Штрихи к портрету поэта-фронтовика

Истинный поэт всегда приходит в литературу со знаменем, на котором начертан знак мужества и отваги. Случается, многие принимают этот знак за символ пренебрежения, отрицания, ниспровержения. Проходит время, прежде чем они окончательно убеждаются, что "ниспровергатель" является самым ревностным сторонником традиций, продолжателем своих предшественников.

Хазби Калоев был истинным поэтом. Родился он в августе 1921 года в маленьком горном ауле Байком в Закинском ущелье Северной Осетии. Отец его долгое время служил писарем. После окончательного установления Советской власти на Тереке жители гор потянулись на равнинные земли. Здесь они основали село и дали ему имя основоположника осетинской литературы Коста Хетагурова. Сюда перебралась и семья Калоевых. Уже в раннем возрасте Хазби познал крестьянский труд: пас скот, вместе с косарями поднимался на высокогорные луга… Однажды, помогая старшему брату сгребать сено, он упал со скалы и получил тяжелые увечья. Спасся благодаря местному врачевателю Симону Калоеву, исцелившему его лекарственными травами.

В 1934 году Хазби окончил семилетнюю школу и поступил на рабфак. Болезнь прервала его учебу. Однако вскоре, в 1938 году, Калоев вновь студент, теперь уже Тбилисского государственного университета. Отсюда юноша переводится на филологический факультет Северо-Осетинского педагогического института. Но и на этот раз учебу не удалось завершить – грянула Великая Отечественная. На фронт Хазби ушел с последнего курса. С августа 1941-го по сентябрь 1942-го он – курсант Камышинского танкового училища. В октябре1942 года в звании младшего лейтенанта Калоев уходит в действующую армию. Здесь он назначается командиром танка Т-34 (38-я отдельная гвардейская бригада 393 танкового батальона). 8 июля 1943 года во время одной из ожесточенных схваток на Курской дуге Хазби сгорел в танке. Поэт похоронен в селении Красная Поляна Обоянского района Курской области.

Быть солнцем

…Талант Хазби развивался удивительно быстро. За какие-нибудь два-три года его творческий почерк изменяется до неузнаваемости. Крепнут, мужают, закаляются жизнестойкие побеги его поэзии. Голос поэта становится все более звучным и – что особенно важно – все более самостоятельным. Так самоочищается от ила, от всего чужеродного стремительная горная река. Теперь Хазби Калоев решительно восстает против тех, кто, подобно луне, лишь отражает чужой свет. Быть солнцем, опалять собственным огнем и светом – вот образ, достойный поэта.

Вдвое больше, чем от своих поэтических собратьев, Хазби требовал от себя: "Впрочем, что я есть?.. Знаю, очень скоро стихи мои покроются пеплом забвенья, а потому прошу Осетию: пусть никто не назовет меня поэтом".

Беспощадность поэта к себе, к своему таланту, неистовость в работе приводят его все к новым и новым успехам.

Слово под пером Хазби обретает как бы дополнительную, эмоциональную силу. Поэзия его наполняется своеобразным звучанием. Простой пример. Создавая картину сельского вечера, поэт слову "шум" дает определение "усталый", а луч закатного солнца кажется ему "остриженным". И в том, и в другом случае создается образ в равной степени точный, свежий и необычный. За словами "усталый шум" встает утомленное после всех дневных забот село. Да и "остриженный луч солнца" вызывает в памяти весьма определенную картину: солнечный свет незаметно теряет силу, меркнет, будто кто-то остриг его ножницами.

Картина вечера дана в движении, краски и образы сменяют друг друга. "Ясный взгляд дня испаряется в чешуе тьмы". "Ветер растаскивает в разные стороны тучи, и из-за туч выглядывает небо". А вот и месяц показывает свой лик. Поэт наделяет его эпитетом, который, пожалуй, никто и никогда не давал месяцу: æнæнтыст! Это слово, в буквальном переводе обозначающее "не по возрасту развитой", осетины обычно употребляют применительно к ребенку. Как же это сравнение подходит месяцу! Месяц молод, свеж, игрив, подобно ребенку. Это сравнение ночного светила с ребенком получает дальнейшее развитие, когда поэт говорит об изогнувшемся, сверкающем луке месяца. Перед глазами встает образ сказочного юноши, играющего луком. Ну, а если есть лук, то должна быть и стрела. Этой стрелой оказывается свет, летящий на землю: "И с ярко-пестрого небосвода на землю слетел свет". В стихотворении одно слово, одно движение неминуемо вызывает другое, вот почему стих отличает цельность, он напоминает глубокий выдох. Произведение выходит за рамки миниатюры-пейзажа. "О если бы такую даль могла преодолеть и моя песнь!" Этот заключительный аккорд также естествен, как струя родника из-под ледника. "Усталый шум", "взгляд дня, испаряющийся в чешуе тьмы", суета туч, сверкающий лук месяца, полет света на землю с "ярко-пестрого небосвода" – все это тесно, органично переплетается с внутренним состоянием автора, с его беспокойной мятущейся душой.

Чуткая муза поэта

Муза Хазби хорошо чувствует боль и радость всего живого на земле. "От твоих мук, от твоих жалобных криков изнемог я", – обращается поэт к птице, заключенной в клетку. У него такое чуткое, трепетное сердце, что он краснеет за тех, кто заточил птицу в клетку, и дарует ей свободу.

В стихотворении "Я видел цветок" поэта волнует судьба цветка, который растет… на сломанном дереве. Автор создал контрастную и вместе с тем глубоко жизненную картину. Красота и смерть – понятия несовместимые, но в жизни всегда рядом сила и нежность, человек и природа. Они живут зачастую благодаря друг другу. Эти мысли выражены в ярких запоминающихся образах: "Степной ковер – мой лучший друг", "Цветком показалась мне жизнь", "В сверкающую чашу цветка упало мое сердце" и т. д.

На борьбе противоположных начал построил Хазби и другое свое стихотворение "Я видел ее". Это стихотворение о загубленной красоте исполнено таких глубоких чувств, что напоминает собой народные причитания. Набатно звучат заключительные строки: "Сердце мое звенело черным колоколом: уж лучше б я ее не видел". Сравнение с черным колоколом здесь очень впечатляет.

Родная земля и Вселенная

Хазби еще не было и 22-х, когда он сложил голову за свободу Отчизны. Но его имя, поэзия навсегда остались в осетинской литературе рядом с именами известных писателей. Об оптимизме Хазби Калоева, о его любви к Родине и народу свидетельствуют его поэзия и короткая биография.

Поэт обращается к родной земле, как любящий сын к матери. У земли он просит поэтической силы – белого молока – для слов "булатных стрел" и "сверкающего света" (у черной земли просить белое молоко – необыкновенно яркий образ!). Но не только с землей он связан нерасторжимыми узами. Сердце поэта исполнено желания "осветить тайны мира" (слова Брюсова), разгадать суть Вселенной. Человек силой и разумом способен поспорить с самими небожителями. Этот мотив в творчестве Хазби восходит к фольклору, в частности, к осетинским нартовским сказаниям. Вспомним сказание о нарте Сослане и красавице Косер или сказание о гибели нартов, вспомним слова Коста: "Весь мир мой храм, любовь – моя святыня, Вселенная – отечество мое". Особенно часто космос упоминается в творчестве Алихана Токаева: "Лестница наша высока, пролегла до неба. Так пусть же разум уносит тебя с земли к небесам. Ныне мы на земле стоим – идем мы к солнцу. Идем, идем, идем…"

Хазби Калоев тонко чувствует связи человека с миром, со всей Вселенной. В стихотворениях "К солнцу", "Мне хочется жить" и в других легко обнаружить его сокровенную мечту: человек должен выстроить башню своей мечты не на тесной площадке, а на небесных просторах, на необразимых вершинах Млечного Пути, чтобы эта башня высилась многие века и чтобы могла послужить будущим поколениям. Поэт хотел бы достать с небосклона солнце и сотворить из него дивный фандыр.

Поэзию Хазби Калоева довоенных лет характеризуют две отличительные особенности: сквозь реалистическую ткань повествования просвечивают яркие искры романтизма. Как волны моря с первыми лучами солнца приобретают блеск и красоту, так и краски поэзии Хазби, взятые у самой жизни, трепещут, переливаются и сверкают… Эти две особенности, присущие поэзии Хазби, – реалистическая зоркость и романтический свет – не приглушают, а скорее дополняют друг друга. "Сверкающий блеск" помогает поэту высветить самое сокровенное в природе, в жизни, в сердечных делах. Нетрудно убедиться и в том, что творчество Хазби крепко связано с родной землей, что корни его поэзии уходят в глубинные пласты жизни.

На бой с "псом-рыцарем"

В первый день Великой Отечественной войны 22 июня 1941 года Хазби написал стихотворение "В тебе должна таиться безмерная сила". Враг жесток, безжалостен, коварен. Поэт называет его "псом-рыцарем", "матерью смерти", "сибирской язвой", даже землю поэту жалко – "пачкаться" в крови мерзкого зверя. Но "к нам придет победа", уже "пятиконечная звезда появилась, на черные тучи отбросила свет, свет, который оборвет мерзавца жизнь".

Не пожалею жизни, ибо знаю:

Жизнь схожа с водопадом… Грянет бой –

Паду, быть может, землю обнимая,

Но гордо встречусь с трудною судьбой.

(Перевод С. Ботвинника).

Эти строки также написаны в начале войны.

В августе того же года Хазби ушел на фронт. О том, как началась его военная жизнь, поэт написал: "Наш поход происходил так: после полудня мы выступили из лагерей и направились к Сталинграду. Стоял пасмурный день, тучи заволокли солнце, с запада дул холодный ветер. К рассвету мы должны были пройти 53 километра и достичь Сталинграда. К вечеру, когда стало темнеть, полил проливной дождь. Вскоре дорога превратилась в непролазную грязь, уже в одном шаге ничего не было видно, мы продвигались вперед, спотыкаясь и падая. На нас была своя одежда, военную форму нам еще не выдали, и все мы промокли до нитки. По лицам бежали струйки. Когда наступила ночь, мы все дрожали от холода, но до холода ли нам теперь было! Такому испытанию я еще никогда не подвергался. Тем сильнее удивляюсь, как это я не заболел. На рассвете, об этом я тебе уже писал, мы еле-еле добрались до Сталинграда. Грязные, выбившиеся из сил (кто босой, кто без шапки), мы прошагали по улицам Сталинграда. В городе нам изредка встречались прохожие и со слезами на глазах глядели нам вслед".

Глазами художника

Во время обучения в школе танкистов Хазби написал ряд стихотворений: "Волга", "Ты говорила", "Когда падает ночь, подобно твоим волосам", "Я жизнь свою напрасной не считаю", "Вернувшись с большой войны", "Смерть фашиста", "Метель по длинным улицам метет", а также несколько стихотворений в прозе. Условия военной жизни по-новому заставили поэта взглянуть на жизнь. Романтические образы исчезают, лишь изредка, подобно заходящим лучам солнца, сверкают они в той или иной строке ("Я жизнь свою напрасной не считаю", "Волга"). Будто звуки боевой трубы в поэзию Хазби ворвались нотки тревоги, слово поэта становится более суровым, полнокровным. Как на землю сквозь скопище осенних туч просачивается слабый луч света, так и сердце солдата порой озаряет зыбкая надежда – возникает образ той черноглазой, что "была всех дороже", и тогда "сердце куда-то вместе с луной улетает".

Когда падает ночь, подобно твоим волосам,

Когда земля бывает крепким сном объята,

И, подобно утомленным ресницам,

Когда лес увлажняет роса,

Тогда говорю про себя:

"О, хотя бы тебя на миг увидеть,

Опуститься росой на твое окно

И по стеклу каплей скатиться!.."

(Перевод подстрочный)

В стихотворении имеются неожиданные сравнения (ночь подобна волосам девушки, лес, увлажненный росой, напоминает утомленные ресницы). Но не только этим примечательно стихотворение. В нем навсегда сохранилось то чувство, которое однажды родилось в сердце поэта и которое он пожелал увековечить. Эмоциональную взволнованность произведения помогает ощутить игра звуков. В стихе часто встречаются звуки "æх", "ых", "æгъ", "ха", кроме того – "ау", "уа". В этих звуках явственно слышится какое-то непередаваемое волнение, томление. Ясно, что не каждый поэт способен углубить свою поэтическую мысль еще и музыкальным ритмом. Строки так легко, естественно сложены, словно в них нет рифмы. А две последние создают особенно зримую, запоминающуюся картину – так и видишь, как по стеклу, извиваясь, сбегает капля росы.

Не только в своих стихах, но и в маленьких прозаических этюдах, а также в письмах Хазби смотрит на мир глазами художника. Когда между военными учениями ему выдавалась минутка свободного времени, он брался или за рисование (рисованием Хазби увлекался с детства, до войны выполнил много иллюстраций к рассказам Арсена Коцоева и к собственным произведениям), или за писание прозаических миниатюр. Порой даже в письмах он не мог удержаться, делился с близкими своей радостью или своими сомнениями: "Необыкновенно красивой мне показалась Волга. Утром пароход шел медленно, небольшие, но своенравные волны вспенивались за кормой. Вдоль берега сновали маленькие рыбацкие шхуны. Волга раскинула перед нашим пароходом свою морщинистую ширь. Когда стемнело, облака опустились пониже, берега скрылись в тумане, лишь кое-где еще виден был свет маяка. Вдруг в просвете облаков появилась луна, свет ее тысячами язычков отразился в воде, а потом опять исчез. Это была редчайшая по красоте картина. Я стоял на палубе. Из трубы парохода вырывались искры и, сверкая, медленно опускались в воду. С этими искрами я сравнил мимолетные дни нашей жизни. Искры возникали где-то среди огня, поднимались по трубе, отделялись от дыма и, пока падали в воду, сверкали – вот вся их жизнь".

Эти строки взяты из письма. Подобно поэтическому произведению, они несут в себе, глубокую мысль, яркие образы и, так же как настоящее поэтическое произведение, глубоко искренни.

Широта и глубина знаний отличают поэта. Даже в самые тяжелые минуты он находил время и возможность запечатлеть на бумаге свои думы. А времени у него, конечно, же мало, до обидного мало. "Жизнь у меня сейчас все же унылая, нет даже времени поговорить с друзьями. Наши занятия длятся по двенадцать часов в день", – писал поэт.

Грядет победа

В том, что наш народ будет рано или поздно праздновать победу над врагом, Хазби никогда не сомневался. Тема грядущей победы звучит не только в его стихах, но и в письмах: "Идет напряженная схватка за Крым и Донбасс. Враг задумал (это мое предположение) отрезать Кавказ, окружить Москву и наступать дальше. В чем причина нашего отступления? Нет в достаточном количестве оружия. Но это не говорит о том, что мы уже покорились. Нет!" – писал он в октябре 1941 года. А следующие строки взяты из письма от 13 мая 1942 года: "Идут дни, идут месяцы, скоро пройдет и год… Мы перешагнем через зияющую брешь и выйдем на путь грядущего. Жизнь проходит быстро, жизнь летит молнией вперед. Да! Весь мир оделся в "стали Дамаска". По скрещенным, уходящим остриями в тучи, шпагам бежит струя горячей крови". Но, пишет поэт дальше, "враг просчитается, если нам не будет хватать боевой техники, мы костьми ляжем, а загородим ему путь, утопим его в нашей крови". "Погибнуть или победить – это девиз каждого истинного патриота!"

Последнее слово

Хазби участвовал в боях под Калинином и Ленинградом. Из стихов, написанных поэтом на фронте, сохранились лишь четыре: "Когда метель ломает высокие деревья", "Утро еще не блеснуло в капле росы", "Зима…" и "На снегу играет лунный пепел".

Эти стихотворения – последнее слово поэта. Образы сверкают подобно лезвиям остро отточенных кинжалов, по холодной стали течет горячая кровь, и "в каплях крови солнца луч сверкает". Поэт использует смелые, реалистические краски, чувства и мысли бурлят, уподобляясь зажатой в теснине ущелья горной реке. Строки звучат подобно набату, подобно сигнальным кострам на боевых башнях, зовут к битве. Показывая страдания и ужасы войны, поэт ничего не утаивает, ибо, как говорил В. Г. Белинский, "поэзия есть сама действительность, и потому она должна быть неумолима и беспощадна, где дело идет о том, что есть или что бывает…"

Ни в одном из названных четырех стихотворений не встретишь мотивов отчаяния. Даже в самые тяжелые моменты, в минуты наивысшей опасности поэт умеет подбодрить себя: "Не плачь, земля… О, выдержи страданья… На востоке разгорается краснокудрый день. Под ветром осыпается утренняя роса… В каплях крови солнца луч сверкает". В беде оказалась та самая земля, у которой поэт когда-то просил белого молока и булатных стрел: "О взлохмаченная моя голова! Степь вверена тебе. Не могу опять сдержать сердца боль…" Как может враг одолеть того, чьи корни уходят в землю своих предков, того, кто любит эту землю больше жизни: "О земля наша, за тебя я сражаюсь! Стань мне в трудную минуту опорой!"

Слова настоящего поэта, говорят, сбываются. Перечитаем еще раз одно из последних стихотворений Хазби "На снегу играет лунный пепел". Подобно реквиему звучат заключительные строки: "Я иду назло смерти. Кровь фашиста стекает с моего штыка…Я жить хочу. – Прерви свой полет, черная пуля!.. О, я безумец…"

Далее строка обрывается… С мыслями о Родине оборвалась и жизнь самого поэта: "В счастье пребудь, Осетия родная!.. Люблю тебя… Люблю и прошу, не забывай меня". Читатели, нынешние и будущие, к вам обращаю слово Поэта: "Верю я, что однажды вернусь к тебе, однажды неожиданно постучу в твое окно… Жди меня… Не забудь!.."

Ахсар КОДЗАТИ, народный поэт РСО–А.