Спринтер с гранатами

Добирался на перекладных

И действительно путь к герою оказался непрост. Сначала из Кабула на военно-транспортном самолете я долетел до Кандагара. Потом до провинции Фарах меня подбросили на «вертушке». Оттуда на другом вертолете попал в Лашкаргах. А дальше... Нашел свои дневниковые записи той поры – процитирую их.

«13 мая. Посадочная площадка в Лашкаргахе на пыльном песочном холме. Здесь еще жарче, чем в Кандагаре, где было плюс сорок. Ветер несет тучи песка и обжигает лицо. От вертолета поплелся в расположение бригады. У меня было такое ощущение, что не дойти, что беспощадное солнце меня просто испепелит. В какой-то момент натурально запаниковал. И вдруг случилось чудо: голова сразу стала ясной, я почувствовал прилив сил. Понял, что это Таня из Москвы «увидела» мою панику и зарядила своей энергией.

Это состояние потом не покидало меня весь оставшийся день.

В штабе бригады сказали, что на Марджу, где стоит батальон Козлова, скоро пойдет колонна. Накормили, напоили холодным квасом, и в 16.30 действительно к штабной палатке с рычанием подошла боевая машина десанта (БМД). Старший лейтенант Арам Авакян, которого отчего-то все зовут Володей, предложил устраиваться на броне, и мы без промедления отчалили. Колонна состояла из двух бронемашин.

Чем ближе к боям, к реальному противнику, к повседневной обычной опасности, тем меньше показного героизма, бряцания оружием, все очень буднично и просто.

Мы ехали по краешку пустыни, избегая заминированных дорог, и мои спутники не держались за автоматы, не вертели пушкой БМД, они просто сидели на броне, свесив ноги в люки. И улыбались. Потому что никто в них не стрелял, светило солнце и все были живы.

Доехали без приключений».

Батальон Козлова стоял неподалеку от границы с Ираном. Там вся местность была изрыта каналами, а между ними – камышовые заросли, это редкость для Афганистана.

Как я вскоре уяснил, «духи» находились совсем рядом, пальба началась еще до захода солнца и продолжалась с перерывами до полуночи. Под эту «музыку» я и беседовал с героем – о его жизни, службе и подвиге.

Сережа оказался симпатичным русским парнем – голубоглазым, могучим, немногословным. Он смущался от того, что вот приехал корреспондент в такую даль и теперь на глазах у подчиненных устраивает ему форменный допрос. С трудом мне удалось вытянуть из капитана подробности того боя, за который он получил свою золотую звезду.

Смелого пуля боится

В феврале 1980-го ему, тогда командиру роты, поставили задачу: взять под контроль важный мост через реку Кокча в одной из северных провинций. Десантники только месяц назад вошли в Афганистан, все были необстрелянными, да и командиры толком не знали, что их тут ждет. Ни разведки, ни четкого представления о противнике...

Старлею Козлову только и было сказано, что силы у «духов», обороняющих мост, примерно сопоставимы с потенциалом его роты. И мостик, мол, небольшой, так что проблем быть не должно. Вперед!

Однако, когда вертолеты десантировали роту на оба берега реки, и ребята попытались продвинуться к цели, то сразу наткнулись на такой плотной огонь, что сразу стало ясно: «духов» раз в десять больше, да к тому же подступы к мосту надежно охраняла массивная башня, превращенная сейчас в дот. Из всех ее окон – по вспышкам было видно – били крупнокалиберные пулеметы и «калаши». А на берегах, по обе стороны реки, существовала подготовленная по всем правилам система обороны – с окопами, ходами сообщений, блиндажами. Да и мост оказался как раз капитальным и длинным, метров сто, не меньше. Настоящий стратегический объект.

В роте сразу появились раненые и первый «двухсотый» – взводный Женя Любин. Командиру стало ясно: в лоб эту крепость не взять, потери будут слишком большими. И не уверен был командир, что сможет поднять в атаку своих бойцов – так густо летел в них свинец.

Ключ к мосту – это теперь тоже было абсолютно ясно – та трехэтажная башня, которая щедро поливала огнем окрестности.

– Володя, – сказал он Авакяну, – я сейчас пойду к этой башне, а ты в это время организуй огонь из всех стволов по окнам. Из всех, особенно из пулеметов, ты меня понял?

Авакян, пригнувшись, бросился было к своему взводу исполнять приказ, но тут же вернулся, очумело уставился на ротного:

– Командир, я не понял: кто пойдет к башне? Какой взвод?

– Я один пойду. Действуй!

– А-а, – протянул Авакян, который опять ничего не понял, но переспрашивать уже не стал.

Сергей махнул взводному рукой, и когда шквал огня обрушился на башню, он поднялся во весь рост, побежал вперед. Один.

Если верно говорят, что смелого пуля боится, то здесь был как раз тот самый случай. И еще, конечно, невероятное, фантастическое везение.

Козлов бежал по мосту, открытый со всех сторон, бежал так, как никогда в жизни до этого не бегал, и сотни глаз следили за этим бешеным спринтом – одни с надеждой, другие с ненавистью.

Добежав целым и невредимым до первой траншеи за мостом, он забросал ее гранатами, затем в три прыжка оказался прямо у подножия башни и остальные гранаты, не мешкая, швырнул в ее нижние окна: там внутри послышались взрывы, вопли, еще взрывы, видимо, сдетонировал боезапас.

Тут к нему на подмогу рядовой Калимулин подоспел, он еще гранат принес, и все они тоже без промедления полетели в башню. Потом эту башню сотряс страшный взрыв, и она сразу превратилась в груду дымящихся развалин.

Бойцы, заведенные дерзостью своего командира, довольно быстро подавили сопротивление остальных очагов обороны, вытеснили оставшихся моджахедов в горы. Приказ был выполнен. Потери у Козлова составили семь человек убитыми и двое ранеными.

Это было одно из первых серьезных боестолкновений подразделения 40-й армии с моджахедами.

А бой, оказывается,был «учебным»

Позывной у радиостанции его штаба – Герой. Так и говорил радист: «Я – Герой». Мне показалось, что рядом с командиром все они там чувствовали себя героями.

Когда обстрел позиций усилился, в палатку к нам вбежал Володя Авакян: «Командир, разрешите узнать, в чем дело». Я увязался с ним. Боевое охранение оказалось совсем недалеко от штаба батальона. Там в окопчике горел костерок, солдатики мирно пили чай, другие бойцы чуть поодаль из укрытия палили в камыши из автоматов, а еще рядом был минометный расчет, там тоже занимались своим прямым делом.

Авакян, маленький бородатый армянин, очень гражданский на вид, но при этом явно боевой, пошептался о чем-то с командиром взвода, я походил среди ребят, никто из них не проявлял ни малейшей тревоги. Солнышко только-только зашло. Стрельба улеглась, и мы вернулись обратно, поспели как раз к ужину. На ужин была жареная кабанятина. «Тут этих зверей много, – объяснили мне. – Мы их бьем, и мирные иной раз приходят, просят мяса, только так, чтобы никто не узнал, ведь свинина у них – табу».

Вернувшись в Кабул, я написал, как мне казалось, очень хороший очерк о Сереже Козлове и его десантниках. Продиктовал текст редакционной стенографистке и стал ждать газету. Но когда спустя две недели газета пришла, то я глазам своим не поверил. От моего очерка военная цензура оставила рожки да ножки. Бой, оказывается, был учебным, противник условным, никаких убитых и раненых, а Козлов – «отличник боевой и политической подготовки». Я чуть от стыда не сдох, представив, что газету с этой туфтой увидит Сергей и прочитают его ребята-десантники.

Следующая наша встреча произошла уже через год в Москве. Он поступил учиться в военную академию, я вернулся в редакцию. Объяснились. Он все правильно понял.

К сожалению, военная карьера у Сережи не задалась, виной тому стала извечная русская проблема. Слишком много было людей, которые обязательно хотели выпить с Героем Советского Союза. Он рано ушел из жизни.

Кстати

Таня, которую я упоминаю в дневнике, это моя жена. Она обладала удивительной способностью даже издалека заряжать меня позитивной энергией. Видела каким-то третьим глазом, что мне трудно, и не раз приходила на помощь. Невероятно? Но – факт.