Мой рассказ – об отце, о том удивительном достоинстве, с которым он прожил жизнь, полную тяжелых испытаний, начиная с сиротской доли, батрачества и заканчивая участием в трех войнах: Первой мировой, Гражданской, Великой Отечественной. Наконец, непосильного физического труда после войны.

Мой отец Хадаев Гаде (Иван) Дзардагович родился в 1896 г. в селе Вакац Дигорского ущелья. Пятеро братьев и сестра остались без родителей очень рано. Моя мама потом вспоминала, что вышла замуж за моего отца совсем юной. Жил он в старом доме у дяди, и было там семнадцать сирот. По вечерам женщины, в том числе и моя мама, при свете лучины ткали, пряли, вязали, шили, иногда до самого утра. Днем их ожидали другие заботы. А дети собирались у очага. Чуть подросшие, они трудились вместе со взрослыми до седьмого пота. Сколько слез, обид, страданий вынесли сироты, останется тайной навсегда…

В те годы многие молодые мужчины уезжали в Америку, и старший брат отца, Темболат, уехал с ними. Он обещал вернуться, как только заработает достаточно денег для всей семьи.

Отец до конца жизни ждал его, но так и не узнал, что брат женился на американке, что умер от тяжелой работы. После его отъезда мой отец оставался за старшего. Больше всего он мечтал обеспечить жизнь младших, строил планы, каторжный труд не пугал его.

Но началась Первая мировая война, и он ушел воевать за Россию. Такой красивый, богатырски сложенный восемнадцатилетний юноша. Гаде не боялся испытаний, смерти, но оставлял младших братьев и сестру с тяжестью на душе. Любая война жестока и бессмысленна. Она разрушает, уничтожает, убивает. Люди, сознание которых затуманивают жестокие, корыстные цели, неспособны думать о страданиях, потерях, о миллионах погибших. Неизвестные солдаты, ценою жизней защищавшие Родину, их подвиг, их судьба... Все поглощает история. Слава богу, что сегодня мы поняли, как важно знать и чтить прошлое своего народа, страны. Нам же на память от этой войны остались отцовские бешмет со следами пуль, кинжал и фляга.

Отец прошел войну до конца, сражался на Финляндском фронте, участвовал в Гражданской. Вернулся только в 1920 году. Боевые товарищи-односельчане рассказывали потом нашей матери о его смекалке, мужестве. Но отец не думал о славе. Война закончилась, и у него, наконец, появилась возможность помочь младшим братьям (сестра умерла). Устроился батраком у зажиточных крестьян Каргиновых, где и встретил свою будущую жену Еву. Молодой, сильный, порядочный, он пришелся по душе родителям матери. Они увидели в нем достойного зятя и выдали за него свою дочь. Началась семейная жизнь...

Где найти слова, как в нескольких строках выразить, через какие испытания прошлось пройти братьям Хадаевым, чтобы обустроиться нормально по тем временам? Читатель поймет без слов. Отец был уверен, что обязан заменить братьям родителей, и брал на себя всю тяжесть и ответственность. Построили дома, обзавелись семьями все. То ли из-за нищеты и нужды в детстве, то ли от природы, но отец старался создавать достаток в доме, успевал помогать всем родным и близким.

Чему только ни научился: строить дома, столярничать, мастерить из дерева замечательные вещи, начиная со всей необходимой домашней утвари и заканчивая рабочим инвентарем! Он был мастером резьбы по дереву: изящная посуда, большие бочки, станки для обработки шерсти, шкур, даже кровати, огромный диван из цельного дерева, на котором мы все выросли… И все это – вручную...

Когда я приезжаю в родительский дом, мой взор невольно останавливается на диване-кровати и я представляю огромное дерево, сваленное отцом, молча смотрю на огромные камни в стенах дома. И это тоже все – его руками, без техники.

Много вещей отец дарил на память, увозили их также на выставку в Москву. За мастерство и отличную работу он был награжден поездкой на ВДНХ. Дело спорилось в его руках. Что бы он ни делал – себе, колхозу, землякам, все получалось безукоризненно. Любо было смотреть, с каким старанием вел он свое хозяйство, на выращенные богатые урожаи, на цветущий сад, на ухоженную усадьбу...

Жизнь наладилась, старшие дети пошли в школу. Только трудись и радуйся... Но началась Великая Отечественная война... Ушли на фронт и четыре сына Дзардага Хадаева: Гаде (Иван), Слангерий, Хуасдзау, Беза. Отцу в то время было 45 лет. Он не был призван, однако ушел добровольцем, по-другому не смог бы. Провожали его жена и шестеро детей...

Надо ли рассказывать о том, как жили в тылу в суровых условиях гор? В селах оставались только старики, женщины и дети. Жили лишь одной надеждой получить добрую весточку с фронта. Но стали приходить похоронки. От отца тоже пришла, только мы ее не получили...

В сельсовете тогда работали две девушки – наши соседки. Они спрятали письмо, не посмели сказать нам, что отца убили, обходили наш дом стороной, чтобы не выдать себя. Какие-то намеки, отговорки. И немудрено: столько пар глаз смотрели на них с надеждой. И так каждый день.

Отец действительно был тяжело ранен в одном из боев под Моздоком. Когда он пришел в себя, стал ползти, не понимая, куда, терял сознание и снова полз, пока мог. Нашли его сельские ребятишки в лесу и привезли домой. Волею судьбы там оказались наши родственники, которые выходили его и доставили в горы, в родной дом; был он еще очень слаб, медленно выздоравливал. Но разделить нашу безмерную радость приходило тогда очень много людей…

Шло время. Как только отец поправился, попросился на фронт. Определили его в стройбат. И снова без отца, снова ожидание и тревога за него... Вернулся домой в конце войны, больной, исхудавший. Весть о гибели на войне двоих младших братьев, Слангерия и Хуасдзау, родного племянника Апона, многих близких, односельчан, дорогих его сердцу людей больно ранила отца. До конца жизни скорбное выражение не сходило с его лица.

Но надо было жить, кормить, обучать детей, помогать семьям погибших. И началась опять трудовая жизнь, еще сложнее, чем раньше. Отцу было 50 лет, он стал трудиться в колхозе, был скотником, сторожем, бригадиром, восстанавливал свое хозяйство, совершенствовал дом, сад, любимые ремесла. Теперь и мы все помогали ему…

Дети выросли, выучились, старшие устроили жизнь. Отец был доволен нашей учебой, работой, поведением. А как иначе могло быть! Кто из нас мог позволить себе жить по-другому? Ведь отец был для нас больше, чем родитель, мы очень гордились им. Он был уважаем, почетен в народе, свою подвижническую жизнь считал обыкновенной…

С возрастом все больше убеждаюсь в том, что только личность воспитывает по-настоящему. Еще, может быть – особенные слова, выбранные из глубины души и сказанные единожды. Но никак не нотации...

Среди множества фраз богатой народной мудрости, которыми отец владел, хотя никогда не перешагнул порог школы, приведу только одну: "Даже соломинку в дом не заноси, если она не твоя". На дигорском она звучит куда более убедительно. Отец никогда не скандалил, не повышал голос на жену, на детей, не пил, не курил, не позволял себе появляться в семье неухоженным, даже после тяжелого трудового дня.

…Быстро промчалось время, после войны он прожил еще 14 лет. В последние годы жизни отец все больше грустил, был немногословен, печален, выглядел глубоким стариком...

То ли невыплаканные слезы по рано ушедшим родителям теперь мучили его, то ли тоска по погибшим братьям и близким, то ли он смертельно устал, потерял свое здоровье и осознал это? Скорее, все вместе... За 64 года жизни ни разу не отдохнуть, не выдать свою боль, усталость, не пожаловаться на судьбу и еще умудриться в перерывах между войнами объять добротой и заботой стольких людей!

Прости, отец, через много лет, судьбу свою, прости лихолетье войн, прости и нас, детей своих, не сумевших подарить тебе хотя бы один день отдыха…