Здесь его имя вошло в легенды. Здесь, во Владикавказе, он встретил любовь. Здесь в память бойцов его батальона, китайских добровольцев-интернационалистов, погибших в годы Гражданской войны в Северной Осетии, в 1957 г. был заложен обелиск, автором проекта которого стал архитектор Анатолий Бтемиров: площадь, где он установлен, владикавказцы до сих пор упорно именуют Китайской, хотя официальное ее название – площадь Революции… Звали этого человека Пау Ти-сан.

Мукденский сирота

Русские, осетины и грузины называли его Костей. А о том, как мальчишка из Мукдена (ныне – Шэньян, один из крупнейших промышленных центров Северо-Восточного Китая, считавшийся во времена правления маньчжурской династии Цин, вплоть до 1911 года, "второй столицей" Поднебесной империи) попал на Кавказ, сведений очень мало. По самой распространенной версии, некий русский офицер в больших чинах не то после Боксерского восстания, не то после Русско-японской войны привез китайского подростка-сироту из Маньчжурии в Тифлис, и Костя учился там в гимназии, а потом уехал в Петроград, где примкнул к революционерам. А историк

И. Понятовский в статье "Китайские красногвардейцы в революционных боях на Северном Кавказе", опубликованной в Нальчике в 1957 г., а в 1961-м включенной в сборник "Китайские добровольцы в боях за Советскую власть", который был издан в Москве Институтом народов Азии АН СССР под редакцией его китайского коллеги Лю Юн-аня, приводит еще и такую версию: "До революции он плавал матросом на русских и английских кораблях, овладел иностранными языками, был человеком большой культуры". Так или иначе, но по-русски Костя говорил и читал свободно. Одним словом, ветры революции забросили его в 1918 году во Владикавказ, где он, член РКП(б), стал командиром отдельного китайского красногвардейского отряда, сформированного при личном участии Сергея Кирова.

Дракон из кумача

Китайских добровольцев в рядах Красной Армии во время Гражданской войны насчитывалось примерно 40–50 тысяч. Это были рабочие, завербованные в Китае правительством царской России, главным образом, в годы Первой мировой . Октябрьскую революцию многие из этих китайских пролетариев горячо поддержали. А во Владикавказский отряд китайских красногвардейцев, который находился в распоряжении военного комиссариата Терской республики (сначала в нем было 100 человек, но постепенно его личный состав разросся до 450 бойцов), вошли китайцы, работавшие на "Электроцинке", на нефтепромыслах Грозного, китайские рыбаки, прибывшие в Осетию из Астрахани и других каспийских портов, китайцы из отряда харьковских красногвардейцев Григория Третьякова, пробившегося с боями с территории Украины во Владикавказ… Пау Ти-сану, его комбату, было около 30-ти. Стройный, смуглолицый, невысокий, затянутый в кожанку, всегда с маузером у пояса – подарком "товарища Дзи Ла", как китайцы, на свой лад, называли Кирова, и короткой черной пенковой трубкой в зубах, с которой он, заядлый курильщик, не расставался никогда – таким Костю, человека отчаянной храбрости, запомнили его владикавказские друзья.

Штаб отряда китайских добровольцев располагался на углу Александровского проспекта и ул. Кизлярской (ныне – ул. Никитина), в двухэтажном доме купца Петра Андреева. Сам отряд был образован в апреле 1918 г. А в 5-й день 5-го месяца по лунному календарю – в начале июня – в Китае отмечают большой национальный праздник: "Дуань-у", или "Две пятерки". Он связан с памятью о поэте-патриоте Цюй Юане, жившем в III в. до н. э., а еще это – день народных гуляний на берегах рек, когда приносят жертвы дракону, повелителю влаги, и бросают в воду треугольные рисовые печенья-чжунцзы, завернутые в перевязанные цветной ниткой листья тростника. И отгулять его бойцы Пау Ти-сана решили с размахом: такого Владикавказ еще не видел. Вот как об этом рассказывают московские журналисты и писатели-документалисты Герцель Новогрудский и Александр Дунаевский в книге "Товарищи китайские бойцы" (М., 1959):

"…Батальонные повара раскатали, как положено, на длиннейшие полосы лапшу-чанмянь и нажарили треугольных печений; батальонные искусники соорудили из красного кумача, обручей и шестов изображение дракона, растянувшееся метров на 15. Дракона хотели пронести по городу, но Пау Ти-сан, сначала одобривший такой план, потом отменил его:

– Напугаем людей. Да и для суеверных слухов дадим пищу. Не стоит…

Повелитель вод остался во дворе казармы, а батальон, закончив строевые занятия и сдав караульные посты, в полном составе во главе с командиром двинулся к Тереку. Здесь, на берегу бурной горной реки, китайские бойцы плясали, пели песни, прыгали через костры. Праздник получился на славу. Все было, как на родине…"

Огненное лето 1918-го

Они еще не знали, каким жарким и кровавым выдастся для них лето 1918-го. Батальону китайских добровольцев выпало участвовать в составе войск Терского Совнаркома в боях с белыми у станции Прохладная, а потом – в уличных боях во Владикавказе в дни Августовских событий: на Курской слободке (там своими бойцами командовал лично Костя), на Молоканской, на Госпитальной улице, в занятом под правительственные учреждения особняке барона Штейнгеля, в доме купца Зипалова, в здании реального училища… Их отвага восхищала даже противника. Городской легендой стала история трех китайских пулеметчиков, осажденных на колокольне Линейной церкви: они 10 дней прикрывали оттуда пулеметным огнем прилегающие к ней кварталы, где держались красногвардейцы. Почти без еды. Жестко экономя воду… Новогрудскому и Дунаевскому с помощью одного из ветеранов батальона Пау Ти-сана, Ча Ян-чи, удалось установить имена этих троих, которых потом сняли, обессиленных, на глазах у сотен горожан с колокольни на руках. Звали их Ван Дэ-шин, Ко И-лу и Ти Фун-чо.

С самим Костей в первый день Августовских событий, 6 августа, смерть тоже разминулась только чудом. Он и его друг Павел Кобаидзе, комиссар 1-го Владикавказского красногвардейского полка, попали в плен к казакам Бичерахова. Вместе с другими пленными их, обезоруженных, привели во двор Харлампиевской (Константино-Еленинской) церкви на Михайловской улице (ныне – ул. К. Маркса), сейчас на этом месте стоит городская СОШ № 2. Оба поняли: похоже, их тут же, во дворе, и расстреляют, чтобы долго не возиться. И Костя шепнул: "Бежим, Павел, все равно пропадать…"

А дальше произошло то, что иначе как сценой из гонконгского боевика и не назовешь. "Присев и напружинившись, как тигр перед прыжком", китайский комбат крикнул. "Костин крик передать невозможно, – вспоминал 40 лет спустя Кобаидзе, рассказ которого об этом приводится в книге "Товарищи китайские бойцы". – Вы не представляете себе, что это было. Какой-то дрожащий горловой звук на невероятно высоких нотах…" Казаки-караульные не просто потеряли дар речи. На несколько секунд их словно оглушило. И комбату с комиссаром хватило этих секунд, чтобы перемахнуть через церковную ограду из высоких железных прутьев. Они успели добежать до Терека – и кубарем скатиться с откоса в реку…

О том, что такое восточные единоборства, в 1950-х годах в СССР еще широко наслышаны не были – и это тоже доказательство: Кобаидзе тут ничего не придумал. То, что сделал Пау Ти-сан, японские мастера будзюцу именуют техникой "киай". "Под названием "киай" обычно понимали специфический боевой метод, основанный на использовании голоса в качестве оружия", – пишут в монографии "Самураи. История, традиции, воинское искусство" известные американские специалисты по восточным боевым искусствам Оскар Ратти и Адель Уэстбрук. Достигалось это за счет глубокого брюшного дыхания, "посылавшего" крик в определенном направлении. А пришла в Японию эта техника, как считается, из Китая, Тибета и Кореи…

Басмачи, орден и наследница

…В начале 1919 г. сильно поредевший батальон Пау Ти-сана оставил Владикавказ вместе с другими отступившими из него под натиском деникинцев красными частями. Его бойцам довелось принять участие в марше ХI Красной Армии на Астрахань, воевать на Дону, на Кубани, в 1920 году – поработать трудармейцами на восстановлении грозненских нефтепромыслов… А в начале 1921-го батальон, пополненный китайскими добровольцами из Грузии, снова перебазировался во Владикавказ. В Осетии он дислоцировался еще почти год, а потом был переведен в Ростов-на-Дону.

Во Владикавказе Пау Ти-сан и встретил свою будущую жену Женю – Евгению Макаровну Балаеву, сестру комиссара его батальона Богдана Балаева. А весной 1922-го его перевели в Иркутск. Затем направили в Самарканд – на борьбу с басмачами, где назначили командиром т. н. Мусульманского кавалерийского дивизиона. Это – отдельная страница в биографии Кости, и тоже – ярчайшая. В Средней Азии он был представлен к ордену Красного Знамени за бой с басмачами в местности Раджаф-Амин, награжден президиумом Самаркандского горвоенревкома именными золотыми часами. "Тов. Пау Ти-сана можно поистине назвать первым героем басмаческого фронта", – написано в аттестате, выданном ему Самаркандским исполкомом.

А вот о последних годах жизни Кости мы, увы, ничего не знаем. Хотя, возможно, материалы об этом до сих пор хранятся в федеральных архивах под грифом "Секретно"… Известно только то, что он провел их в Китае – не исключено, что по заданию советской разведки. Потом семье сообщили: погиб. Без подробностей – как и где. И назначили дочери Кости и Жени, Элеоноре, персональную пенсию за отца…

Элеонора Константиновна Пау Ти-сан, черноволосая смуглянка, одно лицо с отцом, закончила мединститут. Вышла замуж за военного моряка, капитана второго ранга Игоря Николаевича Сибирякова. У них родились дочки Галя и Ира. В 1950-х гг. их семья переехала из Средней Азии на Волгу, в Горький…А в бурную политическую историю Осетии начала ХХ века навсегда вписан ее отцом и его бойцами "китайский след". "Революционная Россия стала нашей второй родиной…" – эти слова Пау Ти-сана, произнесенные весной 1918 года на митинге во Владикавказе, посвященном созданию китайского батальона, были словами, которые шли от сердца…