"Какая сила нужна для таких действий"!

25 июня 1998 года вместе с президентом нашей республики Александром Сергеевичем Дзасоховым я присутствовал на заседании Конституционного собрания Дагестана, на котором избирался председатель Государственного совета Республики. О нашей предстоящей поездке в Махачкалу Дзасохов заранее сказал по телефону Расулу Гамзатовичу Гамзатову. Мы встретились в Союзе писателей Дагестана. Надо было видеть своими глазами, слышать собственными ушами, как восторженно встретил нас поэт! Не было предела и нашей радости. А. Дзасохов поинтересовался здоровьем поэта, его супруги Патимат. Тот немного помолчал, затем произнес:

– Все на пятерку, если бы не это идиотское давление. Почесав затылок, широко улыбнулся:

– Я пошутил, мои дорогие… Могу же один раз разыграть своих друзей. Словом, болезни и грусть обходят стороной нашу семью…

Но мы оба хорошо знали, что на самом деле в последнее время Гамзатова мучила гипертония. Я это видел во время нашего совместного пребывания в санатории "Барвиха". До начала Конституционного собрания оставался где-то час, когда в кабинет вошел президент Кабардино-Балкарии Валерий Коков, с которым у меня были дружеские отношения. Оказывается, он тоже договорился по телефону с Расулом Гамзатовичем о встрече до официального мероприятия. На вопрос Кокова о самочувствии поэт ответил:

– Как настоящий джигит! Коль пишу стихи о женщинах, значит, есть порох в пороховницах! Планирую жить до тех пор, пока не издам отдельные тома о красавицах Осетии и Кабардино-Балкарии. Вы, два президента, обещаете протолкнуть их в ваших издательствах? От гонорара – откаты…

Конечно, мы поняли его очередную шутку, но тем не менее А. Дзасохов и В. Коков встали, подошли к нему, обняли его. Александр Сергеевич отрапортовал:

– Честное президентское слово, будет сделано.

– Ну, а редактором предлагаю Ахурбека – писателя и журналиста, – завершил тему Р. Гамзатов.

Собранию была представлена одна кандидатура – Магомедали Магомедовича Магомедова. По результатам голосования он и стал председателем Государственного собрания. Так получилось, что после принятия им присяги А. Дзасохов и Р. Гамзатов выступили друг за другом. Приветствие нашего президента, как и положено, носило официальный характер, но оно было очень теплым. Что касается поэта, то он дал волю своим эмоциям, и его речь многократно утопала в бурных аплодисментах.

В президиуме Конституционного собрания находился Председатель Правительства Российской Федерации Сергей Владимирович Кириенко. Его борт, летевший из Токио в Москву, совершил посадку в аэропорту Махачкалы. Гамзатов, чуть отступив от трибуны, тепло поздоровался с ним. Он не упустил из виду, что во время пребывания С. Кириенко в Японии там ушел со своего поста премьер-министр. Так вот, Расул Гамзатович сказал:

– У нас такой руководитель правительства, что буквально вчера освободил от работы японского премьер-министра, а сегодня прибыл к нам, чтобы вместе с нами утвердить в высокой должности уважаемого нами Магомедали Магомедовича. Спасибо, дорогой Сергей Владимирович. Уважаемые участники собрания, вы представляете, какая сила нужна для таких действий?!

Кириенко привстал и, приложив правую руку к сердцу, кивком головы поблагодарил оратора.

Многие в зале знали, что Сергей Владимирович родился в Абхазии, жил в Сочи, то есть в нем много кавказского. Это особенно чувствовалось за столом в зале официальных делегаций Махачкалинского аэропорта, где в числе немногочисленных провожавших оказался и я. Высокий гость долго отказывался сесть рядом с тамадой Магомедали Магомедовым, то есть вторым старшим, а занял то место, которое полагалось по возрасту согласно кавказскому этикету. Но участники застолья настояли, чтобы он как почетный гость сел рядом со старшим. Расул Гамзатович, с которым мы сидели рядом, сразу обратил на это внимание:

– Видать, хороший парень! Ведет себя, как настоящий горец.

Расул пил очень мало, ссылаясь на самочувствие. Но когда тамада начал тост за здоровье С. Кириенко и тот встал, поэт попросил меня наполнить его рюмку, как он выразился, божьим напитком. Он взглядом дал понять тамаде, что хочет сказать слово. Пожелал здоровья премьер-министру РФ. Дальше не обошлось без политики. В тот момент в зал вошли два представителя Ичкерии (Чечни) в камуфляже, с пистолетами. Одного из них я хорошо знал по экрану телевизора – артист Закаев. Оба пребывали не в хорошем настроении. Читатель, думается, поймет причину этого. Их пригласили к столу. Как только они сели, Расул продолжил:

– Лично я, как и все мои земляки, не могу представить Северный Кавказ без великой России. Быть неотъемлемой составляющей такой державы, какой она является – это великое счастье для нас. При этом каждый из наших народов любит и лелеет свои национальные начала. Мне ближе литература. Поэтому хорошо знаю, что наши писатели и поэты с одинаковой теплотой сочиняют свои произведения о горской сакле и краснозвездном Кремле, о героях-космонавтах и воинах-кавказцах, превратившихся в жестоких боях за великий Советский Союз в белых журавлей, о красавицах русских просторов и кавказских джигитах, о гостеприимстве наших народов. Я уверен, что никому никогда не удастся отправить в Лету великую дружбу народов нашей страны – основу основ могущества России.

Все участники застолья слушали Расула Гамзатовича, можно сказать, затаив дыхание. Председатель Правительства РФ был окрылен словами поэта. Поблагодарил его сердечно, затем поздравил Магомедали Магомедовича с избранием на высокий пост одной из республик Юга Российской Федерации. Пожелал успехов жителям и руководителям всех регионов Северного Кавказа.

Интервью с Сергеем Михалковым

Это было летом 1965 года. В одном из красивейших ущелий Кабардино-Балкарии в течение трех дней проходила встреча коллективов курортной сферы Северного Кавказа. На слете были наши представители из санаториев "Кармадон", "Осетия", "Тамиск". Главный врач "Кармадона" Урузмаг Дзгоев входил в состав его оргкомитета. Он пригласил нас, трех журналистов – Владимира Царукаева, сотрудника редакции газеты "Рæстдзинад", старших редакторов республиканского радио Мурата Мамсурова и меня – на этот теплый, интересный слет. Один день отводился диалогу санаторно-курортных работников с писателями Советского Союза. Вел его председатель Союза писателей Кабардино-Балкарской АССР Алим Пшемахович Кешоков. Среди участников собрания был секретарь Союза писателей СССР, председатель Союза писателей РСФСР Сергей Владимирович Михалков. Мы, журналисты, с особой радостью встретились с Расулом Гамзатовым, балкарцем Кайсыном Кулиевым и калмыком Давидом Кугультиновым, так как были с ними близко знакомы.

Мне очень хотелось взять интервью у Сергея Владимировича. Сказал о своем намерении Р. Гамзатову.

– Не переживай, – ответил он. – Сергей Владимирович не только высокий и выдающийся, но и поддающийся. "Высокий" – имею в виду не только метры и сантиметры, но и его талант. Автор "Гимна СССР". Помнишь: "Славься, Отечество наше свободное. Дружбы народов надежный оплот"? Я тебе организую все. Приготовь свою аппаратуру… Как это называется? "Репортер"?

И действительно, Сергей Владимирович с удовольствием согласился дать интервью Северо-Осетинскому радио. Мурат Мамсуров,

который все свои газетные материалы сам же снабжал оригинальными снимками, запечатлел момент нашего диалога. Во время фотосъемки Михалков крикнул Гамзатову:

– Расул, давай фотографироваться! Иди к нам!

Но тот отказался:

– Не буду фотографироваться. Ни за какие гроши. У меня лицо нефотогеничное…

– Зато я выгляжу, как красавец из лучших фильмов мирового кино, – сказал Сергей Владимирович. – Затем обратился ко мне: – Слушаю вас очень внимательно. Если бы знал осетинский язык, сказал бы на нем.

Расул бросил реплику:

– В твоем возрасте и при таком росте пора бы выучить осетинский, язык Хетагурова…

Михалков произнес немало добрых слов о нашей литературе и культуре, прежде всего выразив свое почтенное отношение к Коста Хетагурову. Назвал настоящими тружениками многонациональной советской литературы Максима Цагараева, Михаила Цирихова, Ашаха Токаева, Александра Царукаева, Тотырбека Джатиева. Мне было приятно, что в отличие от многих лиц неосетинской национальности, с которыми мне доводилось общаться, в именах и фамилиях ударение он ставил правильно.

Сергей Владимирович почему-то выделил Г. Кайтукова:

– Очень уважаю Георгия Кайтукова. Он при наших встречах меня называет кунаком. Я отвечаю ему тем же. Куначество представителей советской многоязычной литературы делает нас богаче, сильнее, краше!

Несмотря на то что к тому моменту записи интервью минуло около пяти лет со времени декады осетинского искусства и литературы в Москве, состоявшейся в конце августа – начале сентября 1960 года, поэт и общественный деятель помнил многие выступления посланцев нашей республики в столице. Тепло говорил о высоком мастерстве артистов Государственного ансамбля песни и танца, об осетинском и русском театрах, самодеятельном ансамбле Садонского свинцово-цинкового комбината, конниках Кантемировых и Тугановых.

На мою просьбу сказать о нашем крае что-нибудь стихами С. Михалков отреагировал мгновенно:

Страна ущелий, бурных рек,

Мне мила твоя природа.

Хоть я и русский человек,

Но сын кавказского народа…

Небольшая ремарка. Сергей Владимирович Михалков имел непосредственное отношение к Северному Кавказу. Родился в 1913 году в Москве, а 1927 году его семья переехала в город Пятигорск. Именно проживая там, он и начал печататься. Символично, что первое его стихотворение "Дорога", сочиненное в Пятигорске, в 1928 году вышло в журнале "На подъеме", издававшемся в городе Ростове-на-Дону. Об этом я узнал после интервью и подумал: "Было бы здорово, если бы нашей стране ущелий и бурных рек Бог дал побольше таких сынов".

Интервью с Сергеем Владимировичем в эфире прозвучало дважды, и оно очень понравилось радиослушателям нашей республики. Месяца через три после нашей встречи я был в командировке в Москве. Специально пошел в Союз писателей РСФСР. Благо, Михалков оказался в своем рабочем кабинете, и я подарил ему кассету с интервью, а также фотографию, сделанную Муратом Мамсуровым.

Журналист – человек из особого материала

Работая ректором Северо-Осетинского государственного университета имени К. Л. Хетагурова, в 1991 году мне с большим трудом удалось добиться открытия специальности "журналистика". Между прочим, среди региональных национальных классических университетов мы первыми основали эту очень интересную специальность, дефицитную в то время. Об этом Расул Гамзатович с удивлением и радостью узнал в конце того же года во время пребывания в нашем вузе с группой осетинских писателей.

– Было бы хорошо, если бы ты подсказал своим дагестанским коллегам, каков был твой путь к этой цели, – попросил Гамзатов. – Я тоже поговорю с нашим ректором на эту тему.

Расул сам стартовал на самую вершину Парнаса с журналистики. После окончания Аварского педагогического училища стал работать в районной газете. Оттуда шагнул в республиканские газеты и на радио. И первые свои стихи напечатал в республиканской аварской газете "Большевик гор". Там же опубликовал переведенные им с русского языка на родной произведения А. Пушкина, М. Лермонтова, В. Маяковского, С. Есенина и других классиков.

– С особым азартом переводил Владимира Маяковского, – говорил Гамзатов. – Они напоминают грохот водопадов в наших горах…

Мы долго беседовали о журналистике как об одной из самых беспокойных, ответственных и ярких профессий. Именно ей предназначена роль летописца жизни. Как бы сложно ни складывался диалог между прессой и властью, никто не имеет права нарушать незыблемость конституционного принципа свободы средств массовой информации.

– Мне больше нравится ленинское определение газеты, – сказал Расул. – Помнишь, Ленин называл ее коллективным пропагандистом, коллективным агитатором и коллективным организатором? Печатный орган не должен просто информировать, а журналист – сломя голову бегать в поисках жареных фактов, сенсаций и набивать ими газетные страницы, заполнять эфир.

– Расул, – обратился я к нему, – если бы твой тезис поставили на голосование, я бы поднял обе руки. И тоже знаю, что в прежние времена общество совсем по-другому относилось к газете, книгоизданию, телевидению, радио, к журналистам. Мне так же, как и тебе, посчастливилось в этих организациях пройти огонь, воду и медные трубы. Пришел в редакцию совсем молодым и сразу же оказался в гуще общественных дел, стал очевидцем многочисленных радостных событий, вдохновляющих фактов…

Расул прервал меня:

– Я хорошо помню молодого журналиста Ахурбека, который интервьюировал меня осенью 1959 года в дни празднования 100-летия великого Коста. Истоки нашего знакомства и дружбы находятся там. Как здорово, что нашим посредником был именно Хетагуров! Его дух даже с того света сплачивает людей.

Мы с Расулом Гамзатовичем много говорили о журналистике, в том числе о парадоксах, имеющих место в ней. Как-то я рассказал ему анекдотичный случай (скорее, анекдот), связанный с одной областной партийной газетой. В одном из ее номеров вместо крыловских слов "Вороне бог послал кусочек сыра" вышло "В Воронеж бог послал кусочек сыра". Это случилось во время горбачевской перестройки, когда в стране сложилась тяжелая ситуация с продуктами питания. Конечно, сразу же в обкоме партии возникла паника, и главному редактору объявили выговор без занесения в личное дело. Спустя несколько дней – снова ошибка. Был искажен Владимир Маяковский, писавший, что Ленин и теперь живее всех живых. А здесь: "Ленин и теперь жалеет всех живых". Теперь главный получил строгач с занесением в личное дело. Чаша терпения обкомовских работников переполнилась, когда были переделаны слова известной советской песни "Наш паровоз вперед летит, в коммуне остановка". Газета их выдала так: "Наш паровоз вперед летит, в Кабуле остановка".

В день выхода номера главного редактора срочно пригласили к первому секретарю обкома партии, который, насупив брови, почти крикнул:

– Хватит сыпать соль на раны! Пишите заявление об уходе с занимаемой должности. Поезжайте в Кабул и пишите оттуда статьи в нашу газету.

Я думал, что Расул посмеется, но он долго молчал, а затем очень серьезно произнес:

– Я же говорил, что работа журналиста и опасна, и трудна… Она такая не только у милиционеров… Помнишь, о них даже песню сложили? Нет, журналист не участник погонь за преступниками, не досматривает машины на дорогах. Но он обязан быть бдительным к каждому рождаемому в голове слову.

– Но вспомни, о журналистах тоже есть песня, – сказал я. – Слова которой берут читателя за душу. Имею в виду сочинение Константина Симонова. Особенно в исполнении певца Владимира Трошина. Не зря называют песню "Гимном журналистов". Лично мне как журналисту она очень нравится, а в особенности строки:

Трое суток шагать, трое суток не спать

Ради нескольких строчек в газете.

Если снова начать, я бы выбрал опять

Бесконечные хлопоты эти.

Если снова начать, я бы выбрал опять

Бесконечные хлопоты эти.

– Да, Симонов был не только большим поэтом, но и талантливым журналистом, – заметил Расул. – Я хорошо знал его. Свою фронтовую журналистскую деятельность он начал в боях у реки Халхин-Гол в 1939 году во время вооруженного конфликта между Японией и СССР. Константин лично мне говорил, что именно тогда сформировались у него такие качества, как бесконечное уважение к военным, жажда справедливости, честность, верность друзьям, подчеркнуто бережное отношение к женщинам. Помню его слова о том, что в той войне выбрал себе моральный ориентир – Константина Георгиевича Жукова. Симонов с автоматом наперевес, блокнотом и карандашом прошел всю Великую Отечественную. Благодаря его журналистскому таланту и бесстрашию в копилке истории войны сохранились судьбы сотен, может, и намного больше храбрецов – пехотинцев, авиаторов, подводников от рядовых до генералов и маршалов. Кстати, многие из них явились прототипами героев его больших полотен.

– Многие осетинские писатели, участники Великой Отечественной, тоже были военными корреспондентами, – сказал я. – В их числе и твои друзья Тотырбек Джатиев, Гриш Плиев, Давид Дарчиев, Георгий Кайтуков. Они не только публиковались во фронтовых газетах, но и присылали интересные материалы, художественные произведения в наши республиканские и даже районные печатные органы… Молодой талантливый поэт Мухарбек Кочисов, павший на передовой в жарком сражении, – выпускник нашего вуза, который в то время назывался Северо-Осетинским государственным педагогическим институтом имени К. Л. Хетагурова, в конце декабря 1942 года в газете "Рæстдзинад" опубликовал статью "Лучше смерть, чем позор". Читая ее, волосы на голове встают дыбом! Как известно, тогда еще на Тереке шли ожесточенные бои против немецко-фашистских захватчиков, и статья звала народ Осетии к новым подвигам не только на своей территории, но и везде на советско-германском фронте, а также в тылу. Я с трепетом душевным перевел ее на русский язык.

– Война высветила журналистский талант и большого числа дагестанских писателей, – с гордостью произнес Расул. – Кстати, их публиковали и газеты Северной Осетии, других республик Северного Кавказа. Ты как спец по истории журналистики сам хорошо знаешь об этом.

В одну из наших встреч я рассказал Расулу Гамзатовичу о том, что на базе отделения журналистики организован самостоятельный факультет.

– С меня причитается, – произнес Гамзатов, протянув мне руку.

– А еще образован также факультет осетинской филологии, – продолжил я. – Сказать, кого назначили его деканом? Шамиля Джикаева.

Я специально назвал имя декана потому, что хорошо знал: Расул Гамзатович высоко ценил его творчество. Об этом свидетельствовала его реакция на мою информацию:

– Ты поступил правильно. Поэзия, драматургические произведения, публицистика Шамиля – это настоящий клад, которые подарили Бог и автор вашей культуре. Моя мечта – перевести на аварский язык и издать отдельной толстой книгой стихотворения Шамиля. Возможно, включил бы в нее и его наиболее актуальную публицистику…

– Кстати, Шамиль в большую литературу первые шаги сделал, будучи журналистом, – отметил я. – Помню его студенческие статьи и время, когда работали вместе на республиканском радио. Здорово он писал материалы, особенно о деятелях литературы, искусства, сельских жителях и молодежи.

Расул часто интересовался делами на обоих факультетах. Спустя много лет с момента открытия журфака я с гордостью говорил ему о том, что материалы республиканских и районных газет, телевидения и радио республики в большинстве своем делаются нашими выпускниками. И не менее гордо – о том, что многие выпускники трудятся в федеральных средствах массовой информации. Непременно отмечал, что в подготовке журналистских кадров получаем огромную помощь от профессионалов республиканских периодических изданий: "Северная Осетия", "Рæстдзинад", "Слово", телекомпании "Алания", а также московских профессоров. От удовольствия потирая руки, Расул обещал выступить перед студентами названных факультетов с двумя-тремя лекциями. Но, к сожалению, они не состоялись.

Волшебная папаха и кубачинский кинжал

Лето 83-го ушедшего в историю двадцатого столетия. Мой старший брат Виктор, кандидат экономических наук, доцент Горского сельскохозяйственного института (ныне Горский государственный аграрный университет), работал начальником базы отдыха вуза на берегу Каспийского моря рядом с городом Дербентом. Он, зная наши дружеские отношения с Гамзатовым, попросил меня организовать там встречу с дагестанскими писателями. Я позвонил Расулу Гамзатовичу по телефону и рассказал об этом. К моей радости, не пришлось уговаривать его.

– Отличная идея! – ответил он. – Только заранее поставь меня в известность, – и, немного помолчав, продолжил:

– Давай сделаем следующим образом: ты берешь с собой двух-трех осетинских поэтов. Вместе проведем литературные встречи с вашими "тружениками" Каспия. По-моему, так будет лучше.

Я чуть-чуть схитрил: сказал Георгию Кайтукову и Владимиру Царукаеву, будто их персонально приглашает Расул. Знал, что у каждого из них есть много друзей из числа творческой интеллигенции братской республики. Кайтуков и Царукаев с удовольствием согласились. Рулить машиной я попросил младшего брата, майора милиции Юрия, с которым Расул познакомился в нашем родительском доме. Правда, тогда он еще был капитаном. В Махачкалу мы прибыли в полдень. У входа в здание Союза писателей Дагестанской АССР нас ждали сам Гамзатов и еще три человека. Оказалось, что Кайтуков и Царукаев их хорошо знали – на различных литературных вечерах встречались неоднократно. Расул Гамзатович мне и Юрию представил своих коллег. Наскоро пообедали и на трех легковушках отправились в Дербент.

Два литературных вечера на базе отдыха прошли, как говорится, на ура. Звучали стихи на нескольких языках: русском, некоторых народов Дагестана, осетинском. Хозяева тоже не остались в долгу – находившиеся на отдыхе артисты институтского ансамбля исполнили несколько танцев, в том числе дагестанский "Акушинский".

Утром третьего дня нас пригласили в столовую на хаш. Нам было приятно, что за завтраком Расул попросил у осетинского Уастырджи гладкой и счастливой дороги для всех путников. После завтрака мы успели еще искупаться в Каспии, а часов в десять отправились в Махачкалу. Обитатели райского уголка Дагестана проводили нас песнями и громкими аплодисментами. В лучшем ресторане Махачкалы нас ждал обильно накрытый стол, во главе которого сидел знаменитый ученый-историк Магомет Джалалудтинович Бутаев, близкий друг Расула. Он произнес много добрых слов об осетинских литераторах, а также о научно-педагогической интеллигенции. Назвал имена ректора и профессоров СОГУ Ахсарбека Галазова, Михаила Гиоева, Бориса Мостиева, Михаила Тотоева, Асланбека Тедтоева, с которым познакомился на защите моей кандидатской диссертации в Дагестанском государственном университете.

Самое интересное ждало нас после ресторана. Как только вышли на улицу, Расул кивнул шоферу Союза писателей, и тот быстро достал из салона машины четыре пакета из плотной коричневой бумаги и передал их Расулу.

– Так… – произнес Гамзатов. – Здесь небольшие подарки от моей семьи, – с этими словами он вытащил из одного пакета белоснежную лохматую папаху и, извинившись, надел ее на голову Георгия Кайтукова. Георгий вытянулся, выпрямил плечи и громко произнес:

– Люди добрые, где можно посмотреть на себя в зеркало?!

– Если тебе не понравится что-нибудь, то, как говорил дедушка Крылов, не кивай на зеркало, – сказал Расул. – Дагестанские зеркала не кривые, не искажают облик. Здесь еще кинжал, изготовленный кубачинскими умельцами. Таких наборов три. Адресат четвертого – Алихана сын Юрий. Но – там, – с этими словами он вынул из пакета милицейскую фуражку и надел на Юрия. – Выдам государственную тайну: для него я заказал генеральскую форму. В моих глазах он чином не ниже генерала.

– И в моих тоже! – искренне поддержал я Гамзатова.

Папаха от Расула Гамзатовича хоть и не шапка Мономаха, но зато оказалась "волшебной". Я написал ему об этом в небольшом письме:

"Дорогой Расул, прими искренние, от души идущие приветы от меня и от тех, которые недавно вместе со мной были в Дагестане. Цирк рассказать тебе?! Когда мы возвращались в Орджоникидзе, то в двух местах нас остановили ваши гаишники. Между прочим, отправляясь к вам, я говорил Юрию, чтобы он надел милицейскую форму. Но он у меня "упрямый" брат, и не захотел. Если бы он послушался меня и был бы в форме майора милиции, думаю, нас бы не останавливали гаишники. Но главное не в этом. На обоих постах в эту невыносимую жару я чинно выходил из машины в подаренной тобой шапке. Автоинспекторы с удивлением смотрели на меня как на чудака, а я, не дожидаясь каких-либо проверок и вопросов, сразу докладывал, что это папаха от Расула (без фамилии и отчества), и в жару она дает прохладу, а зимой – как грелка. Услышав твое имя, милиционеры сразу отдавали честь и желали нам счастливой дороги.

Теперь я знаю: если мне надо будет попасть в Кремль, к Спасской башне подойду в твоей "волшебной" папахе и доложу караульным, что я от Расула, и они, надеюсь, проводят меня до самого главного коридора".

Расул Гамзатович как только получил письмо, немедля позвонил мне на домашний телефон и прежде поинтересовался здоровьем и настроением моих родителей, затем рассмеялся и поблагодарил меня за теплые слова, вспомнил о содержательной встрече писателей Дагестана и Осетии с обитателями базы отдыха Горского сельскохозяйственного института в Дербенте. Позже жена Расула Патимат рассказала мне о том, что он принес письмо домой и прочитал его громко, будто выступал с высокой трибуны.

"Анонимщица"

Об этом рассказал мне сам Расул Гамзатович. Однажды к нему пришла жена известного дагестанского писателя Р. Т. и, опустив глаза, сказала, что муж ей изменяет.

– Ай-ай, – Гамзатов сделал серьезный вид. – А мы, коллеги по перу, всегда считали его самым правильным мужчиной… Всюду говорит о тебе столько лестных слов, что так и хочется написать о вашей семейной идиллии, о нем как о самом преданном своей жене муже. Теперь, послушав тебя, зачесались руки: хоть фельетон пиши. Но нет! Не будем выносить сор из избы. Лучше мы обсудим его в узком кругу руководства Союза писателей.

– Спасибо, Расул Гамзатович, – сказала жена писателя.

– Да… А какие улики есть у тебя? – спросил Гамзатов.

Женщина рассказала, что у мужа на пиджаке увидела волос блондинки, а на новой нейлоновой рубашке – следы губной помады.

– Отягчающие обстоятельства, – с серьезным видом произнес Расул. – Ты знаешь, о чем я подумал? Если бы в республике было почетное звание народного или заслуженного криминалиста, то его первым надо было бы присвоить тебе. Разговор строго между нами: дальше будь еще бдительнее. Но чтобы делу дать ход, напиши на мое имя анонимку…

– А как? – спросила гостья.

Гамзатов, еле сдерживая улыбку, начал:

– Я попробую помочь тебе, – сам положил перед ней лист бумаги, подал ручку. – Для большей солидности и актуальности пиши: "Председателю Союза писателей ДАССР, депутату Верховного Совета СССР, лауреату Ленинской и Сталинской премий, депутату Верховного Совета СССР, Герою Социалистического Труда товарищу Гамзатову Расулу Гамзатовичу.

От гражданки /фамилия, имя, отчество, домашний адрес и телефон/ Анонимка"…

Дома перепиши анонимку каллиграфическим почерком и завтра как можно раньше доставь ее сюда. Только смотри, чтобы супруг ни слухом, ни духом не узнал о том, что мы загоняем его в западню…

На следующий день жена писателя ждала Гамзатова в приемной. Он пригласил ее в кабинет. Женщина вынула из сумки лист бумаги и положила на стол председателя. Расул долго протирал очки, затем прочитал текст вслух, положил бумагу в ящик письменного стола, встал и пожал руку половины своего коллеги:

– Молодец! Отличный слог. Не каждый член Союза писателей Дагестана способен написать так четко. Пусть не обижаются на меня представители слабого пола, но в твоем письме и не пахнет женской логикой… Мужицкая хватка!

Расул с напускной серьезностью спросил жалобщицу:

– На каком плече были следы губной помады?

– Не помню, Расул Гамзатович, – с грустью произнесла та.

– Это твоя большая оплошность, – сказал Расул. – Если вспомнишь, пиши дополнение к своей анонимке.

"Анонимщица" ушла очень довольной. Как только закрылась дверь кабинета, Расул позвонил двум своим близким друзьям, членам правления Союза писателей республики, и попросил их срочно подойти. Они едва успели войти в кабинет, как он прочитал им анонимку.

– Начинается комедия "Анонимка", – сказал Расул. – Открываем бархатный занавес. В главных ролях выступаете вы. Немедленно найдите Р. Т. и скажите ему, что я не пустил его жену к секретарю обкома партии. Но, если честно, то она и не собиралась. Чтобы замять вопрос, надо для Гамзатова и его ближайшего окружения накрыть стол. И такой, чтобы он ломился от обилия яств.

Друзья так и сделали. Р. Т. на следующий день на берегу Каспия, где часто собирались местные писатели, накрыл действительно разносольный стол. Тамадой усадили его самого. Он почти каждый второй тост произносил за здоровье Расула Гамзатовича, благодарностям не было конца.

– Прошло месяца два, и меня вновь посетила "Отеллочка" – жена моего коллеги Р. Т., – сказал Гамзатов. – С горечью поведала, что я плохо провел воспитательную работу с ее мужем, что опять обнаружила на его нейлоновой рубашке следы губной помады.

– Как ты думаешь, помада импортная? – спросил Гамзатов.

Жена писателя не ответила на вопрос, но сказала:

– Пойду жаловаться к секретарю обкома партии.

Расул нашелся:

– Не делай этого. Сейчас Р. Т. получает много гонораров, а если ты пожалуешься туда, то могут запретить издавать его за моральное разложение. Мой тебе добрый совет: запастись терпением и хорошим современным стиральным порошком…

Гамзатов долго смеялся, затем близко подошел ко мне и сказал:

– Представь себе, она одобрительно кивнула головой, поблагодарила меня за добрый совет и ушла, – после недолгой паузы добавил:

– Дарю тебе этот сюжет для литературного фельетона или юморески. Я знаю, что нередко увлекаешься этим. Только поменяй место действия. Напиши, что это проходило в некотором царстве, в некотором государстве…

Я спросил:

– А можно напишу: "В некотором царстве, в некотором государстве под гордым названием Дагестан живут-поживают известный писатель Р. Т. со своей женой-красавицей и солнечными детьми"…

– Может, ты перенесешь сюжет на осетинскую почву? – Расул Гамзатович смеялся долго.

– Наши писатели – однолюбы, – твердо произнес я. – Их женам не требуются те самые стиральные порошки, которые ты рекомендовал "анонимщице"… Тем более у нас нейлоновые рубашки – большой дефицит. Их отпускают прямо с торговых баз по спискам Совмина и райкомов партии… Притом наши женщины в отличие от дагестанских, наверное, отстают в криминалистике, слабые детективы.

– Между прочим, многих наших женщин в этом отношении "подковали" на юридическом факультете вашего университета, – воскликнул Расул Гамзатович. – А вообще, сильно везет осетинским писателям, как ты сказал, однолюбам… Отсутствует главная улика – нейлоновая рубаха. – Он немного порылся в ящике письменного стола, вынул оттуда два листочка и протянул их мне. – Это стихи про Новый год. Помимо прочего здесь есть такие строки, которыми ты мог бы завершить свой фельетон или юмореску. – И прочитал строфу:

"А тебе, женолюб многогрешный,

Я желаю признанья вины,

Чтоб просил целый год безуспешно

Ты прощенья у своей жены".

Стих, как и многие другие, подаренные мне великим поэтом до их выхода в свет произведения, я сохранил, но, признаюсь честно, на заданную им тему не написал ни литературный фельетон, ни юмореску.