В 1939 году гости съезжались в наш город со всей страны. Прибывали группами, кое-кто добирался сюда один, большая делегация литераторов во главе с председателем Союза советских писателей А. Фадеевым прибыла из Москвы. В Орджоникидзе сразу стало шумно и многолюдно. На могиле Коста впервые в истории встретились разноязычные мастера слова. А потом был заложен первый камень памятника поэту, и неприветливым дождливым днем вереница машин – умчала гостей в далекий Нар. Юбилейная сессия открылась в театре, в том самом помещении, где когда-то в качестве художника-декоратора работал поэт и на сцене которого он вновь предстал перед народом в воплощении русских и осетинских актеров в пьесах, поставленных специально к такому событию, – "Фатиме", "Певце народа", "Коста".

В Осетии впервые играли самого Коста! Да еще перед такой аудиторией! Среди зрителей, кроме А. Фадеева, были Иосиф Уткин, Мариэтта Шагинян, Николай Погодин, Константин Греков, Алексей Свирский и еще многие другие литераторы. Гамзат Цадасса тоже был среди них. Он резко отличался от всех. Наши актеры – исполнители роли Коста – страшно волновались – и С. Таутиев ("Коста"), и А. Поселянин ("Фатима"), и И. Проскурин ("Певец народа"). Что скажут гости? Как воспримут образ, так по-разному сыгранный ими? А как отнесется к тому, что увидит, Гамзат Цадасса? Он же горец, поэт, вышедший из такого же, как Нар, далекого, закинутого в поднебесье и стиснутого белоснежными горами аварского аула Хунзах. Уж кто-кто, а дагестанский поэт должен понять и почувствовать все, что происходит на сцене. Вот как вспоминает о том, что было тогда, Грант Захарович Апресян, известный журналист, доцент кафедры философии МГУ им. Ломоносова, в те годы работавший в нашей республике в должности начальника управления по делам искусств:

"Во время заседаний юбилейной сессии, он, Г. Цадасса, сидел с правой стороны, возле самой авансцены, всегда на одном и том же месте. Некоторые члены президиума уходили и вновь возвращались, а Гамзат ни разу не покинул своего места и внимательно слушал всех ораторов.

Да, Гамзат Цадасса, действительно пастух в прошлом, стал замечательным поэтом; он – лирик и песенник, драматург и автор агитационных стихов. И сейчас, глядя на этого моложавого старика, не хотелось верить, что его первые стихи прозвучали еще сорок с лишним лет тому назад, что именно он является зачинателем аварской советской литературы, он обогатил ее новыми жанрами, придал ей социальную масштабность. Этот простой человек с лицом мудреца сидел будто подремывая, а на самом деле внимательно слушал ораторов и словно вбирал в себя новые идеи и мысли. Он и не подозревал, что сам является объектом для глубоких размышлений и больших радостных обобщений. И, конечно, нельзя было в воображении своем не представлять рядом с аварским поэтом поэта-осетина, память о ком собрала и сплотила в эти дни под одной крышей людей разных народов.

Чинно, но так же скромно сидел Гамзат Цадасса на спектакле осетинского театра "Коста". На его лице с поразительной точностью отражались все душевные движения. Словно вырубленный из горной скалы, Гамзат Цадасса сидел неподвижно, весь отдавшись сценическому действию, забыв, что он находится в театре. А когда на сцене появлялся Коста (С. Таутиев), лицо аварского поэта озарялось радостью и в то же время на нем проступала грусть. Не нужно было быть особенно наблюдательным, чтобы видеть, "как горячо воспринимает старик все, что происходит на сцене.

О чем он думал в эти минуты? Каким представлялся его поэтическому воображению Коста Леванович Хетагуров? А может, он вспоминал других своих собратьев по перу, скажем, Иржи Казака – замечательного кумыкского поэта, так же как Коста, изведавшего горечь царской ссылки и павшего от злодейского выстрела, – обстоятельства этого убийства так и остались невыясненными. А может, он вспоминал другого дагестанского поэта, "Гомера XX века", Сулеймана Стальского?"

Даже в антрактах Гамзат Цадасса казался погруженным в раздумья. И людям было как-то совестно его тревожить. А во время спектаклей (имею в виду все три постановки), когда на сцену выходил Коста, зал дружно вставал, а Гамзат по-прежнему буквально расцветал от какой-то почтительной радости, от безмерного уважения к словам поэта. А потом выступил драматург Николай Погодин: "Вы посмотрите, – сказал он, – какие удивительные узоры создает нам жизнь. Осетинский писатель Дмитрий Кусов– пишет свою пьесу о Хетагурове для русского театра; русский театр играет пьесу об осетинском поэте, о горцах, об осетинском ауле. Молодой русский актер Иван Проскурин, воспитанник советской театральной школы, создает трогательный, скорбный и гневно-величавый образ Коста, представителя осетинского народа, и русский зритель рукоплещет Коста, как своему национальному герою. Это жизнь, это наше сегодня!

Гамзат Цадасса аплодировал ему особенно долго, он широко улыбался, ему нравилось то, что он видел здесь, слышал.

В каких только жанрах не приходилось работать Гамзату! Драматург, прозаик, публицист, исследователь родной литературы, но прежде всего он, конечно же, был и навсегда остался поэтом.

Да, его очень многое сближало с нашим Коста! Наверное, поэтому он и ловил сейчас каждое слово о своем осетинском собрате. С юности, как рассказывает поэт-переводчик Николай Тихонов, он знал трудную судьбу аварцев, сам испытал, что значит быть рабочим на железной дороге и сплавщиком леса на бурной аварской реке Койсу. Благодаря знанию арабского языка и Корана он был некоторое время и священнослужителем, и общественным судьей в своем ауле, хорошо узнал повадки мулл и кулаков и все нужды крестьян-горцев. Малый клочок своей земли он обрабатывал сам, ничем не отличаясь от своих аульских соседей.

Но, правда, одним он все же резко от всех отличался – он писал стихи, и стихи эти были особенные, неслыханные по смыслу, неожиданные по форме. Если песни сладостного Махмуда из Кохаб-Росо посвящались любви, свободной от власти адатов, страсти свободной, как дыхание горных вершин, то недаром первая книга стихов Гамзата Цадассы называлась прозаически смело – "Метла адатов".

Народ с огромным уважением и бесконечной любовью относился к своему поэту, аварцы, даже те, кто понятия не имел о грамотности, наизусть знали его стихи, песни, цитировали его знаменитые мудрейшие четверостишья. Вот почему, рассказывая о Гамзате Цадасса, невольно вспоминаешь нашего Коста, к которому тоже тянулись земляки, чьей гордостью он был.

...А юбилейные дни 1939 года приближались к концу. Теперь уже никто не сомневался: значение К. Хетагурова и его творчества так широко и глубоко было понято страной впервые. Именно здесь, на юбилее, Александр Александрович Фадеев произнес свои знаменитые слова, без которых и сейчас не обходится ни один праздник, посвященный Коста:

"Коста Хетагуров – это своего рода Леонардо да Винчи осетинского народа. Какую силу любви к своему народу нужно иметь, чтобы в условиях старой Осетии быть одновременно и поэтом, и прозаиком, и драматургом, и театральным деятелем, и художником, и публицистом, и общественным деятелем".

Три дня продолжал свою работу необычный форум, посвященный жизни и деятельности "поэта так называемого "маленького" осетинского народа", поэта, который, как сказал в заключение своей речи А. Фадеев, "войдет в ряд самых высоких имен человечества". Заслушаны были научные доклады, академические сообщения, а сколько было произнесено взволнованных речей! Но все ораторы, по существу, развивали высказанную Александром Фадеевым мысль об осетинском Леонардо да Винчи. Академик Луппол назвал Коста "целой академией". Не только развитие осетинской литературы и литературного языка связано с именем Коста, но и возникновение реалистической живописи, театрального искусства, боевой публицистики. Это он создал первую горскую газету, он принимал участие в организации воскресных школ, он переводил на осетинский язык русскую и иностранную классическую литературу. Его культурно-просветительская деятельность является подвигом, мученическим подвижничеством.

А Иосиф Уткин в своей истинно поэтической речи подчеркивал: "Нужно говорить все время о том, что Коста Хетагуров был горцем, который стал европейцем".

Гамзат Цадасса все время вносил что-то в свой блокнот, который не выпускал из рук. Иосифу Уткину он аплодировал стоя: считал, что тот нашел истинно верные слова для Коста, которого он, Гамзат, в душе уже причислил к своим самым близким друзьям.

А в заключение торжеств Правительство Северной Осетии устроило большой прием в честь великого сына своего народа. За широкими и длинными столами разместились сотни людей. Всем запомнился такой эпизод. Три старых осетина в черкесках поднесли тамаде – Александру Александровичу – почетный рог.

Фадеев держал его, смеялся и не знал, как ему поступить. Знай он народный обычай, он, конечно, не растерялся бы, поблагодарил тех, кто удостоил его высокой чести, и передал бы рог другому почетному гостю. Но вот кто-то из находившихся рядом с ним шепнул ему что-то на ухо, и Александр Александрович обернулся к стоявшему слева и тоже весело смеявшемуся Гамзату Цадасса и преподнес ему рог.

Дагестанский поэт принял его, посерьезнев, даже посуровев, стал говорить. Тишина установилась не сразу, и все услышали лишь заключительные слова его краткой речи:

– Пусть ясное солнце всегда сияет над землей Иристона, нашего доброго соседа, и пусть вечно будет жив в народе дух того, чье имя и память о ком созвали нас сюда!

Г. 3. Апресян рассказывал, что Фадеев стоял, повернувшись к Гамзату Цадасса, очень внимательный и серьезный. И было в близости этих двух людей – всемирно известного русского писателя и общественного деятеля и кавказского поэта – нечто символическое. Оно выражало, пожалуй, ту традиционную дружбу, которая издавна установилась между передовыми людьми великого русского народа и Кавказа, ярчайшим олицетворением которой в мрачные годы царского произвола являлся Коста Леванович Хетагуров.

А вот сын Гамзата Расул – это не только большой друг Осетии, но и лауреат Государственной премии имени Коста Хетагурова.

Кто сегодня не знает Расула Гамзатова, кто не замирал от его проникновенных "Журавлей", кто не восхищался его мудрым и таким поэтичным "Моим Дагестаном"?! Он очень любил Осетию, среди наших земляков у него было немало хороших друзей. Многие его произведения переведены на осетинский язык. Наши кинематографисты снимали о нем фильмы. О жизни Расула написано много интересного. Но сам он, человек искренний и откровенный, рассказывать о себе не любил, говорил, что вся биография его – в стихах и поэмах. Добавить к этому ему просто нечего. Больше говорил о своей семье. И прежде всего – о любимом отце ...

Сын Гамзата – Расул печататься стал рано. Он учился в седьмом классе, когда его стихи, подписанные отцовским псевдонимом – Цадасса, стали появляться в аварских газетах. В автобиографическом очерке он рассказывает: "Однажды горец, который не знал, что я грешу стихами, сказал мне: "Послушай-ка, брат, что случилось с твоим уважаемым отцом? Раньше, прочитав его стихи только раз, я запоминал их сразу наизусть, а теперь даже понять не могу!" С тех пор сын Гамзата, сделав имя отца своей фамилией, стал подписываться под стихами: Расул Гамзатов.

Заветы отца он помнил всегда. Еще бы!

Гамзат был строгим и взыскательным художником. Афоризм – "Слово дороже коня" – из древнего предания горцев стал его девизом. И для Расула – тоже.

В нашу республику аварский поэт впервые приехал в 1959-м. В эти дни здесь, как я уже говорила, отмечали столетие со дня рождения Коста. Позже Расул делился своими впечатлениями:

"Осетия – страна больших поэтов, великих воинов... Но символом Осетии является Коста Хетагуров. Он мой личный поэт, он поэт моего народа. У каждого человека есть наследственная любовь и приобретенная любовь. Коста Хетагуров для меня и то, и другое.

Я его знал почти с семнадцати лет. В 1939 году мой отец по зову Коста впервые был в Осетии. Отец влюбился в него, перевел стихи Хетагурова на родной язык. Они пролетели над моим аварским аулом, и в моей сакле было тепло и светло от стихов Коста. Потом я сам был на юбилее Коста Хетагурова. По его зову я каждый раз бываю в Осетии.

Это явление удивительное. Каждый народ имеет свой Эльбрус и свой Казбек в области поэзии. Коста Хетагуров – мост между ними и самая высокая гора, всеобщая гора...".

Как-то, открыв сборник "Мир Кавказа на рубеже столетий", я прочитала выступление за "круглым столом" Расула Гамзатова, и оно очень напомнило мне крылатую фразу нашего интернационалиста Коста – "И что мы такое сейчас, и чем мы со временем будем?"

"Независимых людей, наций, независимых стран нет. Разве можем мы быть независимы от вас, от соседей, от друзей?

50 лет тому назад я женился и потерял независимость. С тех пор я стал зависим от семьи, от жены, от детей.

У кавказских народов была единая семья. Это единство нарушилось.

Но нам на роду написано жить вместе. Вместе нам было хорошо, и вместе нам будет лучше.

Я очень рад, что вижу сегодня дорогие лица выдающихся артистов, композиторов, писателей. Многие годы мы почти не встречались и, наконец, встретились. Раньше это было обычным делом, сегодня это становится событием.

По Европе гуляет термин "лица кавказской национальности". Но мы на это не обижаемся, мы рады, что у нас хотя бы лица есть... Это у тех, кто так говорит, – не лица, а морды и рожи.

...Сейчас не любят цитировать Горького. Но я его цитирую. Он сказал, что никто не дал нам права командовать друг другом. Но учиться друг у друга – наша обязанность.

...В Дагестане есть большая гора Гуниб. Это мавзолей 60-летней борьбы горцев против царизма. Там похоронены русские солдаты Апшеронского полка и горцы, защищавшие Гуниб. Они лежат рядом. Фонд Шамиля собирается построить там мечеть и христианскую часовню. Пусть каждый молится тому Богу, которому хочет. За могилами горцев и русских ухаживают одинаково. И над ними возвышается памятник "Белым журавлям". Это обелиск всем не вернувшимся с войны солдатам. После того как широко звучала песня "Белые журавли", такие памятники были воздвигнуты почти в 30 городах страны.

Недавно я был в Санкт-Петербурге. Раньше бывал в Ленинграде, а теперь от Санкт-Петербурга очень большие впечатления. Там в Невском районе тоже воздвигнут обелиск "Белые журавли".

Как верно сказано... Расул очень любил людей и говорил:

"Руки пошире раскинуть, и мне бы

Всех вас обнять, населяющих землю..."

В Интернете есть статья Георгия Черчесова, в которой подробно рассказывается об истории памятника семи братьям Газдановым в виде летящих журавлей. Расул тоже однажды вспоминал о первой встрече с нашими "Журавлями" (автор Сергей Павлович Санакоев).

И что интересно, в каждый приезд сюда, в Осетию, он навещал "Журавлей". Может, потому, что они были первыми в стране, а может, еще и потому, что считал их родными.

Наши осетинские поэты-современники не раз писали о Р. Гамзатове и, что символично, всегда связывали его имя с Коста. Но это уже, как говорится, без комментариев...