Словотворчество – это совсем не просто

Почти уверена, если бы читатели "Северной Осетии" были хорошо знакомы с историей русского литературного языка, на котором абсолютное большинство из нас думают и говорят, то они намного внимательнее, уважительнее, с большей любовью относились бы к нашему "великому, могучему, правдивому и свободному" (И. Тургенев) языку. Это несомненно.

Да, есть такие вещи, которые нужно знать всем, а не только филологам. Ведь вовсе не секрет, что язык – великое достояние народа и у него есть свои взлеты и падения, тайны и удивительные открытия. В своей журналистской практике я не раз обращалась к вопросам о нашей речи, о ее проблемах. Не люблю повторяться. Вот почему сегодня говорю о том, что мало кому известно. И не потому, что на данной теме лежит какое-то табу. Просто до этого у наших языковедов почему-то порой руки не доходят. Я имею в виду словотворчество.

Как известно, наш язык не стоит на месте. Нет, он, как образно рассказывал К. Чуковский, "живой, как жизнь". Следовательно, в нем постоянно наблюдаются какие-то изменения: что-то уходит, что-то, наоборот, появляется. Так вот авторские неологизмы, так активно наполнившие нашу речь, по-моему, представляют особую ценность. А ведь сделать так, чтобы придуманное тобой слово навсегда вошло в нашу лексику, стало общедоступным, необходимым – дело сложнейшее, удел только избранных. Когда-то (это было почти век назад, в 1926 году, почти сразу после трагической гибели Сергея Есенина) В. Маяковский написал:

У народа

у языкотворца

Умер звонкий

забулдыга-подмастерье...

Вот оно слово, которое я так искала – "подмастерье". Но С. Есенин был далеко не первым в этом почетном ряду. В сущности язык все же во многом консервативен. Он не терпит никаких случайностей и наскоков. "Временщики"-неологизмы у него вовсе не в чести, к любым заимствованиям он тоже относится с большими сомнениями. Но дело даже не в этом.

Великие подмастерья

В свое время меня по-настоящему пора-зил М. В. Ломоносов. Даже не как "первый русский университет" (А. Пушкин), не как великий ученый, не как удивительный трудоголик, не как талантище, не как поэт, а именно как словотворец. Вы можете представить сегодня нашу речь без таких слов, как "общество", "достоверный", "земная ось", "бездарь", "градусник", "катастрофа", "явление", "формула", "термометр", "предмет", "наблюдение", "периферия", "равновесие"?! Я, например, нет, не могу. А другие его "вложения" в язык?! "Горизонт", "преломление", "атмосфера", "диаметр", "оптика", "частицы", "микроскоп", "барометр"? И все это – лишь малая толика словотворчества этого неутомимого человека.

"Повелитель многих языков, язык российский не только обширностью мест, где он господствует, но купно и собственным пространством и довольствием велик перед всеми в Европе", – утверждал М. В. Ломоносов.

Вообще-то современники считали, что Михаил Васильевич был не столько поэтом или писателем, сколько ученым-энциклопедистом, который вывел на новый уровень целый ряд наук в нашей стране: физику, химию, геологию, астрономию, инженерное дело. Когда Ломоносов переводил на русский язык курс экспериментальной физики Христиана Вольфа (это был вообще первый учебник на русском), он испытывал большие сложности. Вот и пришлось ему вводить в русский зык новые слова. Именно в то время гений писал: "Сверх сего принужден я был искать слов для наименования некоторых физических инструментов, действий и натуральных вещей, которые сперва покажутся несколько странны, однако надеюсь, что они со временем чрез употребление знакомее будут". Кстати, новым словам Михаил Васильевич старался придать наиболее простую, своеобразную форму, свойственную русскому языку. И, прямо скажем, у него это получалось великолепно.

Да, пожалуй, подобного явления в нашей такой богатой талантливыми людьми России вообще никогда не было. Разве что Н. М. Карамзин. Он, публицист, статский советник, великолепный филолог, наконец, по словам А. Пушкина, "первый русский историк и последний летописец", навсегда внес в нашу речь более пятидесяти слов. Вот только некоторые из них: "влияние", "впечатление", "трогательный", "занимательный", "моральный", "эстетический", "сосредоточить", "промышленность", "сцена", "эпоха", "гармония", "влюбленность", "катастрофа", "будущность"... Как, откуда брались эти слова? А все складывалось по-разному. Вот только один-единственный пример.

Интересно появление его слова "промышленность". Оно представляет собой образование от причастия "промышленный", то есть добытый, полученный каким-нибудь промыслом.

А В. К. Тредиаковский. Одно его слово "искусство" чего стоит?! И еще "дальновидность", "вероятность", "беспристрастность", "любовник", "ямб", "хорей", "благодарность", "гласность"... Благодаря именно Василию Кирилловичу эти слова стали общеупотребительными.

Не нужно думать, что все было легко и просто. Отнюдь... Сопротивлялись не только современники, противился и сам язык. А потом все успокаивалось, становилось на свои места. И это тоже очень понятно. Ведь многое просто-напросто не имело никаких аналогов (синонимов), а в жизни уже существовало, если не в конкретном, предметном виде, то в абстрактном, и о последнем тоже говорили, и его тоже следовало как-то называть. Значит, появлялась зацепка. И она со временем входила в речь. Прочно оседала там. Как в устном, так и в письменном виде.

Конечно же, были слова, которые существовали и до определенных их открывателей. Но они были в глубочайшем пассиве, и только активная позиция того или иного автора произведения, ставшего популярным, сделало эту лексику известной всем. Так было, например, с тем, что предложил в свое время Антиох Кантемир – "кризис", "критик", "понятие", "характер". Так было и с "гражданином" А. Н. Радищева, со словами, принадлежавшими В. Г. Белинскому – "абсолютное", "субъективное", "индивидуум". А М. Е. Салтыков-Щедрин ввел в нашу жизнь слова "мягкотелость", "злопыхательство", "головотяпство", "благоглупость" и еще, и еще, и еще... А с "интеллигентностью" Петра Боборыкина, писателя и журналиста 1860-х годов XIX века, произошла такая история. Автор определял интеллигенцию как "совокупность представителей высокой умственной и этической культуры, а не просто работников умственного труда". Из русского языка слово это перешло во множество европейских и считается на Западе чисто русским явлением.

Иван Сергеевич Тургенев подарил нам такие слова, как "перспективы", "нигилист", "нигилизм". И сегодня мы следом за Тургеневым повторяем эти слова, прочно занявшие свое устойчивое место в нашем языке.

И еще хотелось бы очень коротко остановиться на словотворчестве Велимира Хлебникова и Александра Казанцева. Первый из них – поэт Серебряного века, который по-своему даже "чудил", занимаясь, как и его собратья по перу, по цеху футуристов, активнейшим (надуманным – так точнее) словотворчеством. Однако абсолютное большинство его "штучек" наш строгий язык не принял, сделав исключение для слова "летчик". До Хлебникова существовали такие понятия, как "пилот" и "авиатор". Правда, и сегодня кое-кто пытается оспаривать тот факт, что именно ему, Виктору Владимировичу (Велимиру), принадлежит данный неологизм. А Александр Казанцев ввел в обиход понятие "инопланетяне", то есть жители иных планет.

Ну, а если уж мы заговорили о полетах в небо, как не вспомнить такую историю. Готовился полет человека в космическое пространство. Уже подбирали кандидатов в 1-й отряд. И тут встал вопрос: как их называть? Один вариант был определен – астронавтами. Но нет, он казался узким и обыденным. Тогда-то и появилось слово "космонавт". С. Королеву, главному конструктору, оно определенно пришлось по душе. Вот и живут слово и его родственники – "космический, космонавтика" – и сегодня. Живут и радуют нас.

Слово – это наше Отечество

В наше время, когда все вокруг меняется не по дням, а по часам, создается море всевозможных словарей неологизмов, нет, не авторских, совсем иных. Недавно, например, появился так называемый словарь новых слов XXI века. Он по-своему очень интересен. Кстати, по нему можно даже определить некоторую степень своей эрудиции. Чтобы не быть голословной, приведу для примера хотя бы слова на какую-то одну-единственную букву. Ну, предположим, возьмем "б". Вот он, перечень того, что вошло в нашу речь уже в теперешнем веке: "баннер", "бакалавр", "баллотироваться", "банальный", "барьер", "бизнес", "блокбастер", "боевик", "бойфренд", "боулинг", "бомонд", "бонус", "блог", "браузер", "бренд", "брокер", "брифинг", "бутик". Проверим себя? Все знаете? Вот и отлично.

Как часто мы убеждаемся в том, что все дело в нас самих. Можно ли уподобляться людям ленивым, невежественным и недобросовестным, искажающим нашу речь?!

Думаю, что именно мы призваны сохранить великую силу русского слова, разумного, красивого, содержательного, потому что только СЛОВО, ЯЗЫК вбирают в себя все смыслы человеческого существования: это и речь, и народ, и земля отцов и дедов. Это наше ОТЕЧЕСТВО.

Дни Кирилла и Мефодия... Дни славянской письменности, русского языка, русской речи, культуры... Как это все неразрывно, навечно, как дорого и понятно. А сколько еще рядом с нами не до конца изученного, интересного, непознанного... Ведь лабиринты языка бесконечны, таинственны, необычны, строги и в то же время занимательны. В языке бесценно все. Значит, нужно беречь, уважать и любить его. И так хочется, чтобы наши современники всегда помнили об этом.