Ой ты, Русь, моя родина кроткая,

Лишь к тебе я любовь берегу...

А потом Ольга (так звали нашего экскурсовода) предложила им тоже что-нибудь прочитать. Вначале мои ученики как-то мялись, не решаясь взять слово после нее – такого аса, а потом... Читали. В основном это были строки о Кавказе. А сколько их у Сергея Александровича! Чего стоят одни только "Персидские мотивы"... А стихотворение "Издревле русский наш Парнас"… ("На Кавказе")... Ольга слушала с огромным интересом. А расставаясь с нашей группой, искренне поблагодарив ребят за внимание, все-таки спросила, чем был обусловлен их читательский выбор. Помню, Алан ответил за всех коротко и ясно: "Потому что он НАШ!" "Ваш? – откровенно удивилась Ольга. – Он же во Владикавказе не был"... – "А это неважно. У нас его очень любят. И ценят. И еще переводят на осетинский язык". Кажется, это показалось Ольге особенно любопытным. Вот тут уже пришлось вступить в диалог и мне. Да, переводили. И переводят. И Г. Кайтуков, и А. Кодзати, и В. Наниев, и братья Плиевы – Агубе и Феликс. А писатель С. Хугаев как-то даже рассказывал об "осетинском Есенине" – так называли Хаджи-Марата Дзуццати – поэта-лирика, посвятившего, как и Есенин, столько замечательных стихотворений своей малой родине и России.

Ольга попросила нас прислать ей эти переводы, что мы тут же и сделали по возвращении из Северной столицы.

А весной с теми же ребятами мы были в Москве и тоже повезли с собой переводы наших местных поэтов. И там, уже в московском музее Есенина, были этому бесконечно рады так же, как и в Константиново, куда мы, путешествуя по Золотому кольцу, упросили экскурсовода и водителя автобуса повезти нас хотя бы на пару часов. Вот когда и ребята, и я по- настоящему поняли, что так вдохновляло Есенина, откуда у него такая неповторимая любовь ко всему, что он называл "деревянной Русью", по чему так тосковал, грустил, чему посвятил столько изумительных строк.

Мы увидели там, на родине поэта, такую ширь, такую неповторимо спокойную Оку, его "низкий дом с голубыми ставнями", где бережно хранится каждая вещь, которая хотя бы в чем-то является современницей любимого поэта. И еще там берегут сотни афиш, фотографий, десятки музыкальных клипов, которые можно было увидеть и послушать в родном доме Есенина.

Нам рассказали и об открытии удивительного музея. Это произошло в середине шестидесятых годов. С утра в Константиново было спокойно. А к полудню все разительно изменилось: сюда стали стекаться тысячи людей. Одни из них добирались пароходом, другие – поездом, иные – на попутных машинах. И, как рассказывали, их не останавливали ни бездорожье, ни плохая погода. Среди них были известные всей стране поэты и те, кто только мечтал напечатать свои первые стихи. Здесь были и южане, и сибиряки, ленинградцы и москвичи, рязанцы и горьковчане. Все они тянулись к большому поэту.

Музей открывали в простой деревенской избе. Именно тут, на рязанской земле, отшумело озорное детство поэта, прошла его юность, здесь он написал свои первые стихи. В те годы кто же мог даже представить, что пройдет время, и этот простой рязанский паренек, сын крестьянина, станет великим поэтом России...

Первыми в Дом-музей вошли сестры Есенина – Катя и Шура. Все здесь было как когда-то, в те далекие годы. Отовсюду веяло уютом, теплом. На столе поблескивал начищенный самовар, на стене тикали старинные часы. Светлая, опрятная горница была мала и, конечно же, никак не могла сразу вместить всех гостей, вот почему людей делили на небольшие группы. А погода была – хуже не придумаешь: лил холодный дождь, гудел сильный ветер, который буквально сбивал с ног. И укрыться, в общем-то, было негде. Однако тысячи людей не расходились. Как жаль, что Есенин тогда так и не видел всего этого. Начало смеркаться. Гости же по-прежнему все шли и шли. Им так хотелось попасть сюда, "в низкий дом с голубыми ставнями". Прошли годы. А люди по-прежнему идут сюда. И так будет всегда. Так же идут они и в Михайловское к Пушкину, и в Тарханы – к Лермонтову, и на Волгу – к Некрасову, и в Ясную Поляну – к Льву Толстому. И переводят стихи поэта на все языки мира. Потому что он – великий, потому что он – Сергей Александрович Есенин. И еще потому, что он – наша национальная гордость. А это навсегда.

Потом, уже во Владикавказе, мы проводили урок внеклассного чтения по роману Бориса Васильева "Завтра была война". Занятие было приурочено, помню, ко Дню Победы. Цель поставлена очень четко, определенно – показать, каким было поколение, сумевшее отстоять наше Отечество, как и кем было оно воспитано, каковы были идеалы тогдашних парней и девчат – ровесников наших теперешних одиннадцатиклассников. Однако, как это нередко случается, все получилось вовсе не так, как было задумано: наша беседа повернула в другую сторону. Непроизвольно. Вовсе не намеренно. И опять... все тот же Есенин.

Напомню, что по сюжету одна из героинь романа Вика Люберецкая дала подруге – Искре Поляковой – сборник стихотворений ЗАПРЕЩЕННОГО в те предвоенные годы Сергея Александровича. Искра была буквально сражена открытостью, доверием к читателю, талантом автора. Ее просто потрясло то, что было в книге: и безграничная любовь к России, и непреодолимая мечта – "догнать стальную Русь", и желание, "задрав штаны, бежать за комсомолом", и любовь к матери – "Ты жива еще, моя старушка, жив и я, привет тебе, привет...", и "Собаке Качалова"... Что уж тут говорить об "Анне Снегиной", "Пугачеве", "Сорокоусте", о несравненных "Персидских мотивах"... А "Письмо к женщине"... Искра все повторяла одну и ту же строку "Большое видится на расстоянии" – слова, ставшие афоризмом...

Однако в школе ее учительница литературы не только не поняла восхищения ученицы, но и устроила ей своеобразную публичную порку за то, что та взяла в руки этот ЗАПРЕЩЕННЫЙ сборник "упаднического" автора.

Чуть позже у ребят, одноклассников Вики, была встреча с ее отцом – Люберецким-старшим – орденоносцем, героем Гражданской войны, крупным инженером, человеком, известным всему городу. И он говорил совсем иное: "...Искусство должно будить мысли и чувства, а не убаюкивать их. Причем будить мысли ЧЕРЕЗ чувства. Оно должно тревожить человека, заставлять болеть чужими горестями, любить и ненавидеть. А он, Сергей Есенин, все это мог. Вот почему мне по-своему дорога каждая его строчка"... Отец подруги вскоре ушел, а девятый "Б" до хрипоты спорил. Ребята НЕ понимали: почему, почему Есенин – запрещенный поэт. Отчего его не только решительно не рекомендуют читать, но даже произношение его имени – крамола...

Дальнейшие события их жизни были страшными. И арест Люберецкого, которого по ложному доносу назвали "пособником троцкистов", и трагическая смерть Вики, исключенной из комсомола за ее решительный отказ отречься от любимого отца, и похороны подруги, где перед ее открытым гробом Искра – комсорг, отличница, гордость школы – звенящим голосом на все кладбище не читала, а выкрикивала, обливаясь слезами, последние есенинские строки, так любимые Викой:

До свиданья, друг мой, до свиданья.

Милый мой, ты у меня в груди.

Предназначенное расставанье

Обещает встречу впереди...

А рядом стеной стояли ее друзья. И они тоже ценили этого поэта, потому что понимали, что та любовь к Родине и всему живому (вспомните хотя бы привязанность поэта к "братьям нашим меньшим", которых он "никогда не бил по голове") – все это было для Есенина выше всего на свете. Собственно, как и трепетная любовь к женщине в стихах…

"Вика Люберецкая не предала своего отца, своего любимого поэта. Не предадим и мы..." – клялся в тот печальный день девятый "Б". И ребята действительно не предали свое святое, когда "завтра была война"... Ни Родину, ни ее гордость – русскую литературу с Пушкиным и Есениным, ни свою школу, ни свою дружбу. Они выстояли. И спасли страну, хотя из всего класса после Великой Отечественной на памятную линейку пришли немногие. Остальные... Остальных забрала война.

Так вот, оказывается, что могут делать с нами книги любимых писателей. Вот какие чувства могут воспитывать в нас дорогие строки.

А Есенин... Что ж, он еще долго считался запрещенным автором. Помню, даже в шестидесятые его строки мы, тогда еще старшеклассники, а потом студенты, переписывали друг у друга в свои альбомы, записные книжки, личные дневники: сборники стихов любимого поэта были раритетом... И только потом он был реабилитирован. И книги его и о нем потекли рекою... Они дождались своего часа. Говоря словами М. Цветаевой, "настал" их "черед"... Да, все было... Но ведь главное для любого литератора – все же любовь и признание своего народа. А уж чего-чего, а этого у Сергея Александровича в избытке.

Николай Тихонов – большой друг нашей Осетии. Он много написал о Коста, переводил десятки поэтических произведений местных литераторов с осетинского языка на русский. Так вот именно он в стихотворении "В Мардаканах в день юбилея Сергея Есенина" замечательно сказал:

Здравствуй, дорогой Сергей Есенин!

Мы пришли, стихи твои любя,

Здесь поэты разных поколений –

Все, кто шел приветствовать тебя!

...Не уйти тебе в закат янтарный,

И твоим напевам не стихать,

Ты живешь – и люди благодарны

Правде сердца твоего стиха!

А еще один из друзей нашей республики (он из плеяды первых переводчиков "Нартских сказаний") Юрий Либединский закончил свое эссе "Мои встречи с Есениным" такими словами: "Россия с плачем и стенанием хоронила Есенина... Вряд ли есть поэт-современник, не посвятивший памяти Сергея Александровича хотя бы несколько строк... Перед тем как отнести гроб с телом его на Ваганьковское кладбище, мы обнесли Есенина вокруг памятника Пушкину. Мы знали, что делали, – это был достойный преемник пушкинской славы".

Мы можем повторить эти слова и сегодня, потому что в них такая правда! И как же честно и справедливо распорядилась наша действительность – стихи Есенина жили, живут и будут жить вечно: прекрасное не умирает! Недаром Николай Тихонов так верно сказал когда-то: "Человек будущего так же будет читать Есенина, как его читают люди сегодня. Сила и яркость его стиха говорят сами о себе. Его стихи не могут состариться. В их жилах течет вечно молодая кровь вечно живой поэзии". Да, эти строки оказались пророческими.