Война застала Хашмела в возрасте 31 года. Уроженец селения Иран Кировского района, он возглавлял бригаду по выращиванию кукурузы в колхозе станицы Змейской. Звено систематически добивалось рекордных урожаев, в результате чего фотографию моего дяди, срывающего большой початок кукурузы, разместили на стенде республиканского музея краеведения.

Природа щедро одарила Хашмела приятной внешностью и лучшими человеческими качествами. Мне он запомнился таким: выше среднего роста, крепкого телосложения, широкоплечий, с открытым симпатичным лицом и карими лучистыми глазами. Он вмиг располагал к себе окружающих своей отзывчивостью и добротой. Об этих чертах его характера ходили анекдоты. К примеру, говорили, что он мог раздать целую бричку полученных на трудодни арбузов односельчанам, оставив себе лишь несколько штук.

Детей боготворил и, конечно, старшую свою племянницу, меня, очень баловал. В редкие свободные минуты усаживал меня на плечи и, пригибая веточку вишни, старался, чтобы я смогла сорвать губами алый сочный плод. К великому сожалению, ему не посчастливилось насладиться отцовской любовью к любимым дочерям Земфире и Светлане (младшая Эльза (Лиза) так и не увидела отца, погибшего до ее рождения.

Все сложилось бы иначе, если бы Хашмел, как и его младший брат Шмел, по велению сердца, добровольно, не ушел на войну и самоотверженно не боролся с фашистскими захватчиками. Вот что поведал об этом писатель, журналист Юрий Тебиев в газете "Социалистическая Осетия" 28.06.1987 года (ныне "Северная Осетия") под рубрикой "Новые книги" в публикации "Ради жизни на земле". Так называется сборник, вышедший в издательстве ДОСААФ в 1986 году. В него включены произведения о тех, кто отважно сражался с врагами Отечества в пору минувшей войны.

Под заголовком "Как пахнут подснежники перед атакой" в книге опубликованы записи из фронтовых дневников ныне покойного М. Г. Ильина, предисловие к которым написал Герой Социалистического Труда Юрий Жуков. Часть записей сделана автором в 1942 году на Северо-Западном фронте. В одной из них "На болотном островке", написанной 20 сентября 1942 года, в частности, говорится: "В пятистах метрах от первой немецкой траншеи чуть выступал из болота крошечный зеленый островок. На нем три наших пулеметчика – русский Иван Анохин, белорус Михась Бондарь, осетин – Хашмел Мукагов – оборудовали огневую позицию охранения.

Гитлеровцы не раз обстреливали островок из минометов и пулеметов, пытаясь уничтожить его маленький гарнизон, не дававший им поднять головы из окопов. Безуспешно!

В непогожую сентябрьскую ночь над островком опять засвистели мины. Когда закончился обстрел, Анохин и его товарищи при дрожащем свете ракеты заметили, что к острову подкрадываются немцы. Охладили их воинственный пыл очередями из "максима".

Укрывшись за кочками, автоматчики противника не оставили мысли добраться до упорных и неуязвимых защитников островка. Перестрелка продолжалась час.

– Закончились ленты! – доложил Мукагов.

Замолчал пулемет, зашевелились атакующие. Анохин три раза отгонял их гранатами. Четвертую гранату он не успел бросить – его сразила вражеская пуля. Скоро был убит и Бондарь.

Мукагов до подхода подкрепления не допустил врагов к своему окопу. Маленький гарнизон выбил у противника не менее двадцати солдат, трупы которых лежали среди болотных кочек.

Было бы интересно узнать о дальнейшей судьбе Мукагова… Вернулся ли он с войны. Хотелось бы, чтобы кто-нибудь из его родственников или знакомых, прочитав эти строки, сообщил какие-нибудь сведения о Х. Мукагове. А, может быть, Мукагов жив и сам откликнется?"

К нашему горю, мой мужественный дядя погиб в 1943 году, освобождая хутор Свистельниково Краснодарского края. День, когда пришло извещение об этом, пронзительной болью врезался в мою детскую память. Вот как это было.

Несмотря на осеннее туманное утро, соседские ребята, постарше меня, собрались идти на лесную опушку за топинамбуром. Голод – не тетка, и я увязалась за ними. Бабушка Гашат снарядила меня маленьким ведерком и лопатой.

"Вот обрадуются мои сестрички Земфира, Ида и Светлана, когда принесу сочные клубни, да и взрослые полакомятся", – думала я.

Худые, обутые в чувяки, изможденные от недетских забот и голода, мы еле двигались, но дошли до цели. Вскоре, выкопав вожделенные клубни и обтерев их пожухшими листьями, мальчики принялись хрустеть. Я же стояла в стороне, есть не хотелось, навалившееся на меня чувство невыносимой тоски не покидало. Какая-то необъяснимая сила побудила меня устремиться домой, в село. Сердце стучало в предчувствии беды, глаза наполнились слезами.

От собравшихся у нашего дома женщин услышала о "черной бумаге" – похоронке. Душераздирающие рыдания родных уверили меня в том, что я больше никогда не увижу любимого дядю Хашмела, никогда не уткнусь лицом в его широкую грудь, и он, раскинув свои большие натруженные руки, не подкинет меня высоко и не прижмет к себе. И больше никогда навстречу ему не побежит сельская детвора, чтобы обнять его.

…Мы долго не могли найти место захоронения Хашмела, но позже узнали о том, что хутор Свистельниково фашисты сожгли дотла, а неподалеку от него вырос новый – Коржевский. Здесь, в братской могиле, покоится прах моего бесстрашного дяди и его соратников. На гранитных плитах высокого памятника над могилой золотом отливают фамилии геройски погибших защитников Отчизны. В один из наших приездов туда мы насчитали 16 осетинских – Бекоев, Хубаев, Лолаев, Джабиев…

…Стремительно мчавшееся время не в силах стереть из нашей поистине святой памяти подвиг всех творцов Победы, ибо, как утверждает замечательный поэт Людмила Татьяничева: "…В забытье не канула война: то, что в душе, не кажется далеким".