Хотя поступил наш земляк в 2008 году в ГИТИС, так сложилось, именно на актерский факультет. Проучился там три года, а в 2011-м был принят на очное отделение режиссерского факультета Театрального института им. Б. Щукина. На курс одного из корифеев современной отечественной режиссуры – Римаса Туминаса. Дипломный спектакль "Король умирает" по пьесе Эжена Ионеско, поставленный талантливым парнем из Северной Осетии, был отобран для участия в международном фестивале в Вильнюсе, а потом вошел в репертуар Новой сцены Московского Вахтанговского театра. А в "Маяковке" Анатолий поставил уже два спектакля: "Я была в доме и ждала…" по пьесе Ж.-Л. Лагарса и "Бешеные деньги" А. Островского. Приурочена премьера "Бешеных денег", состоявшаяся в Театре Маяковского в апреле нынешнего года, была к юбилею народной артистки России Светланы Немоляевой. Играет там "звезда" Надежду Чебоксарову, маменьку главной "антигероини" пьесы, Лидочки – этакий елейный на вид божий одуванчик, оказывающийся на поверку той еще хищной росянкой. И об этом спектакле молодого режиссера из Владикавказа сразу же заговорила театральная Москва.

А первый его показ "на периферии" состоялся, так удивительно совпало, тоже во Владикавказе – в дни проходивших у нас с 8 по 14 сентября гастролей "Маяковки". И в зале Осетинского театра, на подмостках которого "маяковцы" закрывали этой постановкой Анатолия Шульева свои гастроли, в тот вечер был аншлаг. А режиссера и актеров публика долго не отпускала в финале со сцены, аплодируя им стоя…

– Анатолий, а как все-таки получилось, что, выбирая, кем быть, вы для себя твердо выбрали именно театр? Причем не профессию актера, в которую тянет большинство молодых ребят, мечтающих о сцене и рвущихся в Москву из глубинки штурмовать театральные вузы, а режиссуру? – с этого вопроса и началось наше интервью.

– В шесть лет мама взяла меня за ручку и привела в театр-студию "Премьера" при Республиканском дворце детского творчества. Заниматься там у педагогов Натальи Ахтырцевой и Елены Смирновой – это было потрясающе. В студии нас окружала настолько творческая атмосфера, кипела такая насыщенная и интересная жизнь… И от Натальи Владимировны я впервые и услышал: "Мне кажется, тебе надо поступать в театральный…"

А еще 1990-е – это как раз были годы, когда пал Советский Союз вместе с "железным занавесом", и на наши экраны прорвалось американское кино. Я тогда совсем маленьким был, но никогда не забуду, какое ошарашивающее впечатление на меня произвел документальный фильм о том, как Стивен Спилберг создавал спецэффекты для своего "Парка юрского периода": его в 1996 году показал телеканал ТНТ. Вот так я и заразился, с одной стороны, магией сцены в театре "Премьера", а с другой – магией кино.

А когда уже учился в старших классах, кто-то из учителей нашей владикавказской СОШ № 7 принес однажды в класс и повесил на доску большое рукописное рекламное объявление о наборе абитуриентов во ВГИК. Интернета, куда сегодня можно без проблем зайти и с правилами поступления в ведущие московские творческие вузы ознакомиться, в те годы ведь еще не было… Это меня, что называется, добило. И я начал к вступительным экзаменам во ВГИК готовиться.

Когда я туда поехал поступать, мне было 16. Во ВГИК меня не приняли. Полтора года я отучился в Москве в Высшей школе экономики, но в 2008-м своего все-таки добился: стал студентом ГИТИСа. А потом была учеба у Римаса Владимировича…

– А "Маяковка" как на вас глаз положила?

– Когда мы, дипломники, защитились, Римас Владимирович решил, что каждому из нас обязательно нужно теперь поставить какой-то спектакль не в "своей" альма-матер. Чтобы понять и прочувствовать, что такое поиск режиссером контакта и диалога с новой для него труппой, с которой он раньше не работал. А Театр Маяковского – это сейчас один из самых перспективных театров Москвы. Он – на взлете, он выпускает замечательные спектакли… И мне очень захотелось сделать свою постановку именно там.

Римас Владимирович помог мне встретиться с худруком "Маяковки" Миндаугасом Карбаускисом. Мы с ним такую возможность обсудили, он посмотрел моего "Короля…" – и в итоге я начал ставить Лагарса на малой сцене "Маяковки". И только после этого мне была доверена постановка "Бешеных денег" на ее основной сцене – к юбилею Светланы Немоляевой.

– Не бегали мурашки по позвоночнику, когда вы брались за этот проект?

– Знаете, меня уже много раз об этом спрашивали. Но когда занимаешься любимым делом, да еще таким интересным, страх плещется в тебе ну где-то репетиции до четвертой – а потом он куда-то пропадает. И сменяется осознанием: вот – задача, и тебе, решая ее, нужно сделать верные ставки, как в казино… Это, скорее, Миндаугасу должно было быть страшно: оправдается ли его рискованная ставка уже на меня?

– А как со Светланой Немоляевой вам работалось?

– Да прекрасно. От Светланы Владимировны такая энергетика исходит! У меня, честное слово, на репетициях было ощущение, что ей – лет 17, а я – студент-пятикурсник, который всего-то самую чуточку постарше, чем она. Ощущение искры, проскакивающей между нами, игривого творческого флирта какого-то: на каждую репетицию мне просто бегом бежать хотелось… Вот эта химия – она для меня как для режиссера всегда очень важна. Мне надо, чтобы я был влюблен в артиста – и чтобы артист, по возможности, меня тоже полюбил. И тогда, в этой гармонии, мы и начинаем вместе, образно говоря, строить лесенку к тому, чего хотим добиться… В конфликте с актером лично у меня никогда не получается ничего.

– "Бешеные деньги" Островского – пьеса, которая сегодня, без всякой натяжки, по-настоящему пугает тем, как злободневно она звучит. Ставя ее, вы сознательно делали акцент в своем спектакле, в том числе, и на это?

– Когда-то, на первом курсе Щукинского училища, я в самостоятельном отрывке из "Бешеных денег" играл Савву Василькова. Ничего, конечно же, в этом образе тогда не понял. А когда мы с Миндаугасом начали искать пьесу, которую можно было бы поставить к юбилею Светланы Немоляевой и которая в то же время открывала бы перед режиссером простор для решений, способных предложить "Маяковке" хороший и интересный спектакль, то на "Бешеных деньгах" остановились просто синхронно. Тема этой пьесы сейчас в России не только сверхактуальна: о ней трубят все. Погоня за бешеными, легкими деньгами, проблемы коррупции – это у всех на слуху.

А когда мы ее решили повезти во Владикавказ, волнение, конечно, было. Для меня это был не то что даже экзамен перед родным городом, а такой диалог со своим детством, со своим прошлым, со своими корнями… И очень хотелось, чтобы спектакль этот владикавказскому зрителю понравился. Чтобы вызвал у него чувственный, эмоциональный отклик, идущий от сердца…

Было волнение, разумеется, и от того, что в зале в этот вечер сидели мои педагоги из театра "Премьера". Еще одна моя замечательная наставница, заслуженная артистка России, одна из ведущих актрис владикавказского Русского театра Александра Николаевна Турик: она меня готовила к поступлению в театральный вуз, и мы с ней и по сей день поддерживаем очень теплые контакты. И, конечно, мои мама и папа…

– Семья у вас, кстати – очень известная в Осетии, хотя и не театральная. О ваших родителях и наша "СО" не раз писала…

– Мама и папа мои, Ирина и Федор Шульевы – оба геологи. Закончили СКГМИ. С юности очень серьезно занимались альпинизмом: мама – кандидат в мастера спорта по скалолазанию, папа, немало лет проработавший еще и спасателем МЧС, – один из первых в Осетии альпинистов, поднявшихся в 1995 году на Эверест… И уметь идти на риск – этому меня тоже, я бы так сказал, научили они. Особенно мама. Позволить своему ребенку пойти в профессию, где шансы состояться, добиться каких-то результатов – один к тысяче, решится, я так думаю, далеко не всякий родитель. А только очень рисковый…

Но, видимо, невозможное возможно. Вслед за мной в эту профессию и мои брат с сестрой потянулись. Брат, Владимир, работает сейчас в Москве – актером в Вахтанговском театре. Сестра, Юля, поступила во ВГИК, на режиссуру к Кончаловскому – то есть воплотила в жизнь мечту о кино, которую, поступая туда в 16 лет, не смог реализовать я… Вот такая семейная династия получается.

– И тем не менее кинорежиссурой вы тоже с успехом в Москве занимаетесь параллельно с работой на сцене. Ваши короткометражные фильмы "засвечивались" уже на целом ряде кинофестивалей в России и США: картина "Крылья" получила, к примеру, несколько лет назад призы на фестивалях "Видение" и "Киноликбез", картина "Дар" – на Фестивале свободных кинематографистов и на кинофоруме "Будем жить"…

– Она и в российский прокат, к слову, пошла – в рамках киноальманаха "Позитивное кино". Но чтобы кино снимать, даже короткий метр, и сил нужно много, и денег, а их найти сегодня не так-то просто. И я сам пока, честно говоря, еще не очень доволен тем, что у меня в кино получается. Хотя реализовать себя в этом по-настоящему хочется.

– А нет ли желания что-то снять или поставить здесь, дома, Осетии?

– Такие задумки еще после постановки "Короля…" появились. Но в Москве у меня настолько плотно все расписано, что, к сожалению, вырваться сюда для этого пока никак не получается: работа в Театре Маяковского, в Вахтанговском театре мы в декабре выпускаем премьеру по Цвейгу, Миндаугас Карбаускис набрал сейчас курс в ГИТИСе и предложил мне там поработать педагогом… А полтора года назад у меня еще и дочка родилась, Варвара. Жена моя, Полина Шульева – москвичка, актриса и композитор: первое образование у нее – дирижерско-хоровое, а потом она еще и актерский факультет ГИТИСа закончила. В спектакле "Бешеные деньги", кстати, звучит ее музыка.

– Не выматывает сумасшедший круговорот столичной творческой жизни?

– Наоборот, я рад, что у меня так много работы. Знаете, можно, конечно, годам этак к 30-ти наработать себе в профессии дивиденды – и потом свою жизнь просто доживать. А можно развиваться по-другому – по амплитуде. То есть где-то к 65 – 70 годам достигнуть пика и после этого уже начать успокаиваться… И меня пока успокаиваться не тянет!