Уже в работе 1939 года исследователь обратил внимание на устойчивую повторяемость сюжета с близнецами в нартовском эпосе и рассмотрел эти образы на фольклорном фоне других народов. Это специальное исследование ученого преимущественно посвящено фольклорно-эпическим параллелям между героями-близнецами нартовского эпоса Ахсаром и Ахсартагом и латинской легендой об основании Рима. Исследователь находит близкое сходство между зарождением "могущественнейшего из нартовских родов" – Ахсартагката и основателем Рима и римского народа Ромулом. В.И. Абаев отмечает "наличие в обеих легендах, италийской и осетинской, некоторых черт, именно мотива близнецов и мотива братоубийства…". Кроме того, при рассмотрении этого сюжета В.И. Абаев обнаруживает весьма важные дополнительные параллели, связывающие Кавказ и Италию в древности. Это связь в обеих легендах близнецов с водной стихией. В нартовском эпосе один из близнецов – Ахсартаг – спускается в море, где находит невесту и супругу – дочь владыки подводного мира Донбеттыра. В италийской легенде – мать близнецов Рэма и Ромула, Рея Сильвия, дочь царя Нумитора, отправившись к реке, встречает волка, после чего у нее рождаются близнецы. Кроме того, близнецы Рэм и Ромул вскоре после рождения брошены в Тибр, где и должны были погибнуть. Но река спасает их, выбросив на берег. Еще одна параллель, обнаруженная в кавказской и италийской легендах В.И. Абаевым: "Имена близнецов в каждой из легенд представляют вариации одной и той же основы: в латинском rem- // rom-, в осетинском xsart- // xsёrt-". Рассматривает ученый и такую италийско-кавказскую параллель, как связь через образ волка. Как отмечалось выше, в италийской легенде Рея Сильвия встречает волка, после чего у нее рождаются близнецы. Согласно исследованию В.И. Абаева, имя отца близнецов в осетинском нартовском эпосе – Уархага – означает "волк". Наконец, "даже такая деталь: в обеих легендах – именно "уменьшительный" брат (Romulus, Хsёrtёg) убивает другого и полагает начало роду (Romani, Хsёrtёgkatё)".

Таким образом, близнечный мотив широко присутствует в кавказском нартовском эпосе и имеет глубокие фольклорные корни. Тема близнецов широко представлена в религии и фольклоре древнего населения Циркумпонтийского региона, в том числе в Эгеиде, Причерноморье, на Кавказе. Думается, что она должна была получить отражение и в материальной культуре этого региона, в частности, в материалах кобанской и колхидской археологических культур. Действительно, если мы обратимся к богатому наследию, оставленному племенами кобанской и колхидской археологических культур Кавказа, то заметим в их многочисленной бронзовой антропоморфной металлопластике группу предметов, образы которых отражают, на наш взгляд, в том или ином виде сюжет близнецов. Причем как "пеших", так и конных – изображения двух всадников, едущих рядом (рис. 1 – 3). Добавим к приведенным примерам бронзовый кинжал с навершием, изображающим скульптурную композицию из двух всадников, выявленный в ходе наших раскопок Адайдонского могильника кобанской культуры в 2007 году (рис. 4).

Еще один сюжет, широко распространенный в осетинском нартовском эпосе, – это сцены охоты. Наряду с военными походами – балцами излюбленным занятием нартов является охота. И в данном случае не имеет значения, идет ли речь о промысловой охоте, богатырском развлечении или о скрывающихся под рядом охотничьих сюжетов эпоса теме "добывания невесты" или инициациях, как убедительно доказал А.Р. Чочиев. Отметим, что преимущественно объектом охоты нартов в эпосе является олень, часто описываемый как обладатель ветвистых рогов. Это известные сказания "Сослан в стране мертвых", "Кому досталась черная лисица", "Сослан", "Ацамаз" и многие другие. "И сказал ему Сослан: я – нарт, еду издалека. Охотился и попал сюда"; "Как-то вечером сидел Сослан на ныхасе. Вдруг видит он: весь сгорбившись и опустив голову, возвращается с охоты старый Урызмаг"; "Такой уж я человек, – сказал Сослан, – что без охоты и сражений не мила мне жизнь". В одном из сказаний юный Батрадз сопровождает нартов на охоте – "носит за ними стрелы".

Наконец, в эпосе присутствует сюжет, в котором Силам – прародительница всех собак – гонит и ловит для нарта Урызмага волчиц. Другими словами, сюжет с загонной охотой, близок ряду сюжетов древнекавказской бронзовой металлопластики и, в целом, древнекавказскому искусству.

Исключительно большое число предметов изображающих сцены охоты присутствуют и в материалах кобанской археологической культуры Кавказа. Это и сцена загонной охоты с использованием собак, и изображения охотника, добывающего, скрадывающего оленя, тура или горного козла. Причем, как и в нартовском эпосе, преимущественно объектами охоты в материалах кобанской культуры изображаются олени с ветвистыми рогами. Особенно многочисленны подобные сюжетные сцены в богатейших материалах Тлийского могильника (раскопки Б.В. Техова). В частности, на поясе из погребения №350 изображен охотник, поражающий из лука двух оленей (рис. 5). Лучник, стреляющий в оленя, изображен и на поясе из погребения №74. На поясе из погребения №76 объектом охоты уже изображен горный козел или тур. Навершие бронзовой булавки из Верхнекобанского могильника увенчано скульптурной композицией в виде двух собак, загоняющих оленя (рис. 6).

Таким образом, на наш взгляд, рассмотренные выше два сюжета сказаний нартовского эпоса имеют близкое семантическое сходство с широким рядом композиционных изображений кобанской культуры Кавказа. Во всяком случае, еще в работе 1980 г. В.А. Кузнецов полагал, что сюжет змееборства в нартовском эпосе может быть реминисценцией кавказской "архаической фольклорной основы", получившей отражение, в частности, в гравированном изображении змееборца на кобанском бронзовом парадно-боевом топоре.

Рассмотренные выше образы, сцены древнекавказской металлопластики, имеющие параллели с сюжетами нартовского эпоса, возможно, свидетельствуют о близких общих фольклорных, идеологических корнях создателей эпоса и древнекавказских племен эпохи поздней бронзы – раннего железа.