Это просто война…

Да, была война – жестокая и беспощадная, трагически перемоловшая судьбы целых народов, миллионов людей… И тем не менее, как бы это странно ни звучало, она для тех, кто был ввергнут в ее драматическую действительность, стала просто образом жизни, в которой, помимо ожесточенности боев, личного героизма и отваги, было много и такого, что отнюдь не назовешь боевым. Вот как раз такие истории, услышанные им от ветеранов, и предлагает вашему вниманию народный писатель Северной Осетии Дамир Дауров.

Должны заметить, что и судьбу самого Дамира Даурова та война пометила своей жестокой меткой – его отец, Ханджерий Англисович Дауров, погиб, защищая Родину. В боях за Смоленск 24 января 1944 года был тяжело ранен и через четыре дня, 28 января, скончался от ран в военном госпитале. Похоронен там же, в братской могиле в центре Смоленска.

Дамир даже лица его не может вспомнить – ведь ему, когда отец уходил на фронт, было-то всего полтора года. И это лихолетье в пору его детства своими печалями и страданиями навсегда стало частью его судьбы – то ли она не отпускает его, то ли он сам не отпускает ее от себя.

И, возможно, чтобы как-то утихомирить в себе боль от выстраданного в ту военную пору, Дамир много пишет о войне, о ее тружениках. И если раньше, как тогда было принято, в основном писал об их боевых заслугах, то теперь больше внимания стал обращать на то, как же все-таки эти люди в столь долгие годы войны жили вне атак и иных военных действий, из чего складывались их фронтовые будни… И вот что поведали ему те, кто сполна испытал все, что приходится пережить на войне...

Нина СЛОНОВА: "Благодаря моему походу за ложками я спаслась…"

– На войне солдата порою спасала не только храбрость. Это я по себе знаю…

Снайпером была я на войне. По двое уходили на задания, затаимся в наиболее выгодном для "охоты" месте и ждем-выжидаем, когда же немец все-таки появится. И если уж выследили кого-то, то, как говорится, пусть так случится с твоим заклятым недругом.

Случилось это летом. Затаились мы на опушке леса. Прямо над нами свисали ветки калины, птицы вокруг щебечут, будто войны и вовсе нет. И чудилось, будто я в родном селении. У нас на огороде, в самом его конце, росло точно такое же развесистое дерево. Отец не разрешал срывать с него гроздья, потому они на протяжении всей зимы на нем и оставались. Если понадобятся плоды калины, пожалуйста, протопай по глубокому снегу к дереву, обломай ветку и неси ее, как алое знамя, в домашнюю теплынь…

Эти нахлынувшие мои воспоминания прервало появление нашего старшины, в высокой траве он пробрался к нам, принес еду. Только, как потом оказалось, к несчастью своему, забыл он прихватить с собой ложки. Что делать? Тот старшина мне в отцы годился, пожалела его, и вместо него по его же следу за ложками поползла, мол, я быстрее тебя обернусь, а ты подожди на моем месте.

Уже на полпути была, как вдруг загрохотало-запылало, чисто ад кромешный… Ложки-то я доставила, только ни свою напарницу, ни того старшину уже не обнаружила: на том месте оказалась одна лишь огромная воронка от разорвавшегося снаряда, а на дне лежали все еще вздрагивающиеся ветки калины, а на комьях земли краснели капли крови…

В судьбу я в общем-то не верю, и сказать, что мне повезло, тоже не могу сказать… Война – она и есть война, и всякое на ней случается. По ее каким-то особенным предначертаниям…

"А осколки той тарелки всю войну оберегали меня…"

А эту историю мне в свое время рассказал наш редакционный водитель Валерий ПУХОВ. Случилась же она с его отцом Темболатом… Часто, мол, вспоминал он разные моменты из своей фронтовой жизни, а особенно такой вот случай. Вот про него-то мне Валерик и рассказывал:

– В первые дни наши войска все больше отступали. В один из таких тревожных дней мой отец, а с ним еще два бойца из их батальона, почему-то отстали от других и ночью забрели в какое-то селение. Постучались в окно одного из домов на окраине, а обитали там, как оказалось, старик со старухой. Пустили они в дом уставших бойцов. В кои времена, вспоминал отец, мы умылись теплой водой. А еще из подвала достали для них выпивку и соленые огурцы на закуску…

Переночевали там, а когда на рассвете собрались уходить, отец с удивлением рассказывал, та старуха у ступенек в дом встала перед нами, держа в руках три белые тарелки.

– Выходите по одному, – сказала она. – Обычай у нас такой: тех, кто отправляется в опасный путь, так принято провожать.

Первым вышел Даниил Коренев. Женщина ему под ноги бросила тарелку, но она не разбилась. Женщина даже и не взглянула на него, наклонилась и забрала тарелку. Затем вышел Иван Харитонов. Женщина и ему под ноги бросила тарелку, но и та не разбилась. Настал мой черед. Увидел я, как блеснула в воздухе тарелка, как упала на землю и… разбилась. Вся эта картина стоит перед глазами, как будто сегодня случилось: на пять частей разбилась та тарелка.

Я переступил через них, и когда был уже у плетня, какая-то неведомая сила заставила меня обернуться. Женщина смотрела вслед и, как только я остановился, поспешила ко мне. Одной рукой я держался за кол в плетне, она ее взяла в свои теплые ладони, взглянула мне в глаза и сказала:

– Ты непременно останешься живым, вернешься к родному очагу. Чистые у тебя глаза, а в глазах твоих товарищей поселился страх…

Затем из кармана вытащила обломки той тарелки:

– Береги их, и они будут тебя оберегать. Возьми …

Добрались мы до своего батальона. Прошло несколько дней, и Даниил на опушке леса наступил на мину… А через неделю Иван ушел в разведку и… больше не вернулся.

Я же до конца прошел своими фронтовыми дорогами, только один раз был ранен, и то от какой-то детали к нашей же пушке – упала она мне на ногу.

И когда это случилось, наш старшина дал мне двуколку, езжай, мол, и в соседней деревне в госпитале покажи врачу свою ногу. Как только я выехал из леса, прямо передо мной оказался немецкий танк, который по узкой полевой дороге погнался за мной. И когда оттуда по мне из пулемета стали стрелять, подумал, что вот и мне пришел конец. Но, видимо, на мое счастье, в одном месте дорога резко уходила вверх, и я оказался на высоте, а оттуда рванул вниз. Осознав, что меня уже не видят из танка, резко свернул в лес. Широковетвистые деревья скрыли меня… Танк с грохотом проскочил мимо, чуть поодаль остановился, поурчал, а затем стал возвращаться к своим…

Когда из госпиталя вернулся в батальон и про это рассказал своим товарищам, то удивлению их не было конца, говорили, мол, счастье твое на вороном сидит.

Тогда я им почему-то не поведал о том, что сказала мне на прощание та старая женщина. Но обломки той тарелки я за пазухой пронес до конца войны. Правда, одному из своих товарищей завещал, мол, если со мной что-то случится, тогда чтобы вынул их…

И в завершение своего рассказа Валерий заметил:

– Отца нашего давно уже нет в живых. Но обломки той тарелки сохранились, и теперь они нас, его потомков, оберегают, отводят от нас беду, а главное – не дают забыть нашего отца, его светлое имя…

Судьбы необычное начало

В один из весенних дней в соседнем селении Ольгинском на семейном торжестве у моих хороших знакомых я оказался рядом с одним мужчиной, примерно моих лет. Мы даже еще не узнали, кто есть кто и откуда родом, а уже завязался разговор о происхождении некоторых наших фамилий и имен. И вот что я от него услышал:

– Немцы в 1942 году заняли Иран, самое крайнее селение в Осетии. Одних из фашистских офицеров занял комнату в доме, где жили только пожилые муж и жена. Надо сказать, относился он к ним, в общем-то, хорошо, ни взглядом, ни поведением не доставлял им беспокойства. А однажды явился с мальчиком-осетином двух-трех лет на руках. Старикам объяснил:

– Поберегите его... Никого у него не осталось... Когда мы победим, а это непременно случится скоро, я отвезу его с собой в Германию...

По два-три дня где-то пропадал тот офицер. А потом он вообще уже не появился, тогда, помнится, немцы рвались к Владикавказу и, кто знает, в тех боях погиб, или же когда они стали в спешке отступать…

У этой пожилой четы оба сына были на войне, и надо же было такому случиться – в один день почтальон принес похоронки на обоих... И здоровье стариков пошатнулось. Стали бояться; если с ними что-то случится, что будет с этим мальчиком. Круглый сирота, да еще неизвестно, есть ли у него хоть какая-то родня. Решили они отдать его в другую семью.

В один день из Владикавказа к ним приехали муж и жена, мальчик им очень понравился. Спрашивают его, как твоя фамилия, как тебя зовут, мать твоя где... А он ничего не может ответить, потому что ничего не помнит. И тогда договорились: он будет носить фамилию, тех, в чьей семье отныне будет жить – Дзампаевых, а имя его будет Кантемир, по фамилии той пожилой четы, у которых он до той поры жил.

Мой собеседник прервал свой рассказ, с какой-то непонятной мне печалью задумался, и, чтобы как-то отвлечь его от грустных мыслей, спросил его, что же стало с этим мальчиком, где он сейчас. Он улыбнулся.

– А вот он рядом с тобой и сидит!..

Пока накрывали столы, ждали тех, кто из званых гостей запаздывал, он мне еще кое-что вспомнил о своей необычной судьбе, а потом сказал:

– Тот офицер тогда сам сфотографировал меня, и это фото моя дочь разместила в Интернете, в разных социальных сетях: "Что не бывает, кто-то, может, увидит и узнает тебя..." Но пока никто не откликнулся...

Перевел на русский язык Эльбрус САКИЕВ.