Страничка истории Чернобыльской катастрофы глазами очевидца
Как известно, авария на Чернобыльской атомной электростанции (ЧАЭС) на северо-востоке Украины произошла в субботу 26 апреля 1986 года...
В то время я работал главным геологом Белорусского нефтеразведочного треста в городе Гомеле. Нефтеразведочные работы проводили в пределах Припятского нефтегазоносного прогиба площадью более 30 тыс. км2 на юге Белоруссии, на границе с Украиной. В субботу в день аварии большинство работников треста находилось на дачах, в 20 км южнее Гомеля. После обеда часа в три вдруг поднялся сильный южный ветер, небо потемнело, и мы все разъехались по домам раньше обычного. Южный ветер дул до конца следующего дня.
В понедельник, придя на работу, мы узнали об аварии еще до официального объявления о ней. Наша геофизическая служба находилась в г. Мозыре, и там в процессе проверки приборов радиоактивного каротажа перед выездом на скважины обнаружилось, что все приборы показывают многократное превышение естественного радиоактивного фона. На местной метеостанции, куда с вопросом обратились геофизики, сказали, что это атмосферные помехи. Но вскоре в Мозыре появились первые беженцы из Припяти (город энергетиков около АЭС), и все стало ясно. Мы с помощью полевых поисковых радиометров СРП-68 начали проверять уровень радиации в рабочих кабинетах и квартирах. В моем кабинете, где в выходные дни форточка была открыта, уровень радиации составил около 700 мкр/час при фоне до аварии 8–10 мкр/час. В нашей квартире радиация составила 500 мкр/час. Через две недели общий уровень радиации резко упал в несколько раз, так как основным носителем радиации был радиоактивный йод с периодом полураспада две недели, и остались только «долгожители» с периодом полураспада около 30 лет, но их было немного.
Через месяц после аварии, 23 мая, в пятницу я был в служебной командировке в Минске в Управлении геологии при Совете министров БССР. Закончил дела и после обеда уехал в аэропорт, чтобы лететь домой в Гомель. Там меня ждало новое командировочное удостоверение, которое мне передали с моей женой: она работала геологом в нашем тресте. Оказывается, когда я был в Минске, начальнику управления геологии Юрию Ивановичу Павлову звонили из Киева, из штаба по ликвидации последствии аварии на АЭС, и просили обеспечить прибытие в штаб к 10 часам в понедельник 26 мая специалиста с материалами по гидрогеологии Припятского прогиба. Несмотря на то что в Минске в двух научно-исследовательских институтах, в ведомственном и в академическом, имелись отделы гидрогеологии, в которых работали доктора и кандидаты наук, принято было решение отправить в Киев меня.
26 мая рано утром на служебной машине я выехал и к назначенному времени прибыл в штаб. Там работало несколько групп по разным направлениям. Я был в группе, которая должна была подготовить предложения по утилизации воды под реактором АЭС объемом более миллиона кубометров и с уровнем радиации около двух рентгенов в час. Руководителем группы был Борис Васильевич Графский – кандидат геолого-минералогических наук из Москвы. Рассматривали два возможных варианта. Один вариант – закачка этой воды в одну из нефтепоисковых скважин, которые мы бурили в южной части Припятского прогиба в сорока километрах от АЭС. Здесь пористые высокоемкие песчаники залегают на глубине два и более километров. А над ними соленосная толща около одного километра. Соленосная толща наравне с глинистой толщей является хорошим, непроницаемым в обычных условиях экраном для жидкостей и газов. Второй вариант – это очищение воды от радиоактивных элементов с помощью цеолита – минерала, обладающего высокими адсорбционными свойствами. Богатое месторождение цеолита есть в Украине.
Каждый из этих вариантов имел свои минусы и плюсы. Вариант закачки воды в скважину был чреват тем, что в случае аварии на водоводе длиной сорок километров могла случиться новая катастрофа. Кроме того, поведение закачанной воды в недрах неконтролируемо, и в определенных ситуациях она по трещинам и разломам в земной коре могла появиться в верхних слоях или на поверхности земли. Вариант очищения воды с помощью цеолита порождал другую проблему: что делать с огромным количеством цеолита, который сам становится высокорадиоактивным.?
Через несколько дней, обсудив и изложив все это в протоколе, который подписали все специалисты данной группы, я вернулся в Гомель, на работу. Подробно рассказал о результатах командировки управляющему трестом. На второй день из Минска мне позвонил начальник Управления геологии Юрий Павлов и выразил свое недовольство тем, что я подписал такой протокол. Через несколько дней он собрал весь цвет гидрогеологов Белоруссии и поехал в Киев к Борису Графскому исправлять «неправильное» решение группы в части возможной закачки воды в скважину на территории Белоруссии. Главным доводом он приводил тот факт, что республика и так пострадала не меньше, чем Украина (и это действительно так), а еще собираются в ее недра закачать миллион кубометров радиоактивной воды. Как потом рассказывали участники этой встречи, Борис Графский внимательно выслушал всех и потом, обращаясь к Юрию Павлову, сказал: «Если я сейчас позвоню в Москву и доложу о ваших действиях, вы домой приедете безработным». Вся делегация тут же вернулась в Минск.
Вариант закачки воды в скважину, как более рискованный, не был реализован. Хранение твердых носителей радиоактивных веществ в могильниках – менее опасный вариант. К тому же в могильниках приходилось хоронить много другого, например, защитную одежду людей, которые работали вблизи АЭС. Они одежду меняли каждый день, а это тысячи комплектов...
В понедельник, придя на работу, мы узнали об аварии еще до официального объявления о ней. Наша геофизическая служба находилась в г. Мозыре, и там в процессе проверки приборов радиоактивного каротажа перед выездом на скважины обнаружилось, что все приборы показывают многократное превышение естественного радиоактивного фона. На местной метеостанции, куда с вопросом обратились геофизики, сказали, что это атмосферные помехи. Но вскоре в Мозыре появились первые беженцы из Припяти (город энергетиков около АЭС), и все стало ясно. Мы с помощью полевых поисковых радиометров СРП-68 начали проверять уровень радиации в рабочих кабинетах и квартирах. В моем кабинете, где в выходные дни форточка была открыта, уровень радиации составил около 700 мкр/час при фоне до аварии 8–10 мкр/час. В нашей квартире радиация составила 500 мкр/час. Через две недели общий уровень радиации резко упал в несколько раз, так как основным носителем радиации был радиоактивный йод с периодом полураспада две недели, и остались только «долгожители» с периодом полураспада около 30 лет, но их было немного.
Через месяц после аварии, 23 мая, в пятницу я был в служебной командировке в Минске в Управлении геологии при Совете министров БССР. Закончил дела и после обеда уехал в аэропорт, чтобы лететь домой в Гомель. Там меня ждало новое командировочное удостоверение, которое мне передали с моей женой: она работала геологом в нашем тресте. Оказывается, когда я был в Минске, начальнику управления геологии Юрию Ивановичу Павлову звонили из Киева, из штаба по ликвидации последствии аварии на АЭС, и просили обеспечить прибытие в штаб к 10 часам в понедельник 26 мая специалиста с материалами по гидрогеологии Припятского прогиба. Несмотря на то что в Минске в двух научно-исследовательских институтах, в ведомственном и в академическом, имелись отделы гидрогеологии, в которых работали доктора и кандидаты наук, принято было решение отправить в Киев меня.
26 мая рано утром на служебной машине я выехал и к назначенному времени прибыл в штаб. Там работало несколько групп по разным направлениям. Я был в группе, которая должна была подготовить предложения по утилизации воды под реактором АЭС объемом более миллиона кубометров и с уровнем радиации около двух рентгенов в час. Руководителем группы был Борис Васильевич Графский – кандидат геолого-минералогических наук из Москвы. Рассматривали два возможных варианта. Один вариант – закачка этой воды в одну из нефтепоисковых скважин, которые мы бурили в южной части Припятского прогиба в сорока километрах от АЭС. Здесь пористые высокоемкие песчаники залегают на глубине два и более километров. А над ними соленосная толща около одного километра. Соленосная толща наравне с глинистой толщей является хорошим, непроницаемым в обычных условиях экраном для жидкостей и газов. Второй вариант – это очищение воды от радиоактивных элементов с помощью цеолита – минерала, обладающего высокими адсорбционными свойствами. Богатое месторождение цеолита есть в Украине.
Каждый из этих вариантов имел свои минусы и плюсы. Вариант закачки воды в скважину был чреват тем, что в случае аварии на водоводе длиной сорок километров могла случиться новая катастрофа. Кроме того, поведение закачанной воды в недрах неконтролируемо, и в определенных ситуациях она по трещинам и разломам в земной коре могла появиться в верхних слоях или на поверхности земли. Вариант очищения воды с помощью цеолита порождал другую проблему: что делать с огромным количеством цеолита, который сам становится высокорадиоактивным.?
Через несколько дней, обсудив и изложив все это в протоколе, который подписали все специалисты данной группы, я вернулся в Гомель, на работу. Подробно рассказал о результатах командировки управляющему трестом. На второй день из Минска мне позвонил начальник Управления геологии Юрий Павлов и выразил свое недовольство тем, что я подписал такой протокол. Через несколько дней он собрал весь цвет гидрогеологов Белоруссии и поехал в Киев к Борису Графскому исправлять «неправильное» решение группы в части возможной закачки воды в скважину на территории Белоруссии. Главным доводом он приводил тот факт, что республика и так пострадала не меньше, чем Украина (и это действительно так), а еще собираются в ее недра закачать миллион кубометров радиоактивной воды. Как потом рассказывали участники этой встречи, Борис Графский внимательно выслушал всех и потом, обращаясь к Юрию Павлову, сказал: «Если я сейчас позвоню в Москву и доложу о ваших действиях, вы домой приедете безработным». Вся делегация тут же вернулась в Минск.
Вариант закачки воды в скважину, как более рискованный, не был реализован. Хранение твердых носителей радиоактивных веществ в могильниках – менее опасный вариант. К тому же в могильниках приходилось хоронить много другого, например, защитную одежду людей, которые работали вблизи АЭС. Они одежду меняли каждый день, а это тысячи комплектов...