А еще более это удивляло на фоне того, что носители этого самого языка все чаще отрекаются от него, ссылаясь на то, что не могут (читай "не хотят") его изучать. С новой силой дискуссии вспыхнули в последнее время – в соцсетях, на Съезде осетинского народа, в школьных коридорах и на кухне за чаепитием. О судьбе осетинского языка, его проблемах и перспективах развития мы решили поговорить с одним из ведущих специалистов современности в области осетинского языкознания доктором филологических наук Юрием ДЗИЦЦОЙТЫ. Автор более 100 научных трудов, человек, который, работая в специальной комиссии по сохранению и развитию осетинского языка, знает вопрос изнутри, эксклюзивно ответил "СО".

– Юрий Альбертович, как вы оцениваете уровень преподавания осетинского языка в образовательных учреждениях как Севера, так и Юга Осетии?

– На мой взгляд, вопрос сохранения языка ни в коем случае не связан ни с уровнем его преподавания, ни с уровнем подготовки преподавателей. Тысячелетиями осетинский язык жил и развивался в условиях отсутствия школы, что не мешало его обогащению и, что самое главное, сохранению созданной на нем уникальной духовной культуры, которой восхищались гранды мировой гуманитарной науки Всеволод Миллер, Жорж Дюмезиль, Гарольд Бейли, Илья Гершевич и многие другие. Тогда осетинский язык выполнял не только коммуникативную, но и гносеологическую функцию, т.е. функцию сохранения и отражения знаний. Он использовался во всех сферах жизнедеятельности, включая государственную и религиозную. Оказавшись перед новыми вызовами в период христианизации Алании, осетинский язык успешно преодолел все возникшие перед ним трудности, выработав, как это сейчас выясняется (имею в виду исследование А. Лубоцкого по "аланским маргиналиям"), терминологию, соответствующую новому вероучению. Аланские цари успешно осуществляли функции представительной и исполнительной власти, вели активную дипломатическую работу, совет старейшин (ныхас), доживший как институт представительной власти вплоть до начала ХХ века; выполнял также и функции судебной власти. И все это происходило на осетинском (аланском) языке. Дошедшая до нас Зеленчукская надпись свидетельствует о том, что аланская знать охотно использовала родной язык для создания эпитафий, существенной частью которой был их титул. Повторюсь с удовольствием: осетинский язык в тот период успешно функционировал в самых разных сферах и активно развивался.

Что же могло случиться такого, что сегодня многие ставят вопрос о его скором исчезновении? Думаю, что современные проблемы осетинского языка начались в эпоху татаро-монгольского нашествия, когда исчезла централизованная власть, а с ней – и местные органы исполнительной власти, в результате чего осетинский язык резко сократил сферу своего функционирования, превратившись из государственного в разговорный язык раздробленных аланских обществ. Более того, начались ассимиляционные процессы, приведшие к резкому сокращению ареала осетинского языка на Северном Кавказе.

К сожалению, эти процессы и сейчас еще не остановлены, а потеря языка для подавляющего большинства осетин означает утрату национальной идентичности. Учитывая сказанное, нам необходимо сделать все возможное для возвращения осетинскому языку его прежнего высокого статуса. Но эту миссию нельзя перекладывать на плечи преподавателей осетинского языка и литературы, а также на общественные организации. Задача его сохранения – это национальная идея осетин всего мира. Это задача государственной важности, и выполнять ее должно общество в целом, вся интеллигенция, а в первую очередь – политическое руководство Осетии.

Что касается наших кадров, то к подавляющему большинству преподавателей осетинского языка и литературы у меня нет претензий. Напротив, это прекрасные специалисты, владеющие всеми методами преподавания своего предмета. Хочется низко поклониться им за поистине подвижнический труд по сохранению и пропаганде осетинского языка.

– Вы отметили, что задача сохранения языка – дело государственной важности, и от уровня преподавания мало что зависит. Тем не менее у родителей школьников как раз-таки вопросы к системе образования. Какие изменения могли бы повлиять на ситуацию?

– Уверен, что перемены необходимы, но, как я уже говорил, проблему нельзя сводить исключительно к данной сфере. Возвращение осетинского языка в сферу политической жизни, несомненно, повысило бы его престиж, в том числе и в глазах представителей других национальностей. Собственно говоря, в конституциях как Северной, так и Южной Осетии статус осетинского языка определен как государственный. Проблема в том, что в реальной жизни осетинский язык этим статусом не обладает. Стало быть, ближайшая наша задача в том, чтобы создать условия для функционирования осетинского языка в сфере государственной деятельности. Для начала, как мне кажется, следует ввести и строго соблюдать принцип двух оригиналов. Это значит, что все указы, постановления и т.п. должны издаваться на двух, а не на одном, языках. И оба оригинала должны иметь равную силу. Для этого следует предусмотреть штат переводчиков в органах государственной власти. Задача эта, на мой взгляд, не столь уж невыполнимая. Для ее реализации следует разработать Государственную программу сохранения и развития осетинского языка. В Южной Осетии такая программа уже работает. Но ее, во-первых, следует расширить и углубить, а во-вторых, сделать общеосетинской. Очень важное место в этой программе следует уделить сохранению осетинского языка в диаспорах Грузии, Турции, Сирии, России и других стран. Государство должно выступать в качестве заказчика и исполнителя этой программы.

– Стоит признать, что сохранение и развитие осетинского языка уже на протяжении нескольких лет являются одной из приоритетных задач руководства республики. Не все шаги воспринимаются однозначно, но работа ведется. Какие действия, совершенные к сегодняшнему дню, вы считаете наиболее эффективными? И что может являться лучшей мотивацией для изучения осетинского языка?

– Говоря о тревожном положении осетинского языка, мы должны отдавать себе отчет в том, что отнюдь не сидим у разбитого корыта. Усилиями нескольких поколений осетинской интеллигенции создана мощная база для развития осетинского языка. Это и литература, и словари, и национальный театр, и многое другое. Очень важны в этом плане также переводы на осетинский язык произведений мировой литературы, а также Библии, Корана и Авесты. Но все же самым эффективным оружием развития осетинского языка, как ни странно это прозвучит, является осетинская государственность. Государственность означает в первую очередь заботу государства о сохранении и развитии осетинского языка.

Забота государства, кстати говоря, может также стать хорошей мотивацией для его изучения как представителями осетинского этноса, так и других этносов. Отмечу также, что интерес к осетинскому языку усиливается среди западных ученых-гуманитариев. Из тех ученых, с которыми мне довелось познакомиться лично, Илья Гершевич прекрасно читал и даже писал на осетинском. А Фридрик Тордарсон блестяще говорил и даже произносил тосты. В наше время Алибер Лоран не только говорит на осетинском, но и удивляет своим тонким знанием осетинского фольклора. Довольно хорошо знают наш язык Джонни Чёнг и Агусти Алемань. Этих и многих других ученых никто не мотивировал. Сам факт существования осетинского языка стал для них достаточным мотивом для его изучения. Своими познаниями в осетиноведении эти и многие другие ученые сами мотивируют нас к более углубленному изучению осетинского языка.

– Одним из аргументов нежелающих учить осетинский язык в качестве родного является отсутствие графы "национальность" в паспортах граждан РФ. Следовательно, возникает вопрос: как же в таких условиях определить, какой язык для человека является родным? И еще небольшое отступление. Мы традиционно привыкли определять национальность человека по отцовской линии, но любопытно узнать: почему же родной язык в переводе на осетинский называется "мадæлон æвзаг" (дословно – "материнский язык")?

– Графа о национальной принадлежности никоим образом не связана с родным языком. Я знаю многих осетин, проживающих в Турции и Сирии, считающих осетинский язык родным, но не имеющих в паспорте отметку о принадлежности к осетинскому народу. А на Западе вообще национальность означает принадлежность к определенному государству, а не к этносу. Многие из осетин, проживающих в Грузии, не зная осетинского языка, продолжают считать себя осетинами. Знаю и таких осетин, для которых его знание не является препятствием к причислению себя к представителям другого этноса. Осетинами они "становятся" только при общении с осетинами. В этом нет ничего удивительного. Язык – явление общественное, а не биологическое, поэтому неважно, кто были твои родители, важно, кем ты себя считаешь. Родной язык – это тот, на котором ты говоришь и думаешь, на котором воспитываешь своих детей. Наконец, это язык, о котором ты заботишься. Заботишься ежедневно, а не от случая к случаю. И забота эта проявляется прежде всего в использовании его в качестве средства коммуникации.

Что касается названия "мадёлон ёвзаг" ("родной язык") при передаче национальности по отцовской линии, то в этом нет ничего удивительного. То же самое мы находим у многих других народов, например, у грузин, которые свой родной язык называют "деда эна", т.е. "материнский язык", а национальность определяют по отцовской линии.

– Почему вопрос изучения языка встал так остро именно сейчас? Ведь деление на группы владеющих и невладеющих им в школе было с момента возвращения осетинского языка в учебную программу. И если и были недовольные или нежелающие учить предмет, то случаи, скорее, носили единичный характер.

– Вопрос о положении осетинского языка стоял, можно сказать, всегда. Разве наш светлый гений Коста не проявлял о нем заботу, создавая свой "Ирон фæндыр" и пытаясь создать осетинскую газету? А разве другие представители осетинской интеллигенции от Сека и Арсена до современных поэтов и писателей не били тревогу о его состоянии? И если сейчас вопрос встал намного острее, то это обусловлено во многом утратой осетинским языком городского населения, прежде всего – Владикавказа, даже такого статуса, как разговорный язык. В семьях все чаще говорят на других языках, но не на осетинском.

– Для изучения любого иностранного языка лучшим способом является полное погружение в языковую среду. Быть может, одна из причин нашей проблемы – это отсутствие подобной среды даже в рамках Северной Осетии?

– Иностранцам, изучающим осетинский язык, конечно же, требуется помещение в языковую среду. Где же ее взять? Упомянутый мною Алибер Лоран изучал осетинский язык в Париже, Фридрик Тордарсон – в Тбилиси, Илья Гершевич – в Лондоне. Думаю, что уж в Осетии точно можно найти достаточно много возможностей для его изучения. Было бы желание, а все остальное – не проблема.

Наверное, в этом и вся загвоздка – в отсутствии желания. И его появление не гарантировано даже десятком государственных указов и программ… Видимо, самое время честно ответить самим себе: "Почему мне не нужен осетинский язык?" Или все же нужен?..