Честно говоря, весьма немного. Написали статьи и брошюры о своих дружеских отношениях с ним. Но в этом сказалось прежде всего наше честолюбие – хвалить большого ученого и рассказывать о своем с ним дружестве, значит, помимо всего остального еще и самовосхваление. И потому невелика цена таким воспоминаниям.

Разумеется, кое-что написано и о ряде значительных проблем, содержащихся в трудах Василия Ивановича. Но этих "кое-

что" весьма недостаточно для серьезного размышления о громадном наследии ученого.

Было одно очень важное начинание, к осуществлению коего покойный Виталий Гусалов приступил еще в конце XX века. Это – издание избранных трудов В. И. Абаева в четырех томах. Первый том вышел в 1990 году во Владикавказе, вышел и второй том, но с безвременной кончиной Гусалова издание осталось незавершенным.

Ныне архив В. И. Абаева весь в руках Северо-Осетинского НИИ, но реально и постоянно никто не занимается собиранием и изданием его многочисленных исследований, публицистики, переписки (официальной и личной), воспоминаний и т.д. И нам всем необходимо серьезно задуматься над осуществлением этого важного и уже не терпящего отлагательств дела. Это наш долг, и мы должны оплатить его достойно.

Всем нам хорошо известно, что основное и самое ценное наследие Василия Ивановича – это его пятитомный историко-этимологический словарь осетинского языка.

Словарь получил признание в мировой лингвистике, встретившей этот труд Василия Ивановича как исключительное явление среди этимологических исследований, как научный подвиг.

В хоре приветственных голосов ясно выделяется отзыв академика Олега Николаевича Трубачева, ныне покойного, к сожалению. Он был намного моложе Васо Абаева, еще в аспирантские годы консультировался у него. Считал себя в какой-то мере наследником его и потому пытался хоть что-то поправить в этимологических статьях "Мастера великой науки Этимология". В статье "Слово о В. И. Абаеве" он писал: "Я имею честь причислять себя к прилежным читателям и почитателям Василия Ивановича Абаева. Каждая его новая публикация – это событие для меня, я откладываю свои труды и читаю Василия Ивановича… Его "Словарь скифских слов" всегда был и остается для меня, как говорят немцы, Meilenstein. Хотя, не скрою, хотел бы видеть этот ценный труд обновленным и дополненным… хотя бы минимальными и очевидными вещами, ну, скажем, скифскими словами xor "петух", которое (я писал об этом в 1975 году) вычленяется в скифском же двучленном названии персов – "кизилбашей" – chorsari у Плиния, буквально "петушиные головы"...

Трубачев осетинского языка, конечно, не знал. Его толкование скифского фидис (поношение) xorsar, как "петушиная голова", далеко от истины. Василий Иванович знал, что xor на осетинском (новоскифском) имя солнца, но xorsar – "солнечная голова" не фидис, а похвала, вот почему он не писал об этом слове этимологические статьи. Другого значения этого слова он не находил. Однако в его ИЭСОЯ (т. III, с. 63) это слово есть в инверсионной форме (sær+xær=sælxær), и мы обсудим ниже. Здесь же надо сказать, что мы, наследники В. И. Абаева, должны быть благодарны Трубачеву – он нам преподал урок подлинного почитания предшественника наследниками.

А заключается этот урок в том, что наследник обязан знать всесторонне и глубоко своего предшественника. И если в его наследии есть что уточнить, дополнить, поправить, то взять на себя этот труд, этот долг, эту обязанность.

Есть ли в огромном исследовании Василия Ивановича что-либо нуждающееся в уточнении, дополнении и правке?

Думаю, что есть. Сам Василий Иванович отчетливо говорил об этом, оценивая свой этимологический словарь: "Не могу сказать: "полная неудача". Но можно говорить о неполной удаче…"

Эта осуда Василием Ивановичем собственного исследования слишком строга, однако, имеет хоть небольшую, но реальную основу. Хотя бы в том, что в словаре не менее двухсот таких заключений: "Этимология не ясна", "Неизвестна" или предположительна: "Может быть", "Возможно" и т.д. На первой сотне страниц первого тома словаря этих "этимология не ясна" ровно десять штук, предположительных этимологий еще больше…

Спрашивается, кто из нас, наследников Васо Абаева, обратил на это внимание и предложил что-либо свое, подобно Трубачеву? Никто, ни один из нас даже не заикнулся об этом. Между тем стоило, хотя бы подобно Трубачеву, поразмыслить о xorsar-е в его современном варианте særxær. О нем этимолог рассуждает в III томе словаря, и нам предоставлена возможность думать вместе с Василием Ивановичем.

Вот она – эта этимологическая трактовка слова: "sæl-xær – "глуповатый", "полоумный", "дурной", "шальной"… Говорят об овце, пораженной особой болезнью мозга". И затем заключение: "из sær-xæld с поврежденной (xæld) головой (sær)".

Составное слово sæl+xær восходит к sær+xær, но по звуковому закону словосложения в осетинском языке, открытому В. И. Абаевым, по "диссимиляции плавных", если в звукоряде слова два r, то первый из них переходит в l. Вот почему лексема sær+xær превратилась в sæl+xær. И странно, что этимолог вопреки собственному открытию превращает sæl+xær в sær+xæl+d, то есть делает второй самовольный ход – добавляет к звукоряду слова согласный звук d, превращая слово xær в отглагольное xæld – "разрушенный" (от глагола xalyn).

Такую этимологию принять нет оснований, семантику слова xor и хær (xorsar и særxær) следует искать сызнова.

Общеизвестно, что хоr – имя солнца: хаr=хоr=хur, хоч – дигорское, хич – иронское имя солнца. Василий Иванович потому и оставил в ОЯФе без комментария слово хоrsаr, что "солнцеголовый" – хвалебная характеристика персов, а не фидис. Теперь уже ясно, что sæl+xær – "глупый", "дурной", следовательно, слово xær (хоr) значит в данном случае не "солнце", а что-то другое.

В осетинской периодике нередко можно прочитать о поливе посевов водой – хуымтæ донхор кæнынц. Выходит, что xær и дон равнозначные явления. Можно вспомнить и название рассказа Георгия Малиева "Хæрæ – "река в разливе", в коей утонул старый скряга с чемоданом денег. Следует вспомнить и другой факт: ужа в Нарской котловине называют дон+галм, а в соседнем югоосетинском ущелье имя ужа xær+даlm, то есть у воды на осетинском языке два имени – хоr и don. Но хоr восходит к хаrа, а это имя, третье имя воды, есть хæræ.

Ко всему этому можно добавить еще один факт. Слово sælxær есть и в словаре балкарского языка. Означает то же самое, что и на осетинском, прежде всего болезнь овец – вертячка. Я в свои пастушеские годы несколько раз видел страдания овец, больных вертячкой. Спрашивал старших односельчан, что это за болезнь, чем вызывается. И все отвечали одно и то же: в голову (в череп) вошла вода, мозги стали водянисты. Любопытно, что это мнение отразилось в словаре балкарцев и они sylxyr (sælxær) именуют на своем тюркском наречии – suubaš, т. е. "водяная голова".

Ясно, что sælxær (xorsar) значит "голова водяная". Скифы этим именем не звали, а обзывали персов.

Так завершаются размышления О. Н. Трубачева о слове xorsar. Но мне хочется поддержать инициативу академика обзором-разгадкой некоторых лексических единиц в этимологическом словаре, о которых сказано "этимология не ясна, неизвестна" и т.д.

Уже говорилось, что на первых ста страницах первого тома ИЭСОЯ с такой аттестацией имеем 10 лексем. Из них три на странице 28: ad, adag, и adæg. Я здесь не буду размышлять об их этимологической аттестации. Мне хочется из первого тома взять другое слово bæx-bædtæn, чья этимология занимает всего лишь одну строку: "Bæxbædtæn – "ключица". Буквально "коновязь". См. bæx и bædtæn."

Смотрим bæx и bæddæn и узнаем, что bæx восходит "к чечено-ингушской среде. Ср. чеч. beghi, инг. bаgh – "жеребенок…". И в то же время сообщается, что "иранские народы с первых дней своего появления на арене истории известны как завзятые коневоды и конники. Предки осетин, аланы, славились повсюду своей замечательной конницей…" и странно, что эти коневоды не имели на своем языке имени для коня, позаимствовали у вайнахов слово beghi – "жеребенок". А ведь осетинское имя жеребенка bariag (bajrag) прямо связано с именем коня – bara-vara – "солнце", т. е. на осетинском языке солнце и конь одноименны. И слово bæx также восходит к другому имени солнца vaxa–vaka–vasa, т. е. vaxa это имя коня bax – bæx и vasa – с метатезой avsa-ævsæ – имя кобылы. Ясно, что чечено-ингушское имя жеребенка восходит к аланскому имени коня bæx, а не наоборот.

И здесь должны признать, что этимология bæxbæddæn – "ключица" и "коновязь" не состоялась, т. к. в ней нет ни слова о происхождении имени ключица, часть человеческого тела, нет "описания коновязи, как самостоятельного предмета в хозяйстве крестьянина, имеющего коня. Даже описание коновязь Миллером не приводится, хотя оно общеизвестно: "Bæxbættæn – коновязь – столб или ствол дерева с развилками, за которые привязывают лошадей. Такой bæxbættæn можно видеть около каждой сакли." (См. кн. Всеволод Миллер. Осетинские этюды. Влк, 1992 г. Выпуск первый. Отдел второй, стр. 125).

Относительно ключицы можно предложить такое представление. В термине bæx+bæddæn – "коновязь" речь идет о лошади и о предмете, к которому во дворе крестьянского хозяйства привязывали ее перед поездкой куда-нибудь. В случае же bæx+bæddæn – "ключица" речь о плече – wæx- bæx-vaxa-vaka – "плечо". Стало быть, wæxbæddæn – не "коновязь", а "плечевязь", т. е. две дугообразные кости человеческого тела связывают плечи каждой личности. Слово wæx (bæx) часть имени плеча wæxtsk. Этимон слова vaka и два его варианта (vaxa и vasa) составили имя wæxsk. И характерно, что творцы языка, создатели словаря отлично понимали, что необходимости сочетания всех трех вариантов имени нет. Поэтому в нашем словаре существует и другой вариант имени: иранский wæsq и дигорский wæsqæ. В нем один вариант выпал, другой (vax) перешел в vaq, и оставшиеся два варианта в сочетании поменялись местами в звукоряде.

Если кто предложит более убедительный вариант этимологии лексемы bæx+bæddæn – "ключица", я буду рад.

Во втором томе Иэсоя В. И. Абаева есть вместо статьи о лексеме lægirttæg – "гречишка" пометка: "Не ясно".

Ясно здесь одно: – æg, по определению самого Василия Ивановича, – "поздний суффикс". И это – правда. Ясно и другое – слово начинается в этимоне с согласного r, но он перешел в l, по звуковому закону "диссимиляция плавных". Стало быть, перед нами ratgirtt, в коем отчетливо выделяется лексема ğirtt, которая является именем осла-жеребца. И когда ослица в период течки ищет напарника–осла-самца, то осетины говорят "ослица идет (ищет) к ğirtt-у: "ğyrttmæ цæуы". Это же слово осетины лепят как тавро к мужчине, неотступно бегающим за женщинами: "уый джирд læg y" – "Он осел-жеребец".

Если это так, то остается найти объяснение лексеме ra. Думаю, что это имя руки: ra- rava – в инверсии vara – с выпадением начального v и концевого гласного – ar.

Может показаться странным присутствие в словаре имени осла-самца в качестве названия травы. Но надо помнить, что и без лæ+ джиртт+æg в нашем словаре имена трех травинок связаны с названием осла. Это – хæрæг + дым (осла+хвост), хæрæг + сындз (осла+колючка) и хæрæг +бæдæн ("бересклет", осла penis). Стало быть, ра+ джиртт+æg = "рука" (передняя нога) осла-самца вполне естественное название травы. Можно указать еще на то, что одна из съедобных трав называется также саджы къах – "оленья нога".

В третьем томе ИЭСОЯ есть статья, посвященная лексеме саулагъз – "смуглый": "Сложение сау "черный", "смуглый" и лагъз. Последнее следует, быть может, связать с лæгъз "гладкий": гладко-смуглый?"

Знак вопроса в конце статьи, состоящей из одного предложения, говорит о том, что этимология лексемы не состоялась. Ведь саулагъз – имя цвета, а лагъз ящик (сау+лагъз – "черный ящик" к "смуглый" не имеет отношения). Лæгъз – "гладкий" тоже не имеет отношения к цвету. Стало быть, надо искать иное решение.

Думаю, что надо обратиться к схеме вариативности гласных и согласных звуков. Скажем, мы все знаем, что вариантом согласного r является l. Вариантом а = о и и, вариантом гъ = х, а согласного z = s. И если заменить в слове лагъз звуки вариантами, то получим вместо лагъз рухс, т. е. сау+лагъз – "темно+светлый". А это и есть смуглый, по Далю "черно-русый".

И последнее предложение. В четвертом томе есть статья об этимологии слова зæрдæтагъд. Между тем такого слова в словаре осетинского языка нет. В статье автор ссылается на рассказ Сека Гадиева "Мад æмæ фырт" (издание 1947 года, стр. 94). Но на этой странице не зæрдæтагъд, а зæрдæтахт. Стало быть, ошибка произошла при выписке иллюстративного материала. Дело мог исправить Магомед Исаев, ставший ответственным редактором тома вопреки желанию автора словаря. Однако он даже не засомневался хотя бы в том, что на осетинском языке нельзя сказать: "Мæ зæрдæ фæтагъд". И в томе сохранилась этимологическая трактовка несуществующего слова.

В наших словарях всюду зафиксированы зæрдæтахт, кроме словаря Миллера. Переводят его то как "наученный горьким опытом" (В. И. Абаев), то как "расстроенный" (словарь 1962 года). Точнее было бы "Сердце, отлетевшее, отпрянувшее, отскочившее от потрясшей его страшной беды". Ведь речь идет о сердце матери, малолетнего сына которой алдар забил хворостиной до смерти…

В такой же форме это слово употребляется двумя сыновьями Сека, один из коих классик осетинской литературы – Цомак Гадиев. В своем стихотворном письме он приводит это слово из письма брата: "Хæрзаг ахæстонæй дæ зæрдæ атахт æмæ хæрзаг бæллыс нæ бæстæм."

В своем же ответе Цомак пишет:

Æнкъард у мæ бынат. Æнкъард у мæ царæн.

Зæппад зау у талынг, инганау, – уынгæг.

Мæ зæрдæ дзы атахт, мæ уарзон æвсымæр.

Мæ зæрдæ дзы атахт, – куыд фыссыс æцæг.

Уверен, что ошибка в звукоряде этого слова вкралась во время переписки осетинского текста, и ничего удивительного в этом нет. Было бы свидетельством нашей безответственности как наследников, если бы не заметили и не указали явную ошибку.

Думаю, на этом можно закончить разговор о нашем долге перед Василием Ивановичем Абаевым, перед великим нашим предшественником. Пора приступить к реализации наших обязанностей перед ним и его наследием: собирание и издание полного собрания сочинений; внесение поправок, уточнений и ясности хотя бы в те статьи этимологического словаря, которые отмечены автором: "Не ясно", "Этимология неизвестна" и т. д. Ведь их в ИЭСОЯ около двух сотен, не говоря уже о предположительных этимологиях.

Нафи ДЖУСОЙТЫ.

28.06.2016 г.