Много лет проживший на частных квартирах, в номерах гостиниц, у друзей поэт наконец-то с помощью средств, полученных в основном за написание заказных икон, картин и портретов, сумел приобрести хороший городской участок. Он строил свой первый дом с такой же радостной надеждой, как будто создавал одно из лучших своих произведений. Сюда же намеревался привести молодую супругу. Об этом он писал в письме родственнику и другу Нико Хетагурову, отцу Нины Николаевны.

– Если вам позволят осмотреть дом новые хозяева, вы еще можете увидеть, что планировал создать в своем жилище Коста, – уверяла дочь Нико Хетагурова.

Хорошо известно, что в домах, некогда принадлежавших великим людям – поэтам, музыкантам, композиторам, непростая аура, вас не покидает чувство, будто бывшие хозяева вышли ненадолго и скоро вернутся. И как было не постучать в старинную дубовую дверь! В те времена хозяева домов еще не говорили с вами у порога, а приглашали войти, притом даже не разрешая снимать обувь. Так же любезно поступили Нина Вячеславовна Семенова и ее супруг Николай Алексеевич Шуваев. Конечно, были чай, разговоры о дореволюционном Владикавказе… Оказывается, дом продали, когда Коста Хетагуров внезапно заболел и его сестра Ольга увезла поэта в селение Лаба – Георгиевско-Осетинское в надежде, что хорошее питание, горный воздух и забота поправят его здоровье. Покупателей искали с помощью душеприказчика и друга Коста Садуллы Джанаева-Хетагурова. Сохранилась и купчая, правда, показать ее они не могут, где находится бумага, знает их дочь Людмила. И вот, в предвкушении увидеть документ, до сих пор неизвестный в хетагуроведении, мысленно представил, как сбежится вся редакция нашей молодежной газеты посмотреть на раритет… Но меня постигло разочарование. Дочь Людмила, врач-невропатолог, красивая, изящная, с обворожительной улыбкой вдруг заявила, что купчая где-то затерялась в подвале и найти ее невозможно!

3 января не стало Генрия КУСОВА, ученого, краеведа, писателя. Он был большим другом "Северной Осетии", в свое время работал в нашей редакции и до последних дней своей жизни не терял связи с "СО".

Незадолго до Нового года Генрий Измайлович предложил нам для публикации две свои статьи, которые вошли в его новую книгу "Путешествие в былое". К счастью, он успел ее увидеть. Одну из предложенных им статей мы успели опубликовать (19 декабря. "Музей… оставленных костылей"), а вот вторую приходится печатать уже без него. Книги Г. Кусова, как и творчество Людмилы ШУВАЕВОЙ, о которой он пишет в этой статье, останутся с нами, будут интересны и следующим поколениям, ведь они оба запечатлели для потомков интереснейшие детали, отразив дух истории.

О своем посещении бывшего дома Коста Хетагурова я вспомнил спустя много лет, во время беседы с Людмилой Николаевной Шуваевой, в то время она преподавала в мединституте, была известным в городе врачом-невропатологом. Поговорив с полчаса о старом Владикавказе, Шуваева вдруг сообщила: "Вы, конечно, помните свой визит к моим родителям. Так вот. Купчую о продаже дома Коста я нашла и скоро опубликую об этом статью в журнале "Дарьял".

"Да вы ее никогда и не теряли, я это понял тогда по вашей лукавой улыбке", – подумал я про себя, но вслух это не произнес, и хорошо, что так поступил, ибо вскоре мы стали переписываться с Шуваевой по краеведческим вопросам. Было удивительно: человек, уехавший в Москву, оттуда сообщает владикавказцу массу интересных подробностей! О том, например, что весной 1943 года женщины и дети разных национальностей и вероисповеданий собрались в единственном в то время действующем храме в городе – в Армянской церкви, встретить святую Пасху и помолиться за победу наших воинов. То припомнит, как они, девочки, тащили ведрами из сада яблоки, выращенные отцом, и угощали проходивших мимо на фронт бойцов Красной армии. То предложит прогуляться на улицу Гибизова посмотреть сохранившийся старый дом, в котором в 1858 году ночевал имам Шамиль перед отъездом в Калужскую ссылку. В то же время в газете "Северная Осетия" стали публиковаться краеведческие статьи Шуваевой, в журнале "Дарьял" поместили ее документальную повесть "Эдельвейсы Гизельдона". А вскоре мне принесли драгоценный подарок – книгу "Мой Владикавказ" с удивительными по красоте литературного языка новеллами и рисунками автора. Надо признаться, что ничего лучшего и оригинального о городе Владикавказе я до сих пор еще не читал!

Статьи Шуваевой в газете читали взахлеб, писали автору благодарственные письма, спрашивали, где достать ее книгу. В ноябре 2008 года Людмила Николаевна написала мне: "...Времени у меня остается все меньше и меньше. Но продолжаю работать, у меня уже есть "неполное собрание моих сочинений", как называет груду рукописей моя внучка Машенька: два больших романа ("Добрая клиника" – о нашей неврологической клинике начала 50-х годов и приключенческий роман "Звенья кавказской цепи" – о судьбах моих казачьих предков, переселившихся на Кавказ в конце XVIII века). Есть три сборника рассказов ("Записки невропатолога", "Мелочи жизни" и "Трогательные сказки для пожилых людей"). Есть семь повестей ("Эдельвейсы Гизельдона", "Нить Ариадны", "Карина", "Мадам Оксана Мержери", "Кубок крестоносцев", "Собачьи радости", "Опаленные войной"). Есть "Путешествие в прошлое", "Путешествие в Кармадон", "Путешествие вокруг Европы", "Сборник стихотворений". Только публиковать мои работы никто не будет, они не соответствуют духу времени – в них нет насилия, опошленного секса и матовых выражений, как у наших современных писателей"...

Но я никогда не забывал, что Людмила Николаевна родилась в бывшем доме Коста Хетагурова и прожила в нем до самого отъезда в Москву. Поэтому и сохранила интересные воспоминания о доме Коста, в котором при продаже остались незаконченными лишь отделочные работы и благоустройство территории, на которой поэт мечтал разбить сад. Его потом посадил с экзотическими деревьями и кустарниками дед Людмилы – военный чиновник Вячеслав Семенович Семенов, который и приобрел мемориальное строение. Ценно, что внучка сумела записать первоначальную планировку, задуманную Коста. "Со стороны Малой Рождественской (Войкова) улицы дом был одноэтажный. Туда выходили четыре окна будущей гостиной и кабинета. Гостиная соединялась с другой большой и светлой комнатой, выходящей на застекленную веранду. Здесь Коста планировал расположить художественную мастерскую – света в ней было достаточно. С веранды на юго-запад во всей красе открывалась величественная горная панорама". К сожалению, понять, почему в свое время в Северной Осетии не создали здесь мемориальный музей как дань воплощению мечты поэта, не поддается разумному пониманию. А современные новые хозяева дом перестроили, изменили до неузнаваемости. Шуваева оставила и свою интереснейшую гипотезу о тайне Анны Поповой – поэтическом адресате молодого Коста. Людмила Николаевна утверждала, что лечила женщину с таким именем и фамилией, переехавшую после войны в г. Орджоникидзе вместе со своей дочерью, которые почему-то не желали открыть свое прошлое.

Я прекрасно понимаю состояние человека, у которого никогда уже не повторятся милые картины детства, юности, зрелости. Когда с застекленной веранды не увидишь снежные вершины, не услышишь родной до слез голос мамы, зовущей выпить чашечку утреннего кофе с горским сыром, который привез из Даргавса друг отца Ципу Байматов. Таковы жизненные потери – и уйти от них неподвластно даже миллионерам с олигархами. И лишь тот счастлив, кто сумел запечатлеть радостное и печальное прошлое в своем творчестве, в своих поступках. И сделал это не только для себя, а для всех, кто любит свой край, свой дом, свое окружение, друзей. Смею предположить, что осознание того, что Людмила Николаевна родилась и жила в доме великого поэта, помогало ей, несмотря на жестокую болезнь, творить и писать... Она была достойна, чтобы ее представили к премии "Мужество", ежегодно присуждаемой в России московским музеем Николая Островского. Будет величайшей ошибкой не замечать и забыть подвиги таких людей, как Л.И. Шуваева.

Для того чтобы понять, каким творческим потенциалом обладала эта тяжелобольная женщина, познакомлю вас с одним из ее писем, присланным в ответ на мой скромный презент – одну из краеведческих книг: "Глубокоуважаемый Генрий Измайлович! Нет слов выразить Вам свою благодарность за Ваш подарок! Книгу читала два дня, не пропуская ни одного слова. Закрывая глаза, я явственно представляла себе те места, о которых Вы пишете. Я ведь многие из них знаю. Знаю, как над Даргавсом светит в летнюю ночь луна. Знаю, как сверкают капли прошедшего дождя на альпийских лугах на Зеленом перевале. Видела, как во время грозы бьют в Урух в тесном его каньоне молнии. Путешествуя в долине Гизельдона вблизи Даргавса, я всегда ощущала присутствие здесь древней истории. Мне все казалось, что, закрыв глаза и тут же их открыв, я увижу, как по горному лугу навстречу мне движется древний воин в кольчуге и в шлеме, с щитом у пояса и с копьем в руке. Когда мои друзья, опьяненные озоном, рождающимся у бурных волн древнего Гизельдона, принимались петь и смеяться, я с замиранием сердца ждала чуда!

Осетия всегда вызывала во мне жгучий интерес к ее прошлому. Он был рожден моей мамой, которая знала и о работах Миллера, и о присутствии ногайцев в районе Кобана, знала о раскопках княгини Уваровой в Верхнем Кобане. И предполагала существование древнего народа в этих местах, еще ничего не зная об аланах, не смешивая их с представителями Бронзового века. Я рада, что Вы покажете современным даргавсцам старые фотографии (А.Ф. Морозова, фотографа Гизельдонстроя). Я разговаривала с уроженцами Даргавса – матерью и дочерью Калаговыми. Они рассказали мне об эпидемии чумы (холеры?) в этих местах еще в середине XIX века.

"Со стороны Малой Рождественской (Войкова) улицы дом был одноэтажный. Туда выходили четыре окна будущей гостиной и кабинета. Гостиная соединялась с другой большой и светлой комнатой, выходящей на застекленную веранду. Здесь Коста планировал расположить художественную мастерскую – света в ней было достаточно. С веранды на юго-запад во всей красе открывалась величественная горная панорама". К сожалению, понять, почему в свое время в Северной Осетии не создали здесь мемориальный музей как дань воплощению мечты поэта, не поддается разумному пониманию. А современные новые хозяева дом перестроили, изменили до неузнаваемости.

Интересно, что найдено современными археологами на дне будущего водохранилища Зарамагской ГЭС? Кобан – это только прелюдия к новым открытиям.

Вам посылаю фотографию моего деда. Когда была опубликована "Моя Осетинская слободка", мне позвонили из музея Коста с просьбой передать им купчую крепость. Но я отказалась сделать это, все еще храня обиду на людей, которые ни разу в жизни (кроме Вас) не поинтересовались моим дедом. Boт кто мог бы многое рассказать! А вот отнять этот дом у него пытались не раз, заселяя его непорядочными людьми, считавшими дом моего деда своим собственным или делавшими из дома общежитие вопреки воли хозяев. У меня хранится старая домовая книга со ста фамилиями навязанных квартирантов. Моя мама смертельно боялась всех этих узурпаторов чужого добра. Поэтому, не зная Вас, не показала Вам тогда купчую крепость.

Спасибо Вам за внимание к моей скромной особе. Л.Н.Ш. 19 июля 2008 года, Москва.

...Завтра я начну 78-й год своей жизни! Это так здорово – жить и радоваться жизни!"