Высокогорный геофизический институт (ВГИ) Росгидромета в Нальчике — один из немногих в России институтов, которые занимаются изучением опасных природных явлений. В настоящее время ученые занимаются прогнозированием зон затопления в Кабардино-Балкарии и оценкой лавиноопасности на горнолыжных курортах Северного Кавказа, изучают воздействие изменений климата на ледники Кавказских гор. Специалисты не только исследуют явления, но и вырабатывают методы противодействия им: например, создают технологии защиты населения от селей.

О том, может ли "проснуться вулкан" Эльбрус, насколько опасно таяние ледников на Кавказе, реально ли повторение кармадонской трагедии, как защитить людей от схода селевого потока и снежной лавины и что может помочь в борьбе с градом, в интервью ТАСС рассказал директор ВГИ Мухтар Беккиев.

— Мухтар Юсубович, в СМИ давно распространяются прогнозы, в том числе инициируемые некоторыми учеными, что Эльбрус — спящий вулкан и со дня на день проснется. Насколько мы близки к катастрофе?

— Наш институт исследованиями и прогнозами извержений вулканов напрямую не занимается. Вместе с тем мы обзорно проанализировали некоторые факты прошлых извержений — они действительно катастрофичны. Эльбрус — это андезитовый вулкан. Если такие вулканы просыпаются от долгой спячки, то обычно происходят обрушения самой вулканической постройки, выбросы газов и пепла, сходят лаво-каменные и катастрофические пирокластические потоки в виде смеси вулканических газов, пепла и обломков пород, движущиеся со скоростями до 200 и более км/ч. Происходит быстрое таяние ледников, образование вулканогенных селей с возможными разрушениями на расстояниях до 70–100 км. Следы прошедших в далеком прошлом мощных пирокластических потоков с вулкана Эльбрус можно и сегодня наблюдать в долине реки Ирик в Приэльбрусье. Вместе с тем сейчас каких-либо аномальных экзогенных процессов, связанных с воздействием вулканизма, а также признаков активизации Эльбруса как вулкана не наблюдается. За поведением вулкана постоянно проводятся наблюдения специалистами из других профильных научных организаций.

— Тем не менее ваши сотрудники пришли к выводу, что к 2050 году ледники Кавказа растают на 40%. Каких последствий нам стоит реально опасаться?

— По данным Института географии РАН, с 1997 по 2017 год Эльбрус потерял чуть более 20% объема ледников — примерно по 1% в год. При сохранении таких темпов к 2050 году объем льда действительно может уменьшиться на 40% и даже больше. Проводимые нами работы подтверждают выводы об уменьшении площади ледового покрытия, но прямым исследованием самих ледников мы не занимаемся. Мы исследуем их с точки зрения выявления угроз формирования разрушительных процессов: гляциальные сели, обвалы льда, формирование озер и внутриледниковых водоемов, ледово-каменные лавины и так далее. Но и здесь нужно оговориться, что текущих обобщений по всем ледникам, точнее по каждому леднику Кавказа, мы пока не сделали. Влияние проявления "вулканизма" на таяние или сокращение ледяного покрова на горе Эльбрус может иметь место, но пока это не основной, а скорее даже совсем незначительный фактор общего процесса изменения климата.

В сентябре наши сотрудники совершили очередной вертолетный облет и обследовали западные ледники Кавказа (это Краснодарский край). Например, расположенный там ледник Чугуш за последние семь лет сокращается на 2,7% в год, а убыль площади других ледников составляет около 1–1,5% в год. Ледники на той территории спускаются намного ниже, чем ледники Центрального Кавказа, в частности, ледник Холодный оканчивается на отметке 2160 м, то есть на высоте поселка Терскол в Приэльбрусье. Количество зимних осадков и уровень температур здесь пока достаточны для того, чтобы ледники существовали на таких высотах. На момент облета 19 сентября снега на ледниках Западного Кавказа было больше, чем в это же время в прошлом году. В отличие от большей части Кавказа, снег покрывал ледники и прилегающие территории этой горной зоны практически до начала сентября.

— Что случится, если Эльбрус совсем "растает"?

— Человечество, видимо, не исчезнет, просто начнутся проблемы с водой и надо будет адаптироваться к происходящему. Из окон нашего института в Нальчике видны горы Ак-кая и Кара-кая: до этого года они на две-три недели летом были без снежного покрытия. А сейчас — посмотрите: середина ноября, а вершины черные, а сошел снег еще в мае. 20% ледников, которые мы потеряли за последние годы, — это действительно очень и очень много. Ведь вода идет c ледников — а что произойдет, если все эти реки высохнут или даже просто обмелеют? Последствия будут тяжелыми. Раньше мы не думали, что бутилированную воду будут массово покупать в магазинах, а сейчас мы делаем это, даже живя рядом с ледниками. Очевидно то, что дальше проблема водообеспечения будет обостряться, как сейчас это уже наблюдается в ряде стран.

— Какие новые исследования сейчас ведет ВГИ, на что получает грантовую поддержку?

— Прямо сейчас, кроме основных направлений исследований, некоторые сотрудники института работают над госзаданием по оценке зон затопления и подтопления на территории КБР, заказчиком которого выступает Министерство природных ресурсов и экологии КБР. Вода, конечно, и великое благо, и жизненная необходимость, но водная стихия в виде паводков, селей, наводнений, затоплений и других проявлений представляет собой большую угрозу безопасности людей, животных, экологии и объектам недвижимости. Все больше и больше земель в КБР осваивается с большими рисками для безопасности. Как правило, это незаконное строительство или иная деятельность в поймах рек, склонах и долинах гор, местах залегания определенных горных пород и других неблагоприятных местах. Не всегда конкретные застройщики или девелоперы обеспечивают требования безопасности, да и не всегда бывает достаточно возможностей для проведения необходимых работ по защите территорий от стихийных и даже просто экстремальных явлений.

Сейчас мы завершаем работы по гранту Русского географического общества (РГО) "Воздействие изменений климата на оледенение Большого Кавказа". Ранее, в 2016 году, также по гранту РГО реализовали проект "Исследование влияния глобального потепления климата на эколого-географическое состояние снежно-ледового покрова горы Эльбрус и рекреационные комплексы Приэльбрусья". Несколько работ по оценке лавиноопасности проведено по заказу "Курортов Северного Кавказа", также по противоселевым работам по защите озера Байкал в Иркутской области, на Камчатке, по объектам Красной поляны в Сочи и другим.

— 18 февраля 2019 года в Приэльбрусье наблюдался сход ледниковых масс, и тогда ваши сотрудники назвали это обычным явлением. Насколько предсказуемы такие ситуации?

— Практически любой горный ледник — это движущаяся масса льда. То, что произошло на леднике Гарабаши в Приэльбрусье, случается практически ежегодно на участках крутых ступеней ледников, называемых ледопадами. Для них характерны многочисленные обрывы и трещины, и падение блоков льда на этих участках неизбежно.

Дальность выброса масс льда по склону может достигать 100 метров и более. Например, на леднике Адиши в Грузии в 2019 году был обвал льда с дальностью выброса около 400 м. Если Урал — это хронологически старые и пологие горы, которые уже прошли длительный эволюционный процесс, то наши Кавказские — это молодые горы, в свое время они выросли почти вертикально и теперь постепенно то замерзают, то оттаивают, то деформируются и выветриваются. Это обычные для гор природно-геологические процессы.

— Возможно ли повторение в горах КБР события, сравнимого по масштабам с трагедией в Кармадоне?

— Сход ледника Колка в 2002 году в Кармадонском ущелье в Северной Осетии (в результате которого под селем погибло много людей, в том числе режиссер Сергей Бодров, артисты конного театра "Нарты" и другие члены съемочной группы) далеко не уникален. С учетом этого события нами обзорно выявлен ряд случаев схода ледников в разных регионах мира: в восточном Тибете в 2004, 2007 и 2016 годах, в Андах в 2007 году, на Аляске в 2013 и 2015 годах, в западном Тибете на двух ледниках в 2016 году, на Памире в Таджикистане — также на двух ледниках, в 2016 и 2017 годах.

Анализ этих случаев показал, что за определенный период времени перед сходом ледника, от месяца до года, существует возможность по космическим снимкам с довольно высокой вероятностью выявить признаки аномальной динамики ледников — предвестники возможных катастроф.

Предпосылки к сходу селя могут быть разными: выпадение ливневых осадков, аномальное таяние ледников, прорыв ледниковых водоемов (поверхностных и внутренних озер) и так далее. Прогнозировать такие явления очень сложно. Данных о точном количестве осадков на склонах гор у нас практически нет — есть только данные нескольких стационарных метеостанций, не отражающие реальную метеорологическую ситуацию по конкретным участкам. Еще сложнее прогнозировать гляциальные сели. Природная подготовка к их сходу происходит в течение нескольких лет, а длительно существующие ледниковые озера могут прорываться по ряду причин. Например, прорыв озера Башкара в сентябре 2017 года (приледниковое озеро в районе Приэльбрусья, в результате прорыва которого в 2017 году погибли три человека, было прервано газо- и электроснабжение, в нескольких местах вода смыла участки единственной автомобильной дороги, ведущей к Эльбрусу) был вызван аномальным локальным ливнем. При этом таких ситуаций на озере долгое время не наблюдалось, а проблему сдерживания воды на безопасном уровне решало искусственное регулирование стока.

Там же в 2019 году обрушилась скала массой порядка 1,5 млн тонн. Горная порода упала на ледник, но ничего особенно не повредила, никаких негативных последствий пока не зафиксировано. Ландшафт, конечно, уже изменился, ледник у озера Башкара пригружен несколькими миллионами тонн горной породы. Вся эта система будет двигаться и наступать на озеро. Какие и когда будут последствия? Такой вопрос проще задать, чем точно на него ответить. Необходимо продолжать наблюдения и предупреждать о возможной опасности. Инженерные природоохранные мероприятия желательно и необходимо проводить до возникновения чрезвычайных ситуаций, и власти уже занимаются этими задачами.

Для успешных прогнозов подобных сложных явлений необходим постоянный мониторинг. Чрезвычайные ситуации могут развиваться в течение нескольких дней и даже часов. Например, в 2018 году на массиве "мертвого" льда ледника Лекзыр в соседней Грузии за два дня образовалось озеро с объемом воды около 350 тыс. кубометров. Такие ситуации могут возникать и на территории КБР.

— Чем опасны изменение климата, вероятность роста температуры воздуха и катастрофических ливней конкретно на Кавказе в перспективе 50 лет?

— Изменение климата в регионе уже в процессе, причем в опасной его стадии. В последние годы селевые потоки стали чаще сходить по основным водным артериям гор — по рекам Баксан, Чегем, Череку, другим поймам и даже по тем местам, где нет водных объектов. Деградация высокогорной мерзлоты — это довольно длительный процесс, продолжающийся сотни лет, но в последние годы в результате потепления он стал значительно интенсивней. Такой процесс способствует вовлечению в селевые потоки огромных масс грунта, максимально подготовленного к селеобразованию. Селевые потоки в таких массивах могут образоваться за счет собственных водозапасов без участия ливневых осадков, а возможные масштабы селевых выносов из них могут достигать нескольких миллионов кубометров грязекаменного материала. Например, накопление воды в леднике в верховьях реки Герхожан-Суу приводило к катастрофическим селевым потокам, неоднократно наносившим ущерб городу Тырныауз (административный центр Эльбрусского района).

— Как часто вы проводите анализ изменчивости температуры на горной территории Северного Кавказа?

— Сеть Росгидромета фиксирует сведения по температуре и другим метеорологическим параметрам каждые три часа круглые сутки и весь год. Кроме того, есть системы дистанционного, в том числе спутникового, зондирования. Такие сведения и ложатся в основу анализа всех научных заключений и прогнозов.

— Поговорим о граде, вернее о борьбе с ним. Высокогорный геофизический институт является ведущим научным учреждением страны и в этой области. Есть ли способы минимизировать многомиллионный ущерб для экономики от этого вида осадков?

— Порядка 52–54% территорий в России относится к горным территориям. И если селевые потоки наблюдаются непосредственно в горах, то град — в предгорной и горных зонах, там, где возникают воздушные потоки, имеющие определенные физические параметры и строение. Градовый процесс по сути таков: теплый и холодный воздух встречаются, возникают восходящие воздушные потоки. Поднимаясь на определенную высоту, где разреженный воздух и низкие температуры, пар или влага, находящаяся в облачной среде, превращается в воду, а далее замерзает. И вот эту фазу между водой и льдом надо поймать: если вода "проскочит" вверх, процесс уже не остановить и она превратится в лед с падением вниз в виде града. Суть противоградовой системы состоит в том, что при помощи ракеты в облако вносится реагент, увеличивающий скорость конденсации: пар успевает превратиться в воду, не поднявшись высоко. Все пассажиры гражданской авиации наверняка в воздухе слышали, что температура за бортом воздушного судна порядка –40–55 С° — это на высотах 10–12 км, ну а облачные процессы, формирующие туманы, дожди и град, порою достигают этих и даже выше отметок. Основные процессы проходят, конечно, на более низких высотах, где температура конденсации и замерзания, влажность, ветер и другие параметры определяют и облачность, и осадки. Сейчас для противоградовых работ используются штатные ракеты "Алазань-6", делают и испытываются модели "Алазань-8М" и "Алазань-12".

— Много говорят, что на борьбу с градом в регионах не хватает денег. Как финансируются противоградовые работы?

— Из федерального бюджета направляются определенные средства в Росгидромет, который по разным статьям выделяет их, в том числе и военизированным службам по активному воздействию на метеорологические и другие геофизические процессы. Службы занимаются градозащитой или снижением последствий градобития. Заработная плата и прочие расходы по содержанию служб в регионах Северного Кавказа и в Краснодарском крае оплачивается Росгидрометом, а вот расходные материалы, то есть ракеты, оплачивают министерства сельского хозяйства самих регионов. Краснодарский край это делает регулярно и в больших объемах, Ставропольский край — с определенными сложностями. А вот другие субъекты Северного Кавказа, скажем так, с большими сложностями. У нас есть регионы, которые вообще не закупают ракеты, потому что затраты по субъектам на ракеты составляют 5–15 млн рублей в год. Расходы Росгидромета (федеральный бюджет) при этом на порядок выше.

Но есть и другие проблемы. Например, применение технологий ракетного метода запрещает их использование в случае конфликта с авиационным движением. Если любой вид авиации не даст разрешения, то зоны обстрела не будут обработаны. Есть и "запретные" сектора, куда просто нельзя стрелять. В целях безопасности категорически запрещено проводить воздействие над городами и другими населенными пунктами. Поэтому, когда град выпадает над городом и население возмущается, надо понимать, что у нас пока нет других эффективных методов борьбы с градом. Или такая проблема: Министерство сельского хозяйства отвечает за определенные участки земли, и готово платить только за них, а когда угроза града возникает на соседнем участке... Вопрос можно было бы решить страхованием посевов, но этого тоже многие не делают.

Есть и другие методы борьбы с градом, например акустические и дымовые пушки, другие методы, но реальный эффект от их воздействия спорен и научного обоснования их эффективности нет. Механическая противоградовая сетка — тоже очень хорошее решение, в зоне интенсивного возделывания культур она окупается, но посевы пшеницы — вы же не сможете защитить такой сеткой все поле. Тем не менее сетки интересны, особенно из композитов, например углеродные. Сегодня качество сеток и их долговечность говорят об их эффективности для защиты определенных территорий от града. Противоградовая система существует в разных видах, она жизнеспособна, но постепенно, с повышением интенсивности сельского хозяйства и урбанизации, когда у нас, возможно, будет один общий парник и сплошное жилище, мы просто не сможем защитить любые территории нынешними методами.

— Как развивается инфраструктура ВГИ? Удается ли сейчас закупать новое оборудование?

— В 2019 году из разных источников мы приобрели новейшее оборудование для научной работы стоимостью более 150 млн рублей. Но нам еще многое надо оснастить и наладить в будущем. Работаем также по организации частно-государственного партнерства для привлечения дополнительных инвестиций в наш сектор деятельности. Что касается противоградовых служб в целом, то мы были бы рады, если бы всем им удалось обновить оборудование, доукомплектоваться по кадрам, подняться по престижности и оплате труда. Такая работа в рамках нашей службы Росгидромета ведется — по имеющимся возможностям.