Думая об этом, мы не должны забывать о том, что лирика неоднородна – она движется различными путями, выступает с самых неожиданных позиций. В одних случаях поэтическое переживание соединяется с изображением события, иногда – нескольких событий. В других главенствуют мысль, ощущение, работа ума, тесно слитая с трепетом души. В третьих – чувства, думы стихотворца выступают в чистом виде, когда душевная жизнь художника слова проявляет себя наиболее непосредственно, открыто и честно. Каждая эпоха, каждый настоящий творец выдвигают свои новые образные решения, находят свои свежие краски. Обновление, развитие лирики идет непрерывно; в его основе – тесная, многогранная связь поэзии с жизнью общества, с историей, трудом, борьбой, поисками, надеждами и прозрениями родного народа. Одним из тех, кто всеми фибрами души чувствует закономерности поэтического творчества, является талантливая поэтесса Елизавета Маратовна Кочиева.

Она родилась в конце сентября 1954 года в селении Ногир Пригородного района РСО–А. Когда пришло время, с радостью вместе со своими ровесницами пошла в первый класс. Местная средняя школа в то время была одной из лучших в республике. Особенно сильны здесь были литературные традиции. В начальных классах их активно поддерживала Аза Гиоева, пробуждая и развивая творческое начало в своих подопечных, оказала она заметное влияние и на талант Лизы Кочиевой. Дружеские отношения между ними продолжались до самой кончины наставницы. Именно под ее влиянием второклассница Лиза написала свое первое стихотворение, которое посвятила любимой кошке. Необыкновенно быстро пролетели школьные годы, остались позади и выпускные экзамены. В отличие от одноклассников перед юной Лизой не стоял вопрос куда поступать. Она давно сделала свой выбор – русско-осетинское отделение филологического факультета СОГУ имени Коста Хетагурова. Успешно сдав вступительные экзамены, она вступила в новый период своей жизни, в том числе творческой... Елизавета Маратовна и сегодня подтверждает, что встреча с патриархом осетиноведения Николаем Багаевым стала для нее настоящим счастьем. Его голос и ныне звучит в ее ушах, а светлый образ Николая Константиновича до сих пор стоит перед глазами и освещает путь самобытной поэтессы.

На филологическом факультете дела у Елизаветы шли как нельзя лучше, но после третьего курса таинственная нить судьбы принимает совершенно неожиданные очертания. Девушка переводится для продолжения учебы на факультет журналистики ЛГУ имени А.А. Жданова. Здесь состоялась ее долгожданная встреча с теоретиками и практиками отечественной журналистики. Учеба и производственные практики под их руководством не прошли даром для талантливого автора: значительно расширился ее творческий горизонт, заметно приблизив поэтессу и журналиста к обретению своего авторского почерка. Свое дело "сделали" и ленинградские театры, набережные, пригороды и встречи с восходящей звездой отечественного и мирового музыкального искусства Валерием Гергиевым. После окончания журфака при большом желании Елизавета могла бы остаться в Питере без особых усилий. Но она даже в мыслях не представляла себе, как можно жить без Осетии, без заснеженных горных вершин и звуков бурных волн легендарного Терека, на левом берегу которого расположилось ее родное селение Ногир.

Возвращение в Осетию, в родную стихию оказалось не таким радужным, как ожидалось. Поиски своего собственного "я" в литературном процессе не принесли желаемого результата. Работа в редакции газеты "Социалистическая Осетия", на ГТРК "Алания", в редакции журнала "Ногдзау", в издательствах "Ир", "Алания", "Проект-Пресс", к сожалению, прошла без особого творческого удовлетворения, после чего она, по существу, стала "свободным художником".

В конце ушедшего столетия в жизни и творчестве Елизаветы Кочиевой снова произошли коренные изменения, что на этот раз было связано с переводческой деятельностью, причем не художественной литературы, а духовной, то есть с самым трудным видом этого искусства слова. Духовная литература заставила Лизу снова сесть за учебную парту. Однако это не испугало талантливого автора: она с юношеским задором стала постигать учебный план семинара, в который разработчики включили предметы, своим многообразием отражающие глубину знаний, обязательных для переводчика библейских текстов, таких, как история Древнего Израиля, история еврейского текста Библии, жанровое многообразие Ветхого Завета, богословский, исторический, лингвистический аспекты теории библейского перевода и другие.

Кроме двухлетнего курса обучения, два переводчика (Елизавета Кочиева и Казбек Мамукаев) постигали еще и древнееврейский язык Ветхого Завета. После этого осетинская переводческая группа работала непосредственно над переводом. Елизавета Маратовна привлекла к этой работе лучшие переводческие силы Северной и Южной Осетий. И это дало свой результат. В настоящее время заканчивается перевод и проводятся экзегетическое и филологическое редактирование текстов книг Ветхого Завета. Бесспорно, переводы библейских текстов отнимают очень много времени у поэтессы, она разрывается между поэзией и духовностью. Ее душа, как маятник, склоняется то в одну, то в другую сторону. Но даже в такой глубоко насыщенной обстановке Елизавета успевает уделять внимание не только поэтическому творчеству, но и организации конкурсов на лучшее эссе на тему "Семья. Фамилия. Отечество". Причем, тексты пишутся на осетинском языке. Надо заметить, что последний из них собрал около 200 авторов среди школьников из разных концов республики.

На этой мажорной ноте в самый раз снова обратиться к ее поэтической стезе. Основные мотивы поэзии Елизаветы Кочиевой сформировались уже в 1970–1980-х годах. С тех пор ее лирическая героиня живет в мире, где много печали и на долю человека выпадает немало испытаний. Главное в нем – любовь, вера и творчество. Одиночеству, незащищенности лирической героини противопоставлено ощущение слияния с природой, ожидание невозможной, но в мечтах близкой встречи, стремление взлететь над земным злом и воскреснуть для новой жизни. Существование двух миров предстает в лирике Е. Кочиевой как романтическая антитеза взлета духа и притяжения "земного нетерпения" и "земной грусти". Воплощением этого несоответствия видится поэтессе трагическая судьба Каролины Лэм, готовой жить и умиреть ради Байрона.

Внешнее и внутреннее, земное и небесное, реальное и воображаемое у Е. Кочиевой разделяет зыбкая граница, а ощутимость впечатления, давно растворившегося в прошлом, противостоит неустойчивости настоящего. "Поэтическое заклятие" может вызвать чудесные изменения в земном мире ("Домовой"). Наконец, "историческое чутье" лирической героини позволяет ей оживить приглушенные, героические тона, едва видимые признаки событий времен героической личности Бега Кошты. Они на тот момент составляли предметную основу образности молодой поэтессы. Особый способ создания образов в лирике Елизаветы Кочиевой был отмечен Васо Малиевым в рецензии на ее сборник "Небесный огонь". Шамиль Джикаев, говоря о таланте поэтессы, считал особенностью ее мироощущения "вдохновенное любопытство", попытку заглянуть по ту сторону горизонта. Оба критика видели в стихах "Небесного огня" черту, отличающую их от творчества ее современников. Речь шла не о различии тематики, а о том, что каждый из мотивов был объектирован в художественные образы.

По мере взросления творческое воображение Елизаветы Кочиевой представляет собой мир чувств лирической героини в смелом и сильном ракурсе благодаря ассоциативным связям с реалиями внешней жизни. В разработке мотива неразделенной любви, благодаря ассоциативной образности заостряется ощущение нереализованности, невостребованности. Любовь тянется запутанной нитью через перипетии жизни. Только в стихах она, подобно веретену, крутится вокруг своей оси. Развитие Елизаветой Кочиевой традиций ассоциативной образности перекликается не столько с исканиями осетинских романтиков, сколько с особенностями поэтики Серебряного века. Метафорическое сближение черт духовной жизни и субъективно воспринятых примет действительности обогащает образ, проявляет в лирическом переживании индивидуальные психологические характеристики.

Для стихов поэтессы 80-х годов ушедшего века характерен особый драматизм переживаний. Ее лирическая героиня все та же, но с каждым часом она освобождается от иллюзий: для нее это "предпоследний час" молодости, час выбора между вечными ценностями земного и небесного. Вглядываясь в эту "небывалую грань", она приходит к осознанию жизни как неповторимого, радостного чуда, понимая, что человек остается неповторимым только на земле. Трагическую ноту в лирику этого периода вносит тема природы. Лирическая героиня мечтает о земле, где поймут ее тоску, стихи и муки.

Тема Осетии приобретает особое звучание в стихах второй половины 1980-х годов. Написанные в это время стихи наполняются нравственно-философским содержанием и психологической конкретикой. Главную роль в создании образов играют культурно-исторические ("Каролина Лэм", "Гоген", "Размышления о Бега") и фольклорные ассоциации ("Темирболат взывает к нарту Ацамазу", "Золотая рыбка", "Скерцо"). События героической истории оказали большое влияние на самосознание осетинской поэтессы, видящей свою миссию в том, чтобы "собирать камни". История Осетии представляется цепью трагических, но героических событий. Трагична судьба Темырболата Мамсурова на чужбине, которая искалечила его душу, оставив только возможность для рокового исхода. Но вместе с тем в душе поэтессы живет вера в то, что поколению, к которому принадлежит она сама, хватит сил, чтобы возродить славу, достоинство и честь Осетии.

В первой половине 1990-х гг. меняется стилистика интимной лирики Елизаветы Кочиевой. Ее главной особенностью становится исповедальная интонация, стихотворения превращаются в лирический монолог, наполненный мгновенными впечатлениями, деталями, фрагментами неординарных эпизодов жизни. Все это указывает на новый ориентир в поэтическом сознании Елизаветы Кочиевой. Теперь не только строчки из стихов Пушкина, Вознесенского, но и метафоры Георгия Бестауты становятся эпиграфами к ее стихотворениям. В первом десятилетии нового века у нее, помимо прежних мотивов, появляется тема примирения противоречий, успокоения души, которая раньше терпела, знала и боролась. Но несмотря на то, что между полюсами земного и небесного огней для лирической героини больше расстояния нет, ее душа все равно томится. Высшая цель для нее – не рай, а жизнь, разрывающая нить между мигом и вечностью.

Звуки "Небесной искры" Елизаветы Кочиевой волнуют, очищают, вдохновляют... В них – суровая правда зрелой художницы слова, постигающей глубины человеческого мира в его отношениях с жизнью и национальным миром родной земли. Сила ее своеобразного стиха заключается в том, что историчность не вытесняет современность. Обе темы органично сосуществуют. История живет в ее стихах еще и потому, что она сплелась с днем нынешним. А у этого объединительного явления одни истоки – близость к общечеловеческому началу, нерасторжимость с темами, которые человек признал вечными. Для поэтессы – это высокий знак, свидетельствующий о нерасторжимости талантливого автора с традициями духовной культуры народа, которые хранят для нас свет духовности, мудрости и гармонии.