В.Т. Бязырова с мамой Розой Семеновной

Когда я вспоминаю свое детство, то в памяти прежде всего воскресают мамины стихи. Нет, их писала совсем не она, но эти строки мама всю жизнь носила в себе, а потом передала людям. Не только мне одной. Как ни странно, я их ценю и люблю не меньше классики, скорее, наоборот. Может, потому, что они мамины, а может, так глубоки, пронзительны по содержанию, так искренни и наполнены удивительным светом. Кто их автор? Не знаю. Да и мама не знала, потому что, когда ее отец, мой дедушка Семен Михайлович Новиков, в свое время читал их ей, мама и сама была еще подростком. В стихах этих – история нашей страны, народа, нашего человека. На отдельные строки даже была написана музыка. И она тоже народная... Позже, в свои школьные годы, почти все стихи я читала на утренниках, вечерах, затем, уже став учителем, в разных классах – своим же ученикам, а потом это же делали и они, потому что им тоже очень нравились, запоминались эти строки. Да и как могло быть иначе...

…Но пасаран! Эти тревожные события пришлись как раз на мамины пионерские годы. Да, конечно, наши замечательные корреспонденты того времени – и К. Симонов, и М. Кольцов – прекрасно рассказали всем о той героической стране, которая упорно не хотела склонять голову перед надвигавшимся фашизмом. Но все это пришло ко мне много позже, а вначале были все те же мамины строки:

Испанский мальчишка

в Испании жил,

Отец у мальчишки

на флоте служил.

Он был моряком

на большом корабле

И песни он пел

об испанской земле...

Однажды, когда отец вернулся с корабля и сказал, что фашистам никогда не видеть их "виноградники и города", мальчик попросил взять его с собой, чтобы быть рядом с ним и защитниками родной земли... И отец внял его просьбе. И они воевали рядом, плечом к плечу... Старшие и тот парнишка. Помню, я не переставала восхищаться юным героем. И стихи действовали так, как, наверное, могла бы повлиять целая эпопея, написанная о мужественной Испании.

А над "Синим автобусом" я откровенно плакала. И не раз. Да и не только я. В общем-то, было от чего. Пожалуйста, представьте себе "на улице людной красивый автобус, испанского неба синей, с песней уселись в синей автобус тридцать мадридских детей..." Вот они – "кто с куклой, кто с книжкой глядели в окошко, где город кипел и шумел, и, может быть, грустно им было немножко, но плакать никто не хотел..." А у взрослых, даже у мужчин, глаза были влажными, "и даже у дяди шофера во взгляде почему-то застыла слеза"... Путь автобуса... Дети были в предвкушении новых встреч. Да и их ждали в тихой деревне, где "были готовы еда и кровати, их тридцать поставлено в ряд, народ ожидает, что скоро подкатит автобус мадридских ребят". И никто еще не знает о том, что произошло там, в дороге. Никто не видел те "черные юнкерсы", с которых "грозно и тупо фашистские каски глядят", никто не содрогался, наблюдая за тем диким зрелищем, когда "немецкие бомбы – изделия Круппа – на синий автобус летят..." И безымянный автор скорбит вместе с нами, обращаясь к людям из деревушки: "Но нет их, не стойте же зря на пороге, не ждите, гасите огни... В безлюдном местечке, в предместье Мадрида, лежат бездыханны они... Поет о них песню безрадостный ветер, валяются куклы в пыли. Так встретились нынче с культурой арийской дети испанской земли..."

И еще я хорошо помню пилотку-"испанку", настоящую, с каймой и сутажом с кисточкой, которую через всю жизнь пронес Володя – младший брат моей мамы. Он даже в эвакуации (это было на Урале) бережно хранил ее. Друг моего деда – Семена Михайловича – привез ее из боровшейся страны. А мой дед был в это время репрессирован, и хотя через какое-то время его, как и многих, реабилитировали, он до этого уже не дожил: погиб там, в лагерях, от страшных условий и пыток. Так вот "испанку" позже мой дядя подарил своему сыну Саше, а тот – дочери Оле и ее мальчикам – своим внукам. Да, "испанку" и все тот же "Синий автобус"...

А стихи о В. И. Ленине... конечно, у нас в стране издавна существует целая Лениниана, куда входят и многочисленные стихи, и кинофильмы, и драматические произведения, и проза. Но (и в этом я абсолютно уверена) таких строк не знает никто... Они о Ли Чане – китайском кули, который, подобрав листок газеты, случайно оброненной "незнакомым прохожим", долго гадал с такими же бедняками, как он сам, "кто в России зовется ЛЕНИН" и что это за страна, где "правят своею землей не мандарины, а кули"... Ну а дальше... Узнав о смерти Ленина, "никогда не плакал Ли Чан от хлыста, а теперь Ли Чан заплакал..." Такие простые, проникновенные строки... И ведь запоминаются навсегда...

Моя мама закончила среднюю школу как раз накануне Великой Отечественной войны. И с первого курса пединститута пошла на фронт. Точнее, сначала окончила Горьковскую школу радистов, а потом уже – на фронт. В своем полку мама была запевалой. Военных песен знала видимо-невидимо. И очень любила их исполнять. Так, в узком кругу, а чаще – просто для нас с братом. Вот и я знаю и помню их до сих пор. Особенно близок "Голубой огонек". Бойцы думали о своих близких. А как ожидали вестей из дома! И им отвечали. Конечно же, это были письма, наполненные любовью и добром, ожиданием своих дорогих солдат, верностью и надеждой на скорую встречу. Но ведь порою, пусть даже очень редко, встречалось и другое. Недаром в дни войны, когда вышел в свет сборник фронтовых стихов Симонова "С тобой и без тебя", автором было включено в него и "Открытое письмо", где каждая строка проникнута такой пронзительной болью и таким откровенным презрением к женщине, променявшей мужа-бойца на тихую, полную достатка жизнь с другим мужчиной и, по словам поэта, не побоявшейся "чуму отправить к ним в конверте"... А как можно было забыть жесткую последнюю строку этого ответного письма, посланного товарищами ее погибшего мужа: "не уважающие вас покойного однополчане"... Это была своеобразная пощечина, которую автор от лица всех фронтовиков нанес неверной жене солдата. Так вот "Голубой огонек". Не традиционный, всем хорошо знакомый, так часто исполнявшийся артистами из фронтовых бригад, а совсем другой – фольклорный, известный в разных вариантах... Он создан бойцами. И содержание такое нехитрое. Раненый солдат делится своим несчастьем с невестой. А та, испугавшись возможных трудностей, пишет ему: "Ковыляй потихонечку, как-нибудь проживешь". Однако руки хирургов делают чудеса. И вот уже наш герой возвращается домой. Звенят награды, он вновь полон сил. И она... желающая вернуть ушедшее. Но в ответ на покаяние вчерашней невесты лейтенант произносит ее же слова: "Ковыляй потихонечку, как-нибудь проживешь..."

Мама рассказывала, что обычно солдаты с горечью пели эту песню, никому не хотелось такой судьбы: каждому мечталось, чтобы все для него сложилось, как в симоновском стихотворении "Жди меня"...

Так как же я дорожу всем тем богатством, что осталось от мамы, где сразу все: и ее детство, и юность, так тесно связанные с историей страны, воскресшей для меня через стихи, песни и редкие фотографии, хранящиеся в нашем семейном альбоме. Их так немного, но ведь они есть, есть! И я знаю по именам и маминых учителей, и ее подруг, и видела на выцветшем фото даже их школу в Бобруйске...

Да, верно говорят: все в жизни не вечно. Разве только память... И как же не вспомнить слова Н. А. Островского из его героической книги "Как закалялась сталь": "И надо спешить жить. Ведь какая-нибудь нелепая болезнь или трагическая случайность могут прервать ее..."! А раз так, значит, нужно, непременно стоит вникать в мир близких людей, помня, что вместе с человеком навсегда уходит и его мир, полный неповторимых встреч, радостей, горя, бед, интересных событий, дорогих людей. Мир, полный той жизни, которую, увы, не вернешь. Не повторишь. Не воскресишь. Ни-ког-да... А ведь она очень стоит того, чтобы о ней знать, чтобы о ней помнить. Всё. Всегда...