Горы Северной Осетии стали родными для сына университетского профессора из Риги, молодого и образованного юноши, приехавшего в природный заповедник изучать туров. Думал ненадолго, лет на пять. Но вот уже 42 года, исследуя жизнь горных копытных, он, как улитка, носит на себе весь свой "комфорт" – спальный мешок, продукты, другие необходимые вещи и проводит свои наблюдения, отражающие ход природных процессов в безлюдном мире гор Северной Осетии. Всемирно известный териолог, специалист по горным копытным, кандидат биологических наук Павел ВЕЙНБЕРГ сегодня знает об этих горах и их обитателях практически все.

Благодаря ему мировое сообщество зоологов знает, что есть в России горная Осетия, а там – Северо-Осетинский заповедник. Наряду с международными исследованиями он ведет в родном заповеднике большую часть повседневной рутинной зоологической работы: организует учеты диких зверей и сам участвует в них.

– Павел Иоэлич, много лет назад вы приехали работать в достаточно консервативный в обычаях и нормах поведения горный край, не зная, где будете жить и как вас примут. Тогда, в середине 70-х, научный отдел Северо-Осетинского заповедника только создавался.  Вас не напугало отсутствие бытовых удобств, даже дрова для печки приходилось носить по бревнышку из маршрутов. Не было и достойной зарплаты. Но вы остались.

– Конечно. Когда Главное управление охотничьего хозяйства и заповедников СССР направило меня в Северную Осетию, я безмерно был рад. Во-первых, очаровали горы. Во-вторых, мне сказали, что объектом исследования может быть кавказский тур. Ведь тема курсовой работы в годы учебы в Армении была посвящена кабану, и копытные меня всегда интересовали. Поэтому меня это вполне устроило.

– Такое ощущение, что только вас, молодого исследователя, и ждали все хребты Цея и Кассары, благодатные долины Туалгома, где еще не ступала нога ученого. Ведь до сих пор вы – единственный специалист такого уровня, который занимается копытными. Как живется сегодня в Осетии этим животным?

– Начнем с того, что самые комфортные условия для копытных – это те, где фактически сохранились лучше всего горные экосистемы. Посмотрите, где осталась дикая природа в Европе? В Скандинавии, где гористая местность, более или менее сохранилась в Альпах, в Карпатских горах. А на равнине, может быть, и есть животные, но леса там искусственные, там не осталось естественных лесов. В этом плане горное копытное – очень интересный объект, за которым можно реально наблюдать.

Изучение копытных высокогорья достаточно нелегко ввиду особенностей этих районов. Исследователь, работающий в одиночку, может зафиксировать только небольшую часть интересующего материала. Исследовать их любопытно, но очень трудно физически.

Восточно-кавказский тур – это фоновый вид в заповеднике и вообще на Кавказе. Его сложно наблюдать, и работа раньше в основном велась в зимнее время по следам. В заповеднике и в Осетии в целом тур всегда являлся наиболее многочисленным животным, нежели остальные копытные вместе взятые. Ни одно копытное даже близко не может сравниться по численности с ним. Это наблюдается не только в Осетии, но и по всему Большому Кавказу. Если, по последним данным, у нас обитает 3,5 тысячи туров, то кабана у нас почти нет (численность его никогда не превышала 1000 голов), оленя и косуль у нас никогда столько не было (меньше 1000), а о серне и говорить нечего – ее вообще мало. Даже сейчас при общей неплохой численности туров в республике емкость угодий в горах далеко не исчерпана. Их может быть и в два раза больше, и это будет нормально. Ситуация с другими копытными более серьезная. Плотность населения серны, косули, оленя очень низкая. Возможности для роста их популяций сейчас практически неисчерпаемые.

– Известно, что в республике реализуется программа по восстановлению популяции самого крупного наземного млекопитающего Европы – зубра. Она направлена на пополнение существующих и создание новых вольно живущих групп зубров на Северном Кавказе.  Почему возникла эта программа и каковы ее перспективы у нас в республике?

– Действительно, по этой программе было очень много споров. Были мнения, что вообще не надо заниматься восстановлением зубров на Кавказе. Их акклиматизация в Цейском заказнике до начала 90-х годов была самая удачная в Советском Союзе. Тогда зубров в заказнике насчитывалось примерно 220–230 голов. А потом все рухнуло. И этому способствовали не только суровые зимы. Эти животные съели почти всю ежевику в лесу. А это их главный зимний корм, помимо коры и веток. Ежевика осталась только на таких крутых склонах, куда зубры вообще взобраться не могли. А они поднимаются и на склоны крутизной 60 градусов. Потом они начали уничтожать тисс. И получился конфликт, когда один краснокнижный вид уничтожает другой. К тому же резкому падежу зубров от 220 до 35 способствовало и браконьерство…

Сегодня, по нашим последним (приблизительным) данным, в Цейском заказнике обитают 78 зубров. Из них – 6 телят. И следует отметить, что 100 зубров на территории заказника – это фактически предел. И если у нас их численность будет продолжать расти, то лет через десять, а может, и раньше мы достигнем численности 100 голов это существенный фактор, который может вызвать распространение болезней и падежа из-за недостатка кормов. Когда мы несколько лет назад начали обсуждать перспективы популяции зубров в Цейском заказнике, мне поручили сделать оценку территории республики, где можно было бы создать еще одну локальную популяцию, но побольше. Это междуречье Уруха и Ардона. Оно самое широкое и составляет 36 км, почти столько же, сколько вся остальная предгорная полоса республики. Там нет ни одного населенного пункта. Эта территория, по самым консервативным прикидкам, может вполне содержать 300–350 голов зубра. Однако, люди, живущие недалеко от Турмонского природного заказника, в Дигорском районе, были против их заселения. Тем не менее проблему надо было решать. Когда реализовываются такие масштабные проекты, о них нужно рассказывать, необходимо объяснять местному населению, что и как. Этого никто не сделал, поэтому и возникло противодействие со стороны жителей района.

А ведь цель программы – восстановить популяцию кавказского зубра, чтобы наши потомки смогли увидеть этих величественных животных не только в зоопарках, – и она оправдывает себя.

– При участии автономной некоммерческой организации "Центр природы Кавказа" продолжается работа по актуализации программы по восстановлению (реинтродукции) переднеазиатского леопарда на Кавказе. В 2017 году Северная Осетия предоставила свою территорию в качестве потенциально возможного места восстановления популяции этого животного. Как вы думаете, действительно ли может леопард прижиться в Осетии?

– Еще в конце 19 в. – начале 20 в. леопард был достаточно обычным животным, встречающимся на Кавказе, в том числе и у нас. Только сразу поясним ситуацию. У нас обитал леопард, но не снежный барс. Леопарда в России часто называют барсом. Если говорить о животном, которое обитает в Алтае, то речь идет о снежным барсе. А когда говорят о животном, обитающем на Кавказе, то это – леопард. Так что леопард и барс – это один и тот же зверь. Тот же, что и в Африке и в Индии. Но не тот, который живет в Центральной Азии или Гималаях. Оценок численности, сколько было барсов на Кавказе, никогда не было, потому что в царской России такие исследования вообще не проводились. Но зверь был редкий. Это все-таки крупный хищник с очень большим участком обитания, его площадь может быть около 1000 кв. км. То есть на территории республики, учитывая только ее горную часть (на равнине леопарду делать нечего, там не осталось мест обитания), начиная от подножия и до границы с Грузией, могут обитать 3-4 зверя. Потому что котята, особенно самцы, ищут себе новые участки обитания. Ни один самец леопарда не потерпит на своем участке другого самца. Вариантов нет. Как и всегда, эти звери могут прийти к нам с юга, то есть со стороны Ирана прежде всего. Считается, что идут они через Карабах и проникают на Большой Кавказ. И те звери, которых удалось заснять в Дагестане и которые попадались на камеры у нас, это, по всей вероятности, "бродячие" леопарды – молодые самцы, которые ищут для себя участки обитания. И даже если камеры 2-3 раза зафиксировали леопарда, это еще не значит, что он здесь живет.

Сейчас решается вопрос, где проводить следующий выпуск. Первый был на территории Кавказского заповедника. Есть мнение академика РАН Вячеслава Рожнова, что его можно провестиь и в Северной Осетии. Но дело в том, что совершенно не важно, где этих зверей выпускать с точки зрения их будущего обитания. Потому что они пойдут туда, куда захотят. И даже если их выпустить здесь и окружить любовью и заботой, это абсолютно не гарантирует, что они останутся на данной территории. Поэтому это, скорее, вопрос политико-имиджевый, а не зоологический и не природоохранный. Я бы сказал, что для леопарда более характерны лесное обитание. На этом сходятся все специалисты. Он может обитать летом в высокогорье и охотиться на тура. Но, по всей вероятности, зимой он спустится вниз, туда, где есть широколиственные леса, потому что леопард не любит снег. А глубокий снег он вообще не переносит. Например, на Дальнем Востоке он живет там, где многомесячная высота снежного покрова не превышает 30 см. Учитывая то, что ширина горной полосы в республике самая маленькая на всем Кавказе и сама республика небольшая, а также то, что леопард не сидит на одном месте, то, обитая у нас, он может пройти 10 км и оказаться либо в Южной Осетии, либо в Ингушетии, либо в Кабардино-Балкарии. К этой ситуации нужно отнестись с известной долей иронии. Потому что это не копытное, которое вышло и поело травы. Если копытных можно передерживать, приучать к определенному месту, то леопард ведет себя по-другому. Невозможно предсказать, куда его "понесет", особенно в условиях невысокой численности копытных. Если бы у нас плотность копытных была хотя бы в 4 раза выше, тогда другое дело. Но, безусловно, реализация программы по леопарду может повысить имидж региона. Это могло бы дать толчок для серьезных научных исследований дикой природы в республике. Но тут нужно учитывать еще один момент. Мониторинг леопардов – это огромная работа. Нужны квалифицированные специалисты. Например, в Кавказском заповеднике в районе первого выпуска леопардов установлено большое количество фотоловушек. Обычное их обслуживание требует много физических сил специалистов. И вот вопрос, готовы ли мы к этому?

– Стало быть, Северная Осетия испытывает дефицит специалистов, в частности, зоологов…

– Если учесть, что за последние 37 лет к нам в заповедник пришел лишь один молодой зоолог, то о чем может быть речь! Специалистов не хватает катастрофически. Что будет завтра или послезавтра, я не знаю. Причем такая ситуация ведь не только у нас складывается. Она в общем-то везде одинакова. Идти работать в заповедник, ходить по горам и получать за это 7–8 тыс. рублей, – эта перспектива молодежь не очень радует. Зоологов никогда много не было. Потому что физически это очень тяжелая работа. Например, по территории заповедника передвижение возможно только пешее. Ни лошадь, ни ишак там не пройдут, тем более никакой транспорт не проедет. Поэтому зоологи нужны. Причем нужны специалисты, которые готовы высунув язык бегать по горам и изучать животных. Такими могут быть только энтузиасты.

…Энтузиасты, которые серьезно увлечены своим делом. Павел Вейнберг посвятил всю свою жизнь изучению природы Северной Осетии. Он объехал почти все горные территории России и многие горные страны мира – Турцию, Армению, Азербайджан, Францию, Израиль, США. И всегда возвращался в Осетию. Потому что здесь – любимая профессия и неиссякаемый интерес к природе.