В ноябре 1953 г. был снят с должности со строгим выговором вследствие утраты политического доверия Центрального комитета партии. Несколько лет был на низовой работе (начальник МТС, начальник машинно-дорожной станции), затем много лет руководил лесным хозяйством республики. В 1976 году ушел на пенсию с должности министра лесного хозяйства СОАССР. Умер в 1980 году в возрасте 73 лет. Имел 14 правительственных наград: шесть орденов и восемь медалей, среди них – три ордена Ленина, орден Трудового Красного Знамени, два ордена "Знак Почета". Во время Великой Отечественной Войны был членом Военного совета 9-й армии, заместителем, затем – Председателем Орджоникидзевского комитета обороны.

Родился Кубади в маленьком горном селении Кадат Куртатинского ущелья в семье бедняка, в 4 года потерял отца Джатагаза (Дмитрия). В возрасте 10 лет его вместе со старшим братом Созырко забрал в Пятигорск брат отца Казбек, который работал швейцаром в гостинице. Кубади выучил там русский язык, овладел первыми навыками грамоты. После возвращения в Осетию жил в Хумалаге, закончил школу, техникум, стал комсомольцем, поступил в пединститут, затем перевелся в Московский государственный университет, учился и одновременно работал у Н. К. Крупской. Вступил в 1927 году в ВКП(б). После окончания университета получил квалификацию прокурора и юриста. Вернулся в Осетию, работал помощником, затем – заместителем областного прокурора. В тридцатых годах был переведен на руководящую партийную работу, в 1938 году возглавил Совет народных комиссаров СОАССР.

Кубади Кулов возглавлял республику в очень сложный, противоречивый и трагический период истории нашего государства: предвоенное время, период Отечественной войны, послевоенное восстановление народного хозяйства, холодная война. На этот период пришлись строительство нового и ошибки, патриотизм и предательство, самоотверженность и клевета, верная служба народу и политические репрессии. Время, когда, несмотря ни на что, страна бурно развивалась, чтобы позже сломать хребет Гитлеру и стать затем мировой супердержавой, организатором социалистического лагеря. Об этом времени и о Кубади Кулове "СО" ведет разговор с его сыном Сосланом Кубадиевичем Куловым – создателем знаменитого в республике электронного научно-производственного центра "Баспик".

– Сослан Кубадиевич, ваш отец возглавил республику, пожалуй, в одно из самых сложных и неоднозначных времен в истории страны. Расскажите, пожалуйста, о том, как это произошло.

– У нас сегодня мало интересуются тем, что было вчера. Как-то я улетал из нашего аэропорта и зашел в магазин, смотрю – книжка Дамира Даурова "Этот маленький большой человек", посвященная моему отцу. Я спросил продавщицу: "Про кого эта книга?" А она мне в ответ: "А черт его знает, про кого"... Налицо разрыв поколений. Считаю, что надо знать настоящую историю. А это трудно, потому что ее постоянно фальсифицируют. Историю надо обязательно изучать и осмысливать. Делать выводы и использовать для будущего. Поэтому, если мы беседуем о юбилее моего отца как государственного и политического деятеля, то надо говорить в первую очередь о том, что это может нам дать для будущего. И не обойти то, какие требования были в то время к руководящим кадрам. Они были выработаны еще В. И. Лениным: идейность, компетенция, работоспособность, лидерство, умение увлекать за собой массы, бескорыстность. Требования жесткие, часто – даже неоправданно жесткие. И даже те, кто этим требованиям соответствовал, могли в любую секунду "загреметь" по какому-нибудь политическому доносу. Время было тяжелое, политизированное, фактически мы жили под неусыпным контролем "органов" и в условиях осажденной крепости. Во время Второй мировой войны американцы превентивно загнали всех проживавших в США японцев в концлагеря, и ничего, никто потом не жаловался, потому что шла война. А у нас война шла все время, начиная с 1917 года. И сейчас идет эта война против России. К сожалению, весь ХХ век мы прожили в состоянии конфронтации с западными странами, которые душили Россию именно потому, что она Россия. И все это непосредственно отражалось на работе и жизни каждого руководящего работника страны во времена СССР, миллионов простых людей.

Но даже и в этих экстремальных условиях многое делалось, потому что, несмотря ни на что, во главе общества преобладали созидатели. Думаю, что и мой отец принадлежал к ним, а после себя оставил серьезные дела, которые и сегодня помнят люди. Именно поэтому он остается в памяти, в истории, так же как и другие достойные руководители нашей республики. Отец мне говорил, и не раз: "Человек стоит ровно столько, сколько стоит дело, за которое он хлопочет". И еще у него было выражение: "Да, мелким человеком он оказался". Так он высказывался о людях подленьких, прикрывавших свою личную корысть государственным интересом.

Были ли у него ошибки? Безусловно, как и у каждого, который не боится дела. Ошибки в работе неизбежны, но нужно их видеть и преодолевать. А если иначе, то руководителю рано или поздно – смерть. Если же говорить о крупных делах, где существенную роль сыграл мой отец, то это, видимо, восстановление доброго имени Коста, керменистов, возвращение нартского эпоса, руководство в годы войны, экономическое и культурное развитие, государственное строительство.

– В первую очередь, я думаю, Осетия должна быть благодарна Кубади Кулову за реабилитацию Коста Хетагурова…

– Действительно. Дело в том, что в конце 1930-х годов Коста был официально объявлен буржуазным националистом, слабым художником, очень слабым поэтом и вообще, согласно официальной позиции был никем. Эта установка поддерживалась и республиканскими партийными властями, и нашими некоторыми писателями, да и центральные власти данную позицию подогревали. К счастью, некоторые люди, которые с таким подходом были не согласны, в первую очередь это Мылыхо Цораев – прославленный бригадир колхоза, депутат Верховного Совета СССР 1-го и 2-го созывов, пытались переломить эту ситуацию. Тот же Цораев как депутат поднял вопрос о реабилитации имени Коста в Москве. А тогда к депутатам относились очень бережно. Он дошел до Жданова – секретаря ЦК по идеологии, причем действовал очень активно. Тогда Жданов позвонил председателю Совнаркома Кулову и сообщил, что "вот вопрос о вашем народном поэте, мы его не знаем, а депутат Цораев настойчиво требует реабилитации Хетагурова". И отец безоговорочно поддержал Цораева. Я так подозреваю, что они в этом вопросе действовали совместно, это был такой тактический ход с их стороны. Но и Жданов не смог решить проблему! В итоге вышло постановление ЦК и Совнаркома за подписью секретаря ЦК Сталина и председателя Совнаркома Молотова "О проведении 80-летнего юбилея со дня рождения народного осетинского поэта и общественного деятеля Коста Левановича Хетагурова" от 21 июля 1939 года. Это исторический документ. Несомненно, что его лично правил Сталин. Об этом свидетельствуют чеканные строчки преамбулы в типично сталинском стиле: "Отмечая исключительное культурно-политическое значение творчества народного осетинского поэта и общественного деятеля, основоположника осетинской художественной литературы и осетинского литературного языка Коста Левановича Хетагурова…" И далее в постановлении следовали конкретные поручения: провести Декаду литературы и искусства, назвать педагогический институт именем Коста, ввести премии имени Коста, издать академическое собрание творческого наследия Коста, для чего Госплану выделить 4 тонны бумаги высшего качества и т.д. И в ноябре 1938 года была проведена первая декада, посвященная 80-летию Коста. Приехали все виднейшие писатели страны и Кавказа во главе с генеральным секретарем Союза писателей СССР Александром Фадеевым, который с восхищением говорил отцу: "Вы, осетины, открыли нам нового талантливого поэта. Это великое дело". И тогда же провели первый народный митинг на родине Коста, в ауле Нар. Сейчас эти торжества стали традиционными. Именно тогда Коста вошел в сокровищницу советской культуры.

Вячеслав БИТАРОВ: "Кубади Дмитриевич Кулов – один из достойнейших сынов осетинского народа, возглавивший республику, пожалуй, в самый сложный для нее период современной истории. Великая Отечественная война, послевоенное восстановление республики – все это легло на плечи Кубади Дмитриевича. Прозорливый политик, честный и скромный руководитель, он внес огромный вклад в развитие Северной Осетии, заложив фундамент небывалого подъема 1960-х годов как в экономике, так и в культуре".

– Подобная реабилитация произошла и с керменистами; как бы сейчас к ним ни относились, но для своего времени деятельность их была важна.

– У нас в городе улицы названы именами керменистов: Гибизова, Ботоева, Кесаева, Гостиева и других. Революционно-демократическая партия "Кермен", названная по имени легендарного крестьянского героя Кермена (Чермена), была организована до революции молодыми осетинскими революционерами-демократами из села Христиановского (ныне г. Дигора). Во время Гражданской войны они проливали кровь за советскую власть, а затем в годы репрессий их начали притеснять, объявляя националистами и реакционерами. Отец потребовал комиссию от ЦК, чтобы дать политическую оценку партии, как тогда обычно делалось. Комиссия разобралась, и керменисты, те, которые еще к тому моменту были живы (некоторых успели репрессировать), были реабилитированы, им даже был засчитан партийный большевистский стаж со дня вступления в партию "Кермен". Они вошли в историю, их именами названы улицы. Добавлю, что отец многие годы дружил с одним из видных керменистов Амурханом Ботоевым, навещал его в Москве, и я несколько раз был у него дома. Помню, что дядя Амурхан подарил мне несколько прекрасных наборов красок (он в 50-х годах работал в Москве в тресте, который выпускал краски). В последний раз я навестил старика, уже будучи студентом Московского энергетического института. В тот же вечер к Ботоеву приехали Билар Емазаевич Кабалоев и Исса Александрович Плиев. Оказалось, что в тот день Кабалоева в ЦК утвердили на должность первого секретаря обкома партии. Накрыли стол, и я как "младший" пришелся кстати к этому столу. В тот вечер старшие товарищи Плиев и Ботоев, можно сказать, наставляли и "благословляли" Билара на руководство Осетией. Какие вопросы поднимали, о чем говорили – помню до сих пор досконально. Скажу, что Билар Емазаевич, многолетний большой друг нашей семьи, с честью выполнил наказы старших. Кстати говоря, и в нашу республику на должность секретаря обкома по идеологии привез Билара из Кабарды в 1952 году мой отец.

– Особой строкой, наверное, нужно выделить масштабную работу, связанную с изданием "Нартских сказаний".

– В 1940 году был создан Нартовский государственный комитет во главе с моим отцом, началась серьезная работа по сбору материала для подготовки издания "Нартских сказаний". Отец вообще увлекался историей, когда он учился в Московском университете, весьма глубоко изучил тему матриархата на Кавказе, выпускал статьи. Им руководил в то время всемирно известный ученый и знаток первобытной культуры академик Марк Осипович Косвен. Уже много лет спустя, принимая в 1950 году экзамен у моего брата Булата, студента исторического факультета МГУ, Косвен поинтересовался, а не родственник ли ему Кубади Кулов. "А что он сейчас делает?" – спросил Косвен. Булат ответил: "Работает первым секретарем обкома". На что маститый академик только с сожалением сказал: "Как жаль, как жаль..." Кстати, через несколько лет, когда отца уже сняли с партийной работы, Косвен разыскал его и предложил продолжить разработку темы матриархата на Кавказе, подарил с дарственной надписью свой капитальный труд по первобытной культуре. Но так сложилось, что к научной работе отец не вернулся. Что же касается "Нартских сказаний", то отец к первым изданиям писал предисловия, используя и свои знания по матриархату (цикл Шатаны). В сентябре 1946 года Правительственным нартовским комитетом и Северо-Осетинским научно-исследовательским институтом были изданы "Сказания о нартах" на осетинском языке с иллюстрациями Хохова, а в январе 1948 года – на русском с иллюстрацией народного художника Махарбека Туганова. Добавлю, что осетинские нартские сказания впоследствии были впервые переизданы спустя многие десятилетия, уже в 2001 году, по инициативе президента республики Александра Сергеевича Дзасохова. Безусловно, что все богатство записанных в свое время в Северной и Южной Осетиях сказаний не уместилось в изданной книге. Но у нас в республике так и не дошли до сего времени руки до вопроса издания значительно более полной версии осетинских нартских сказаний.

– Самая знаменитая история, связанная с вашим отцом и перешедшая уже в разряд легенд – это, конечно, звонок Сталина. Расскажите, пожалуйста, о нем.

– В начале 1944 года отец стал секретарем обкома, и вот однажды к нам домой по телефону ВЧ, который стоял на тумбочке в спальне, позвонил Сталин. Я, мальчишка, поднял трубку. Было 8 часов вечера. Голос, очень спокойный, слышен акцент, спросил отца. Я ответил, что сейчас позову. Отец принимал душ, выскочил в трусах, буквально закричал в трубку: "Здравствуйте, Иосиф Виссарионович!" Разговор был по существу. Первым пунктом было переименование города Орджоникидзе в Дзауджикау. В этом же разговоре отец поставил вопрос о Моздоке. Как известно, Северная Осетия на две трети покрывала свои потребности в сельскохозяйственной продукции именно из Моздокского района. Сталин спросил: "А почему Моздок? Осетины там ведь не живут". Отец говорит: "Да, не живут, но Моздок – культурный, торговый, религиозный центр. А рядом – пять сел осетинских". Сталин ему говорит: "Возьмите карту и назовите!" А какую карту? Человек в трусах стоит! Отец ответил: "Карта мне не нужна"… Потом мне рассказывал, что во время разговора он четыре селения назвал, пятое забыл. А Сталин, видимо, по карте смотрел и как раз на последнем селе говорит: "Хватит. Хорошо, что вы соседей знаете. Соседей надо знать. Примите решение и пошлите завтра в Москву". Отец немедленно собрался и поехал на работу в Совнарком. Но предварительно по горячим следам записал весь разговор со Сталиным. Моздок тогда был в составе Ставропольского края, где руководил Михаил Суслов, который по этой причине и стал злейшим врагом отца. И по личному решению Сталина Моздок передали Северной Осетии. Это, конечно, было эпохальное решение.

Таймураз ТУСКАЕВ: "Кубади Дмитриевич Кулов – личность с исторической точки зрения масштабная, заложившая основы в развитие республики. Безусловно, она должна быть благодарна ему за то наследие, те дела, которые Кубади Дмитриевич оставил. А это не только передовые предприятия, заводы "ОЗАТЭ", "Победит", "Стеклотара", но и мощнейший прорыв в культуре, в театральной и литературной сферах".

– Нельзя обойти военный период, на который пришлась деятельность Кубади Дмитриевича…

– У нас есть мемориал Воинской славы, но там почему-то ни слова не сказано о Комитете обороны, который был организован решением Ставки Верховного командования и о тех, кто там работал: Мазин, Кулов, Запороженко, Киселев, Газаев, Заделава и другие. Мама моя в этом комитете работала в должности нештатной машинистки. Комитет обороны дислоцировался в специально построенном подземном городке внутри холма на улице Церетели, где сейчас находится военный госпиталь. Винтовая лестница вела примерно на 10–15 метров под землей в длинный коридор с выходом к Тереку. По обе стороны коридора были обустроены маленькие комнатки, где располагался штаб комитета и жили некоторые его работники, в том числе отец с мамой и со мной, первый секретарь обкома партии и руководитель Комитета обороны Николай Петрович Мазин с женой тетей Клавой, некоторые генералы, офицеры, обслуга. В этом подземелье я однажды пожар устроил. А мне до того подарили ракетницу. Сколько мне там было … 4 года. У ракетницы два курка: один – стрелять, а второй – для перезарядки. У меня сил не хватало, чтобы открыть ракетницу, и я попросил сделать это маму. Она, увлеченная в нашей землянке разговором с тетей Клавой, не глядя, нажала не на тот курок. Ракетница выстрелила, ракета стала метаться по тесному помещению. Пролетела у меня под мышкой, коснулась маминой ладони, рубашка на мне воспламенилась, а тетя Клава накрыла меня ковриком, чем спасла от опасных ожогов. Несмотря на то что отец был высокопоставленным чиновником, как бы сейчас сказали, мы жили бз всяких излишеств. Рубашку, которую этой ракетой повредило, мне потом заштопали, я ее еще долго носил.

– А насколько массовой была эвакуация?

– Несколько волн эвакуации было. Особенно интенсивно – с лета 1942 года. Были эвакуированы учебные заведения, основные предприятия. Надо было эвакуировать "Электроцинк". Рабочим следовало выдать зарплату за три месяца рублями, которые обесценивались быстро, но людям надо дать, а то ведь они "пустые" едут. И надо их отправить транспортом по Военно-Грузинской дороге, а технику – по железной дороге. В конечном итоге "Электроцинк" аж до казахстанского Усть-Каменогорска доехал, там дублирующее предприятие было организовано. И вот в это горячее время бухгалтер завода вместе с уполномоченным от наркомата пищевой промышленности Николаем Подгорным (который потом стал соратником Хрущева и одним из руководителей страны) сбежали вместе с кассой. Их поймали где-то возле Крестового перевала. Привезли обратно, открыли кассу. Рабочие ждут, волнуются: денег нет, ничего нет, голые, босые. Этого Подгорного хотели под трибунал отдать и отправить рядовым на фронт, но он с Москвой связался и быстренько умотал. Оказался шкурником.

Отец мне рассказывал и об эпизоде с Михаилом Сусловым. Он был первым секретарем Ставропольского обкома. Немцы так быстро наступали, что внезапно их мотопехота ворвалась в Ставрополь, когда учреждения еще работали. В поднявшейся панике Суслов куда-то исчез. По некоторым сведениям, прятался в гараже своего шофера несколько дней. Потом каким-то образом добрался по железной дороге до Владикавказа в чужой солдатской шинели, без документов. Его выловили на нашем вокзале, отправили для начала в санпропускник для дезинфекции, поскольку был грязный и обросший. По настойчивой просьбе Суслова известили отца и он приехал на опознание. Увидев обросшего бомжа, худющего, как скелет, в длинных семейных трусах, отец не сдержался и рассмеялся, а Суслов так зло на него посмотрел... Об этом эпизоде отец мне рассказывал лично. Сначала Суслова хотели немедленно отправить рядовым на фронт, однако потом Москва приказала его препроводить в Кизляр, где он и обосновался до конца битвы на Кавказе в качестве мифического руководителя партизанским движением на северном Кавказе. Вы не найдете в литературе почти никаких сведений о поведении Суслова летом 1942 года. Однако свою злобу на отца он крепко затаил. Как известно, впоследствии втерся в доверие к Сталину в качестве его верного холуя, прославился депортацией балкарцев и карачаевцев, затем – депортацией "ненадежного элемента" из республик Прибалтики. Сработался Суслов и с Хрущевым, и с Брежневым в качестве влиятельного "серого кардинала", заморозившего всякую живую мысль в СССР на долгие годы.

Именно Суслов был инициатором расправы над моим отцом, автором байки об отце как ставленнике Берии. Именно Суслов дважды воспротивился снятию партийного выговора с отца впоследствии, когда он подавал апелляции в ЦК. Кабалоев мне рассказывал, что Суслов специально ему звонил и возмущался: "Что вы так поддерживаете этого Кулова?!" Но, в конечном итоге, все же сдался, и выговор с отца сняли.

Если возвратиться к эвакуации и жарким дням лета-осени 1942 года, то обстановка действительно была очень серьезной. Немцы нажимали, стремясь взять Грозный и Баку, выйти в Закавказье, а затем – и на Ближний Восток, соединиться в районе Каира с наступавшими с запада войсками Роммеля. Наступал действительно критический момент Второй мировой войны! Битва на Северном Кавказе и ее апогей – сражения под Владикавказом, Эльхотовом и Малгобеком – имели стратегическое, судьбоносное значение. Между тем битве на Северном Кавказе по непонятным причинам посвящено в 10 раз меньше литературы, чем, например, Курской битве или Сталинградской... Уже 20 ноября 1942 года на Кавказ прибыл личный посланник президента Рузвельта, отставной министр обороны США генерал Джон Хэрли с заданием выяснить, пройдут немцы дальше на Юг или нет. Хэрли с разрешения Сталина посетил Владикавказ. Он побывал в подземном штабе Комитета обороны, на передовой (немцев к тому времени отогнали до Алагира), осмотрел выставку трофейной немецкой техники, которую устроили на Театральной площади возле Русского театра и универмага. Там, кстати, крутился и я с приятелями. По результатам поездки Хэрли доложил Рузвельту: немцы через Владикавказ на Юг не пройдут!

– На долю Кубади Дмитриевича легли и тяготы по восстановлению республики после войны…

– Послевоенное восстановление, пожалуй, было самым тяжелым временем. Восстанавливали заводы "Электроцинк", "Стеклотара". Когда в июле 1946 года запустили ДзауГЭС, в городе хотя бы свет появился. Стало полегче. До этого почти нигде света не было. Сидели с керосиновыми лампами. В 1949 году начали строительство методом народной стройки Водной станции, которую открыли в 1951-м. В 1948 году во Владикавказе открылось первое машиностроительное предприятие союзного значения – ОЗАТЭ. Директором, по согласованию с отцом, назначили Бориса Татаркановича Лакути, выпускника МВТУ, опытного инженера, талантливого и волевого организатора. Отец очень ценил Бориса и не давал его в обиду. А поводы были, учитывая крутой и не всегда выдержанный характер Бориса Татаркановича. Кстати, когда отца сняли, и этот вопрос, как положено, прорабатывали затем на районных партийных конференциях, то в документах зафиксированы и выступления недоброжелателей: Кулова, мол, сняли, пора снять и его креатуру грубияна Лакути!

Отец много времени уделял и благоустройству города и окрестностей, поскольку любовь к природе у него была заложена с раннего детства. Побывав на лечении в Кисловодске, загорелся идеей построить парк-дендрарий на южной окраине города, у подножия Лысой горы. В этом его полностью поддержал председатель Совнаркома Алексей Парсаданович Газаев, также большой любитель природы. Изыскали какие-то средства, закупили тысячи сортовых саженцев, заложили дендропарк. И канатную дорогу построили по инициативе отца, после того как он нечто подобное увидел на курорте Карловы Вары. Водная станция – канатная дорога–дендропарк–смотровая площадка Лысой горы – все это мыслилось как единый ансамбль для отдыха народа и туристов. И все это было затем заброшено и почти уничтожено.

Отец каждый день по утрам до работы объезжал по намеченному маршруту город, а потом выявленные проблемы ставил перед соответствующими руководителями. И все отлично знали, что спуска не будет! Как говорят в таких вопросах, нужно чувство хозяина!

– Как же получилось, что вашего отца сняли с работы?

– В конце 1950-х годов, в связи с обострением холодной войны и ситуацией в Корее, стали "закручивать гайки". Готовили новые "посадки". ЦК посылал несколько комиссий, которые рассматривали и идеологическую работу обкома, и лично товарища Кулова. Его несколько раз громили за слабую идеологическую работу на ЦК. Почему раньше его не сняли с работы? Непонятно. Но, видимо, до Сталина доходила информация и он не позволял. После Сталина, как я уже упоминал, Суслов добрался до отца. Обычная история. Вот такая партийная жизнь! Я надеюсь в дальнейшем описать более подробно все эти эпизоды: ради правды и ради уроков на будущее!

Важнейший урок, который я получил от отца на всю жизнь: руководитель должен быть честным перед собой и людьми. Руководитель не должен воровать. Люди должны верить руководителю. Руководитель должен быть таким, чтобы у него слово и дело не расходились. Руководитель должен осознавать национальную идею и работать во имя ее. Руководитель силен своими соратниками. Говоря о Кубади Кулове, ни в коем случае нельзя забывать и многих честных тружеников того времени, о которых нужно писать много и серьезно.

Сейчас время от времени заводят разговор об осетинской национальной идее, но многие не могут понять, что национальная идея – это не этническая идея, а государственная. Это идея, в частности, многонационального народа Осетии, а не только и не столько одних осетин. Я бы начал с лозунгов, примерно выражающих суть осетинской национальной идеи:

Осетия – наш общий дом.

Кавказ – территория уважения, дружбы, братства, партнерства.

Россия – наша Родина.

Мы – в мировом сообществе.

Сообща строим лучшую жизнь.

Природа – наше достояние.

Культура – наша ценность.

Сегодня в связи с системным кризисом в нашей стране и уровень нравственности людей упал. Но если мы нравственно не переделаем себя, то ничего у нас не получится. Будем – лишь тешить друг друга дурацкими лозунгами. В своей маленькой обители – "Баспике" – я поставил задачу: взять и сделать предприятие XXI века. И оно получилось, несмотря ни на что. 16 заводов электронной промышленности на территории республики разграбили, а семнадцатый я с коллегами создал...

Альберт Эйнштейн говорил: "Если я и добился высот в науке, то только потому, что стоял на плечах гигантов" (Ньютон, Фарадей...) Перефразируя это высказывание, можно в заключение сказать, что если "Баспик", начав с нуля, стал уникальным по мировым меркам предприятием, то только потому, что мы помнили заветы наших старших, среди которых – и наши отцы. Будем брать у них все лучшее и идти вперед!..