся правда. Ведь Ожегов был уникальным человеком эпохи, а в метафорическом смысле – «человеком-словарем энциклопедического масштаба».

Сегодня можно уверенно говорить, что его замечательный словарь-работяга до сих пор в ходу не только в России, но и на всем постсоветском пространстве. Его по праву считают эталоном массового пособия по культуре речи и нормативному словоупотреблению. Этот компактный однотомник широко известен и в странах дальнего зарубежья, его тщательно подобранный словник лег в основу многих переводных словарей. В миллиардном Китае, например, скрупулезно – слово в слово! – перевели весь уникальный ожеговский текст.

Многотрудную эту работу проделала Ли Ша – удивительная Елизавета Павловна Кишкина. Русская девушка из старинного дворянского рода попала в Китай, выйдя замуж за китайского коммуниста, в годы «культурной революции» оказалась в тюрьме, потом – в ссылке. И в 1992 году уже в преклонном возрасте все-таки осуществила мечту всей своей жизни – подготовила и издала «Новый русско-китайский словарь», по которому жители Поднебесной теперь успешно осваивают наш «великий и могучий».

Говорят, что Ожегов обладал «священнической» внешностью: одухотворенным лицом, окладистой бородой, манерами старого аристократа, что порой приводило к курьезам. Так, однажды, когда Шведова, Поспелов и Сергей Иванович приехали в Ленинград, они поймали такси, Ожегов попросил водителя отвезти их в академию (конечно, наук), но таксист, сбитый с толку манерами ученого и его внешностью, повез пассажиров в… духовную академию. Водитель явно подумал: «Куда же еще может ехать такой благообразный мужчина с седой бородкой и старомодными манерами? Не иначе как священник».Многие друзья и знакомые, посмеиваясь, звали Ожегова «русским барином». Но он никогда не обижался. Умел понимать шутки и сам охотно шутил.

Умер Сергей Иванович 15 декабря 1964 года. Его прах покоится в стене Новодевичьего некрополя вопреки воле покойного быть похороненным по христианскому обычаю. Это было, конечно, очень досадно для семьи покойного…

Хранит повесть жизни «Толковый словарь»

Вместе со своим коллегой Александром Александровичем Реформатским, исследователем фольклора, Ожегов составлял «картотеку русской ненормативной лексики» – не просто собрание нецензурных выражений,но художественно оформленное и научно обоснованное исследование языкового обихода населения.

Когда-то А.П. Чехов сказал, что искусство писать – это прежде всего искусство сокращать написанное. Но словарь Ожегова – это вовсе не упрощенный и сокращенный словарь Ушакова. Это самостоятельный шедевр не только филологической науки, но и искусства словесности, продукт их синтеза. Давно стало общим местом утверждение о том, что все мы говорим и пишем по-русски на языке Пушкина. Но, наверное, ничуть не в меньшей мере говорим и пишем на языке Ожегова, в котором нашли свое отражение как реформы русского правописания 1918 и 1956 годов, так и многие изменения в лексике, в нормах произношения и употребления слов.

Ожегов постоянно «осовременивал» свой словарь при переизданиях, добавляя в него новые появлявшиеся слова, среди которых было немало терминов. При жизни ученого книга выдержала восемь переизданий, а сегодня их уже более тридцати.

Между тем критика не прекращалась. Ведь труд Сергея Ивановича был первой в России настоящей «визитной карточкой» русской лексики. А мнения насчет того, какие же слова должны туда входить, сильно различались. Кто-то просил прислать словарь, был очень доволен им, а кто-то называл его «неудачной работой» ученого. Его критиковали за слово «любовница», называя его «развратным», и это – не говоря о церковной лексике, попавшей в опалу, как и все, относящееся к религии.

Да, еще при составлении «Толкового словаря русского языка» под редакцией Ушакова Ожегов выступал за то, чтобы в нем присутствовала преемственность духовных традиций и были охвачены все слои населения с их лексическими особенностями. Особенно трудно для советских ученых дался охват в словаре религиозных понятий: в 1930-е закрепление в нем таких слов, как «Бог» и «Библия», могло стать серьезной проблемой для составителей. Однако составители и редактор отстояли перед советскими властями все исторические особенности и вехи развития русского языка, включая и духовные понятия.

Но критики не унимались. Ученый Федот Филин, когда Ожегов в 1950 году готовил к печати свой словарь, написал ему гневное письмо, в котором встретилось яркое и совсем не научное выражение «словарные трупы». Ими ученый считал «аналой», «иконостас» – слова церковнославянского происхождения. Действительно, как могло в советском словаре вдруг встретиться слово «апокалипсис»? А определение аристократии как «высшего, родовитого слоя господствующего класса, дворянства»? Филин настаивал на том, что определение должно «подчеркнуть эксплуататорский, паразитический характер аристократии». Словарь Ожегова все-таки вышел, а письмо Филина превратилось в легенду, то есть согласно словарю Ожегова – «предание о каком-либо историческом событии».

Еще один факт: при редактировании первого издания один из рецензентов предложил исключить из словаря слово «халтура» как «недостойное советского языка». Ожегов твердо и с юмором отстоял слово, аргументируя это тем, что данное явление, увы, но присутствует и в советской действительности.

Подбирая примеры для «Русского литературного произношения и ударения», некая Н.А. Еськова неосторожно предложила: «В деревнях голодно». Ожегов схватился за голову: «Ни в коем случае!» – и тут же дал замену: «В колониях голодно». Уж у кого-кого, а у Сергея Ивановича был богатый опыт общения с цензорами. Еще бы!

Может быть, нашему современнику все это невозможно даже представить, но за право находиться в словаре отдельным словам приходилось отчаянно сражаться. Например, слово «разведка» – тоже не нейтральное для советского времени. Поэтому автору пришлось пойти на компромисс: словарь, одними из принципов которого были краткость и сжатость, содержал огромную цитату о том, что в капиталистических странах органы госбезопасности ненавидимы трудящимися массами, а в СССР, наоборот, пользуются уважением и любовью народа. Цитату взяли из выступления Н.И. Ежова – наркома внутренних дел СССР. Однако в последний момент Ожегов вдруг убрал его фамилию, то есть фактически нарушил авторское право наркома. После этого он получил вызов на Лубянку. А там… у ученого вдруг стали выведывать, откуда он узнал, что наркома Ежова в это же время сняли – ведь об этом даже не успели сообщить в газетах!

Все это было нелегко. Но Ожегов оставался мужественным и сдержанным, и обычно победа была за ним.

Да, сегодня русский язык уже не тот, что был сто лет назад. Он обзавелся новыми словами, поменял значение старых, но именно эти эволюционные изменения лексики и семантики слов позволяют осознавать и оценивать богатство и многогранность русского языка, все наше наследие с его историей, культурой и традициями.

Иностранцы тоже интересовались и сегодня активно интересуются работой Сергея Ивановича. Ему всегда много писали, и он старался ответить каждому. Вот одно из посланий студента Шаньдунского университета Сюй-Чшен-Хуа. В нем есть такие строки: «Я хочу быть Вашим китайским учеником и иметь возможность постоянно получать Ваши наставления. Прошу Вас не отказывать мне в этом, дорогой учитель, – позвольте мне назвать Вас так по нашему китайскому обычаю».

В другом письме Ожегов с педагогической пунктуальностью объясняет трудности русского языка: «Дорогой товарищ Ван-Яо-Тин!

Вы просите меня сообщить, есть ли в русском языке слово «счастный». Вполне логично предположить, что если есть противопоставление слова «несчастливый – «счастливый», то должно существовать такое же противопоставление слова «несчастный» – «счастный».

Так оно и было. В ХVI–ХVII веках слово «счастный» существовало в русском языке. Почему же оно исчезло из языка и перестало употребляться? Потому что слова «счастный» и «счастливый» были сходными по значению словами, полными синонимами, но слово «счастливый», будучи прилагательным качественным, лучше выражало мысль. Оно и осталось в языке, а «счастный» исчезло. Слово же «несчастный» осталось в языке, потому что оно по значению и по употреблению не совпадает полностью со словом «несчастливый».

Если у Вас или у Ваших товарищей будут вопросы ко мне, я охотно буду отвечать. Шлю привет Вам и всем китайским ученикам, так хорошо изучающим русский язык. С.И. Ожегов».

Да что говорить, Сергей Иванович исключительно доброжелательно относился к каждому человеку, который, по его мнению, любил и ценил русский язык. Составителя словаря любили, уважали, ценили его современники.

В некрологе Ожегову Корней Иванович Чуковский написал: «Испытывая сильнейший напор и со стороны защитников штампованной, засоренной речи, и со стороны упрямых ретроградов-пуристов, Сергей Иванович Ожегов не уступил никому. И это вполне закономерно, ибо главное свойство его обаятельной личности – мудрая уравновешенность, спокойная, светлая вера в науку и в русский народ, который отметет от своего языка все фальшивое, наносное, уродливое».

Очень хотелось бы, чтобы прочитавшим это Сергей Иванович Ожегов вспоминался отныне не только как автор «Словаря русского языка», но и как добрый человек, всегда с уважением относившийся как к своим соратникам, так и к оппонентам. Как ученый, отстаивавший историю русского языка со всеми его особенностями, даже под угрозой политических репрессий. Как видный мужчина, сочетавший в себе спортивную, подтянутую фигуру с одухотворенным лицом священника. Как исследователь, искренне заинтересованный в изучении языковых тонкостей всех слоев населения нашей страны. Как герой, искренне веривший в свое дело и пронесший для нас, потомков, через века живое русское слово.

Имя этого лингвиста, лексикографа, доктора филологических наук, профессора сегодня заслуженно стоит в одном ряду с именами В.И. Даля и Д.Н. Ушакова, с именами лучших людей, истинных патриотов Земли Российской. Так будем же всегда-всегда благодарны ему!