Величие этой личности было осознано современниками еще при жизни патриарха. Долгой, но все равно не хватившей, чтобы сделать еще немало других добрых и полезных дел.

Нафи Григорьевичу удивительно мало нужно было от нашего бренного бытия, а сам он отдавал людям бесконечно много. Почтенный возраст и болезнь не выключали его из активной творческой деятельности ни на день. Издано десять томов собрания сочинений, еще столько же подготовлено к печати. Шла работа над научными трудами, продолжались консультации, за которыми обращались все, начиная со старшекурсников высших учебных заведений и заканчивая профессорами. Было тяжело, но он всегда преображался, когда приходили гости, чаще всего – целые делегации. О предшествовавших бессонных ночах и страданиях знали только самые близкие люди. Они и берегли его для всех нас до тех пор, пока это было возможно.

Талант поэта и пытливого исследователя у Нафи начал раскрываться еще в ранней юности, но в 16 мальчишеских лет ему пришлось примерить военную форму. О том периоде его жизни не известно почти ничего, разве что оброненная им как-то фраза: "Самолет подбили, но мы все же приземлились и долго добирались до своих". О себе не рассказывал ничего и никогда, а вот о боевых товарищах и ярких творцах с опаленными судьбами мог вспоминать бесконечно долго. И воспоминаний о них оставил достаточно для того чтобы понять – у нас была бы еще более богатая литература, если бы те вернулись, доучились, дописали свои произведения.

Ну, а секрет его долгой жизни заключался, видимо, в умении дружить и никогда не то чтобы сказать, а и подумать о ком-то плохо. Надо было видеть, как душевно отзывался он о товарищах по творческому цеху, ныне являющихся классиками кавказской литературы, как самозабвенно переводил их произведения на осетинский язык. Одним из его лучших друзей был Кайсын Кулиев, 100-летие со дня рождения которого будет отмечаться в Кабардино-Балкарии в конце этого года. Литераторы и ученые из соседней республики Нафи навещали часто, подчеркивая, что на планируемых торжествах он будет почетным гостем. Судьба распорядилась по-другому, но мы можем предположить, что в выступлении на вечере памяти прозвучали бы его слова: "Вот и ныне я обращаюсь к друзьям туда, где безмолвие не нарушается, если даже слышат голоса иного мира, разлука с коим необратима. И потому тихо, но внятно шепчу им свои "горестные заметы сердца" о Кавказе и кавказцах… Ведь я говорю с Кайсыном Кулиевым, с великим певцом из Чегемского высокогорья; с Магометом Мамакаевым из Чечни, Джемалдином Яндиевым из Ингушетии, с Адамом Шогенцуковым из Кабарды, с Аткаем Аджаматовым из Дагестана, а они все – отзывчивые, мужественные и мудрые кавказцы, люди редкостного благородства. Верю, что мы как были, так и остались близкими по сердечной сути и разумению мира людьми, потому мне вовсе не в тягость этот разговор с безмолвием друзей… Говорю на русском языке, на котором мы произносили свои первые слова братского привета и последние слова горького прощания..." Это строки из пронзительной статьи "Послание в страну безмолвия", опубликованной в 2000 году в журнале "Дружба народов". Истинного интернационалиста не могло не беспокоить то, что с развалом большой советской страны вспыхнули межнациональные конфликты. Рассуждая о путях к миру, Нафи Григорьевич писал следующее: "Такое сложное дело требует и многой мудрости, и неизбывного мужества. Такое было бы по плечу названным ранее людям из страны безмолвия. Но, к горю нашему, они не придут к нам, это не в их воле. Это дело решать только нам, их наследникам, если окажемся достойны выпавшей нам доли послов народного примирения.

Я не знаю, с чего следует начинать, но, может быть, с периферийных контактов писателей, художников, ученых, которые были знакомы еще в годы, предшествовавшие противостоянию?..

Думаю, с чего бы ни началось наше движение по преодолению шаг за шагом поля недоверия между нашими народами, нам может сослужить хорошую службу одна древняя, но аксиоматическая истина – миру между всеми народами Кавказа, миру в нашем общем доме нет альтернативы, если мы желаем не только выжить, но и жить достойно в мировом сообществе народов. Наш долг, думаю, внушить каждому кавказцу эту простую истину, повторять ее как молитву, ведь молитва от повторения не стареет, равно как и эта глубоко человечная истина".

В литературе Нафи Джусойты нашел свою дорогу, как и в науке. У него были прекрасные возможности сделать карьеру в Академии наук СССР, но для этого пришлось бы находиться вдали от малой родины, чего допустить ему было невозможно. Так он и прожил на Юге Осетии, деля с ней все радости и тяготы, не покидая ее даже в самые тяжелые годы вооруженных агрессий.

Многие из писателей-соотечественников, которых Нафи также сплачивал вокруг себя, воздают должное его таланту, ставя мерилом еще и другой факт. Никто из творцов не был так привечаем в редакциях всесоюзных толстых журналов, выходивших миллионными тиражами, как он, участвовавший в больших дискуссиях о путях литературного процесса, судьбах языков малых народов. То же самое касательно наиболее солидных научных изданий может сказать сообщество ученых в лице коллективов ЮОГУ, СОГУ, ЮОНИИ, Владикавказского научного центра.

Патриарх ушел. Но осталось Слово…