"Наставникам, хранившим юность нашу…"

1962 год... Вот он – вуз, куда я пришла выпускницей средней школы. Но таких, как я, на историко-филологическом факультете было тогда совсем немного, потому что в те годы в основном принимали стажников и ребят, отслуживших в армии. Вот почему то там, то здесь, в коридорах и аудиториях мелькали солдатские гимнастерки. А "молодняк", к которому причисляли вчерашних школяров, составлял всего-то 20% от общего набора.

Наша группа была очень разноликой, разновозрастной, но подружились мы как-то сразу. И до сих пор, хотя прошло уже более полувека, поверьте, я помню всех-всех и очень дорожу каждым из однокурсников. Наверное, нас сближало то, что многие пришли в вуз все же совершенно осознанно, как говорится, по зову сердца. Более двух лет наш факультет оставался двухпрофильным, а потом начались преобразования, и нам, студентам, предложили выбор – история или русский язык и литература. Я, естественно, остановилась на последнем варианте, хотя историю, честно говоря, продолжала любить всегда.

И вот мы стали "чистыми" филфаковцами. Я горячо любила свой факультет. Именно он – это моя юность, это поиски себя, это самоутверждение, это планка, к которой я стремлюсь до сих пор, наконец, это просто место, где мне всегда было тепло и уютно. Я по-настоящему гордилась преподавателями, которые угадали, увидели во мне что-то такое, что я в те дни сама еще только смутно чувствовала, и направили, как подтвердила жизнь, по тому единственному верному пути, оказавшемуся, к великому счастью, МОИМ. Так можно ли не помнить обо всем этом?!

Каждодневно, ежечасно я готова говорить "спасибо" родному факультету и своим замечательным наставникам. Кто они?

А. Ф. Склярова, Г. И. Кравченко, М. Т. и Л. М. Лукашенко, 3. Н. Суменова, М. Н. Усова... Да разве только они?! Всех-всех-всех помню...

А. Т. Басиева... Сколько интересного и полезного о работе учителя, о педагогическом труде, к которому нас серьезно готовили, узнано было от этого опытного преподавателя. Да, Алла Татаркановна говорила не просто о методике. Она, сама бывший школьный учитель, не уставала напоминать о высокой миссии, ждущей нас за порогом вуза. Именно так характеризовала Басиева труд словесника.

И. Е. Гальченко, наш тогдашний декан, с его убежденностью, желанием заразить нас любовью к русскому языку, гордостью за него; человек, умеющий порой "не заметить" твоих просчетов, неудач, после чего сразу же хотелось немедленно поправить то, что было временной преградой, трудностью...

А. И. Олейникова... Сколько сил отдала она тому, чтобы сами слова "стилистика", "культура речи" звучали в наших устах уважительно, чтобы мы научились СЛЫШАТЬ себя и других, чтобы мы сами являли образец того, что называется речью, которая не только проста и доступна, но и богата, эмоциональна, правильна. Чтобы мы свободно и безупречно ЗАГОВОРИЛИ на "великом, могучем, правдивом и свободном"...

Л. А. Страхова, умевшая, в хорошем смысле, "пощекотать самолюбие" с целью пробудить в человеке желание непременно шагнуть дальше, реализовать себя. Именно с Лидией Арсентьевной было связано мое увлечение творческой секцией, выпускавшей свой рукописный альманах "Молодость". Где проводились интереснейшие встречи с достойными людьми, читались первые "вирши" поэтов-студентов. Да еще много необычного рождалось именно здесь.

М. А. Тахо-Годи... Воспоминания о ней – это прежде всего первые мои опыты в исследовательской работе НСО. Это было всегда необычно. Как можно забыть все-все свои доклады, поиски, всегдашнее волнение перед выступлениями, споры с оппонентами, разбор сделанного строгими наставниками. Как же все полученные навыки пригодились мне потом, в той большой жизни, в которую тогда, в юности, только намечалась тропа. А Мина Алибековна долгое время руководила факультетским научно- студенческим обществом...

Мир распахнул окно

Но особенно вспоминается то, что в прямом смысле определило мое восприятие того, что рядом. И связано это с двумя очень дорогими людьми – Д. А. Гиреевым и В. В. Круглеевской.

Девлет Азаматович Гиреев... С ним мы, три девчонки из его лермонтовского семинара (Э. Ходонова, Л. Моралина и я), объездили полстраны, участвовали во всесоюзных и всероссийских научных студенческих конференциях, выступали с докладами перед очень серьезной аудиторией, учились работать с архивными документами, а главное – на всю жизнь заразились желанием ИСКАТЬ то, что еще прикрыто "пылью веков", о чем нужно знать людям.

Помню, после одной из всесоюзных студенческих конференций мы возвращались домой. Впечатлений было так много, и поделиться хотелось каждому, но Девлет Азаматович Гиреев, наш неизменный наставник, был, кажется, недоволен. И, как мы поняли, нами. Но почему? Почему? Вроде все прошло так, как следует. И даже доклады наши были отмечены оргкомитетом... Оказывается, по его мнению, нужно быть более кропотливыми, обязательно искать свой неожиданный поворот, потому что какой же исследователь без этого? Все познается в сравнении. Так что пусть это будет для нас ориентиром на будущее. Что же, все правильно. И мы – Люда Моралина, Эльвира Ходонова и я – молчали. А Девлет Азаматович улыбался: "Ничего, было бы понято, а возможность проявить себя всегда найдется. Следующая конференция – вон она, не за горами".

Да, мы, тогда еще студенты филфака действительно объехали с Девлетом Азаматовичем, руководителем нашего лермонтовского семинара, полстраны. Это были неповторимые научные конференции, где мы тоже непременно выступали с докладами. Заслуженные маститые ученые – И. Л. Андроников, В. А. Мануйлов, В. С. Шадури, В. И. Кулешов, П. П. Удодов, В. Н. Турбин, И. Я. Заславский... Как хорошо они знали нашего Девлета Азаматовича, как уважали его, как считались с мнением этого человека.

Необыкновенная экскурсия

Часто вспоминаю конференцию в Пятигорске. Собственно, даже не ее саму, а то, что было одной из составных частей работы – экскурсии по лермонтовским местам. Для самых именитых гостей экскурсию вел Девлет Азаматович. Это было неповторимо! Он бесконечно читал (а делал он это поистине блестяще!) стихи Михаила Юрьевича, цитировал его современников – друзей и поклонников таланта поэта. Он, казалось, знал каждую тропку, ведущую к Машуку, каждый камешек у его подножия. Еще бы! Ведь в молодости он несколько лет проработал в пятигорском "Домике Лермонтова" – музее, который по праву является сегодня всемирно известным. Так же, как и Тарханы.

Казалось бы, удивить именитых ученых-лермонтоведов какими-то новыми фактами было просто невозможно: они сами являлись авторами и составителями многих интереснейших книг. Однако у Девлета Азаматовича это получилось. Во-первых, его поистине удивительное, мастерское чтение наизусть произведений любимого поэта; во-вторых, его рассказ о посещении "Домика" в дни оккупации Пятигорска нацистским писателем Зигфридом фон Фегезаном, возжелавшим завладеть рукописями Лермонтова и другими ценнейшими экспонатами музея. Однако сотрудники "Домика" не пошли ни на какие сделки и уговоры, несмотря на смертельную опасность, исходившую от фашиста из-за их упорного молчания. Но все же музей враги не тронули. Зато с местом дуэли поэта у подножия Машука, где теперь стоит обелиск, фашисты не поцеремонились...

Мы слушали не отвлекаясь, мы (это было уже в который раз!) поражались эрудиции нашего наставника, мы так искренне гордились им. А когда И. А. Андроников, очевидно, тоже растроганный и взволнованный этой экскурсией, во всеуслышанье не просто лестно отозвался о нашем экскурсоводе, а назвал то, что он делал, "образцом ораторского искусства, чуткости, кладезем знаний", не могу определить, кто из нас сиял больше – Девлет Азаматович или мы, его студенты?! И так было у него всегда и во всем. И когда он писал статьи о творчестве Р. Гамзатова, Н. Тихонова, Е. Уруймаговой, Т. Джатиева, В. Цаголова; и когда читал лекции в нашем СОГУ; и когда создавал свою документально-художественную прозу; и когда редактировал альманах "Литературная Осетия". Он все отдавал людям. Щедро, не скупясь, делился своими поистине универсальными знаниями. Он всегда так стремился к тому, чтобы достижения осетинской литературы и искусства стали достоянием и других народов. Член Союза писателей СССР, председатель республиканского общества книголюбов, талантливый преподаватель, большой ученый... Он бесконечно дарил окружающим все: сердце, мысли, труд. Вот почему так запоминаются слова чеченской поэтессы Раисы Ахматовой: "Такие, как Гиреев, приходят однажды, а уходя, не заменяются".

Вот у какого преподавателя мне посчастливилось учиться. Вот почему я искренне благодарна этому человеку. Ведь так хорошо знаю: именно он помог мне найти себя, поверить, что смогу сделать то, к чему стремлюсь.

Мы повторить хотели б все сначала...

А Валентина Владимировна Круглеевская... Дорогой человек. Недосягаемая высота ее эрудиции, глубочайших знаний, умение всерьез заниматься самообразованием, заражать своим интересом других... А как она всегда радовалась любой удаче товарища! И простота, сочетающаяся с редчайшим даром, о котором Анна Ахматова сказала так: "Души высокая свобода, что дружбою наречена".

Она была настоящим Учителем. Она была настоящим Ученым. Она была настоящим Другом. Она представляла ту старую владикавказскую интеллигенцию, которая является подлинным кладезем и носителем большой культуры.

Любимый преподаватель тысяч выпускников филологического факультета нашего СОГУ, в течение многих лет она была заведующей кафедрой зарубежной литературы, заместителем декана. И еще немало другого, за что она отвечала, в чем проявляла себя. Главное – всегда служила людям, старалась сделать их образованнее, добрее, счастливее.

Как много подарил нам этот человек! Практически все школьные учителя-филологи старшего поколения, переводчики, писатели республики, большинство журналистов – сотрудников всех СМИ, – ее ученики. В разное время она вела курс античной литературы, зарубежной литературы XIX, XX веков, готовила дипломников, руководила научными изысканиями своих студентов. И всегда при этом глубоко работала над собой. Сколько ее серьезнейших научных трудов печаталось в журналах и сборниках – как республиканских, так и российских. И темы были самые разные. Они касались творчества наших осетинских авторов, американской и английской литературы, актуальнейших проблем современного русского языка, культуры.

Да, этого человека любили и ценили все, кто когда-либо удостоился чести быть с нею знакомым. Она умела учить не унижая; она могла зажечь, не заставляя при этом другую сторону делать над собой какие-то усилия; она могла радоваться за своих многочисленных учеников, видя их движение вперед; она могла быть исключительно искренней в дружбе, она становилась, если это нужно, уступчивой и прощающей или же твердой и принципиальной. Она жила для людей и несла им главное, в чем они всегда очень нуждались, – понимание и добро... Может, именно поэтому и осталась в памяти тысяч своих питомцев.

Увидев еще тогда, в студенческие годы, мою склонность к литературному труду, Валентина Владимировна подарила мне книгу своего любимого М. Пришвина. Вступление к его сборнику "Незабудки" написала она. Открыв подарок, я увидела закладку. До сих пор я помню эти отмеченные строки: "Когда-то Михаил Михайлович Пришвин писал в одном из своих Дневников: "Как подумаешь иногда усталый, каких маленьких людей собираюсь я описать, – оторопь берет: зачем, кому это нужно? – и бросишь. А потом соберешься, и думаешь, и опять за свое: большие люди, думаешь, сами расписываются на страницах истории, и у них имеется множество слуг, которые не дадут им исчезнуть. Но тихий, скромный человек так-таки и сходит на нет, такой хороший, милый мне человек, и вот нет никому до него дела.

Досада вызывает новые силы, и думаешь – а вот оттого и не дам я тебе от нас исчезнуть, живи, любимый человек, живи!"

И я до сих пор говорю читателям именно о таких людях, неизменно вспоминая и по-прежнему благодаря за это дорогую Валентину Владимировну.

А последняя ее лекция... Ну как я могу не рассказать об этом?!

…Апрель был тогда удивительно теплым и казался совсем-совсем зеленым и нарядным. Пахло сиренью и ландышами, а на каждом перекрестке продавали тюльпаны. Мы шли все вместе и вспоминали наши беседы с нею, консультации, экзамены и зачеты, общие фотографии, споры. Не помню, кто тогда предложил сделать последнюю лекцию хоть чем-нибудь памятной для нее. Утром наш курс пришел на занятия раньше, чем всегда. Лида Вашурина и Инна Савинкова, совсем как пятиклассницы, дежурили у дверей тридцать восьмой аудитории. Главное – не прозевать! Главное – предупредить! И вот вошла она. Все пятьдесят четыре человека не спускали с нее глаз. Я знаю, она заметила тогда все-все: и наши необычайно взволнованные лица, и веселые букеты тюльпанов на кафедре, и даже два предупредительно раскрытых журнала, приготовленные для записи темы лекции. А мы не спускали с нее глаз и замечали тоже все: и красные пятна, вдруг покрывшие ее лицо, и то, как руки ее судорожно сжали книгу. Она подошла к кафедре и, забыв сказать, по своему обыкновению, "Добрый день", махнула рукой – садитесь, мол. Мы поняли и сели. А она стала упорно искать что-то в портфеле. И в это время тишину, натянутую струною, нарушил бас одного из наших однокурсников – Харитона Скяева.

...И, если б она только пожелала,

Мы повторить хотели б все сначала.

Не причиняли ей бы огорчений,

Читали б вне программы с увлеченьем.

Сравнений пышных мы не подбирали,

Но с кем-нибудь сравним ее едва ли...

Она стояла с опущенной головой. А мы хотели и боялись увидеть ее лицо. А потом... А потом Валентина Владимировна подняла на нас глаза, она улыбалась и... вытирала слезы.

Сколько дней, месяцев, лет прошло с той поры... А забыть не могу. И мерить хочется себя ее меркой. Предельно строгое и критическое отношение к себе, к окружающим, детальное обдумывание материала, который нужно нести людям, и творческая, свободная подача его, простота в отношениях с теми, кто всегда рядом, – казалось бы, как все несложно, а ведь достигается не сразу. Собственно, это не открытие: до простоты дойти нелегко.

"Мы знания людям свои понесем"

...А потом было распределение. Тоже незабываемое. Алтай... Половина нашего курса выбрала именно этот край... Конечно, теперь я это отчетливо понимаю, нас манила романтика открытий чего-то нового, неизвестного, и еще бесконечная вера во что-то светлое-светлое, очень нужное, полезное, важное. Не буду рассказывать об общем собрании всех выпускников, о напутственном слове нашего ректора X. Чибирова, о выступлениях деканов факультетов... Это было очень торжественно и, конечно же, запоминаемо. Потом состоялся концерт, подготовленный самими студентами. И наш неизменный староста и запевала Виктор Демченко исполнил сразу три песни на мои слова. Одна из них называлась "Счастливо, институт". Мелодию мы использовали из знаменитого в то время "Марша космонавтов".

Мы все теплом согреты

Студенческих билетов,

Пусть староста сверяет

С деканом наш маршрут.

Знаком он нам по книжке,

Знаком лишь понаслышке.

А впрочем, не горюем,

Счастливо, институт!

Когда-нибудь с годами

Мы встретимся с друзьями.

Филологов-студентов

Обнимет Иристон.

Придем мы к институту,

Пусть вспомнит на минуту,

Как слушал эту песню,

Прощаясь с нами, он…

Помню, зал аплодировал стоя... И это тоже осталось в сердце и душе. Навсегда.

Валентина БЯЗЫРОВА, заслуженный учитель Российской Федерации, лауреат Государственной премии СССР, член Союза журналистов РФ.