Т. Кайтмазов. «Ахсар и Дзерасса»

Обладая способностью к превращениям, в образе голубки она проникает в сад Бурафарныга и похищает плоды чудесной яблони нартов. Но однажды нартовские близнецы Ахсар и Ахсартаг, охранявшие яблоню, ранили ночную похитительницу. По ее кровавому следу братья вышли к берегу моря. Ахсартаг спустился в подводное царство Донбеттыра, исцелил Дзерассу и стал ее мужем. После возвращения Ахсартага и Дзерассы на морской берег между ним и Ахсаром вспыхнула ссора, приведшая к гибели обоих братьев. У Дзерассы от Ахсартага родились близнецы Уырызмаг и Хамыц, которые положили начало сильнейшему нартовскому роду Ахсартаггата. Такова в основных чертах фабула сказания о Дзерассе. Образу этой нартовской героини посвящено немало прекрасных страниц в трудах В. И. Абаева, Л.А. Чибирова, А.А. Туаллагова и В.А. Цагараева, поэтому мы выделим лишь некоторые аспекты, требующие дальнейшего изучения.

Для похищения яблок из нартовского сада Дзерасса оборачивается не только золотой голубкой, но и лисицей. Недавние исследования К. Майлана показали, что в архаичных мифологиях лисица является священным животным богини-матери, подательницы плодородия во всех его проявлениях. Присутствующая в нартовском сказании специфическая связь лисицы и водной стихии обнаруживает некоторые соответствия в фольклоре североевропейских народов. В датской сказке только лисица знает дорогу к Морской Деве и показывает ее герою, а в шведской Морская Дева сама превращается в лисицу.

Особенно интересна саамская сказка, в которой два брата, преследуя лису, вышли к берегу моря, где встретили все ту же Морскую Деву. Кроме ее очевидной связи с лисицей саамская сказка обнаруживает и другие соответствия с нартовским сказанием. Так, например, в обоих случаях отмечается особая сила, заключенная в волосах морской обитательницы. Для того чтобы подняться со дна морского на берег, Дзерасса совершает какую-то магическую манипуляцию: "Потянула она свой волос в тот час, когда исполняется просимое ("айвæзта йæ сæры хил курдиат сахаты"), и оба они, Ахсартаг и Дзерасса, превратились в больших перламутровых рыб и устремились со дна морского на поверхность". В саамской сказке один из братьев также спускается в морские глубины и поднимается обратно, при этом, чтобы юноша не захлебнулся, Морская Дева велит ему уткнуться лицом в ее пышные волосы. Возможно, все эти соответствия объясняются древними контактами угро-финских племен и индоиранцев, отразившимися и в области мифологических представлений.

Лиса, образ которой принимает Дзерасса, наделяется эпитетами хины и цæллаг. Осетинское хин означает "колдовство", и выражение хины рувас – "заколдованная лиса", несомненно, есть то же самое, что и хины сырд – "заколдованный зверь", так во многих фольклорных текстах называется неуязвимое животное, способное погубить охотника. Дзерасса-лиса обладает такой же волшебной неуязвимостью: нартовские стрелы не могут пронзить ее мех и отскакивают обратно в самих стреляющих. Но хин означает еще и "хитрость". Действительно, лисица – существо весьма проворное, сообразительное и хитрое. Эти свойства помогают Дзерассе обмануть сторожей и вдоволь наесться яблок в саду Бурафарныга. Автору выдающегося исследования о животных в индоевропейской мифологии А. Губернатису принадлежит интересное наблюдение: лисица является "красноватым посредником" между сияющим днем и темной ночью. Если сумеречное небо попытаться представить в виде зооморфного образа, то трудно найти более подходящее для этого животное, чем лисица, благодаря ее цвету и хитрости, поскольку час сумерек – это время неясности, неуверенности и обмана. В сказании, где Дзерасса принимает образ лисы, не указано, в какое именно время ночи она проникает в сад Бурафарныга, однако в других вариантах она появляется у заветного дерева в тот момент, когда сменяют друг друга ночь и день: "Æхсæв æмæ бон кæрæдзийæ хицæн куыд байдыдтой, афтæ æрбатахтысты æртæ маргъы" ("Когда ночь и день начали отделяться друг от друга, прилетели три птицы").

Оказавшись у донбеттыров, Ахсартаг исцеляет раненую Дзерассу при помощи чудесных нартовских яблок. Отметим особо, что действие происходит на морском дне, а эти яблоки – красного цвета ("сырхфарс фæткъуытæ, уд ирвæзынгæнæг"). Подводный мир в эпосе несет в себе явные признаки мира иного, потустороннего, поэтому можно предположить, что мотив "яблока в море" связан с известным элементом осетинского поминального обряда: у стола с приготовленными для посвящения покойному едой и напитками ставят наполненное пивом ведро, в которое опускают красное яблоко. Можно сказать, что яблоко в ведре с пивом представляет собой зримую модель нартовского мотива. И коль скоро нартовские яблоки спасают Дзерассу от смерти, возможно, в поминальном обряде красное яблоко также связано с представлениями о воскрешении и бессмертии. Нартовский мотив "яблока в море" напоминает отчасти ведийский космогонический миф о золотом зародыше, плавающем в изначальных водах. При этом ведийские тексты изображают вместилище изначальных вод (океана) в нижнем мире, как ведро, полное благ/воды, или кувшин, наполненный напитком бессмертия амритой.

В другом сказании упавшее в море яблоко указывает Уырызмагу путь к донбеттырам. Сами нарты согласно одному варианту происходят из морских глубин ("денгизи бунæй рацудæнцæ Нарти адæм"). Сопоставление этих двух мотивов делает возможным еще одно толкование: яблоко в осетинском поминальном обряде, вероятно, также могло представляться указателем пути в ту морскую обитель, из которой некогда предки (каковыми у осетин считались нарты) появились на свет.

Поскольку исцеление яблоками из нартовского сада приводит в итоге к женитьбе Ахсартага и Дзерассы, следует вспомнить о роли яблока в различных свадебных обрядах. Известный представитель психоаналитического направления в исследовании мифологии О. Ранк привел множество фольклорных примеров, в которых яблоко выступает как символ оплодотворения. В древнегреческой мифологии яблоко – атрибут богини любви Афродиты, поэтому не случайно согласно законам Солона невеста со своим женихом должна была съесть яблоко. Мотив оплодотворяющего яблока присутствует в "Саге о Вёльсунгах", где жена конунга Рери, долгое время не имевшая детей, забеременела, вкусив яблоко, посланное самим Одином. Этот ряд можно дополнить нартовским сказанием, согласно которому Уырызмаг и его жена, не имевшие детей, съели чудесное яблоко, после чего у них родился мальчик.

Вернувшись из подводного царства, Ахсартаг и Дзерасса находят на морском берегу шалаш Ахсара. Дзерасса остается, Ахсартаг же отправляется на поиски брата. В это время возвращается Ахсар, которого Дзерасса принимает за своего мужа (ведь они близнецы, ничем не отличающиеся друг от друга). Поняв, что перед ним жена его брата, Ахсар отстраняется, а затем, приготовив постель для ночлега, кладет между собой и Дзерассой меч. Насколько нам известно, Т.А. Гуриев первым обратил внимание на эту деталь и сопоставил ее с аналогичным мотивом в германо-скандинавской мифологии, где Сигурд добывает невесту Брюнхильду для своего побратима Гуннара, с которым они очень похожи. Сигурд выдает себя за Гуннара и проводит с его невестой три ночи, но всякий раз кладет меч между собой и Брюнхильдой.

Немногим позднее в статье Й. Гипперта разделяющий меч Ахсара был определен как один из вариантов широко распространенного в средневековой европейской литературе мотива о "символе непорочности" (symbolumcastitatis), т.е. о лежащем в постели между мужчиной и женщиной предмете, чаще всего обнаженном мече, символизирующем непорочность или верность. Помимо германо-скандинавского эпоса данный мотив ярко представлен в рыцарских романах, в первую очередь – в известном старофранцузском романе "Ами и Амиль".

Доблестные рыцари Ами и Амиль находятся на службе у императора Карла Великого. Внешне друзья настолько похожи друг на друга, что их невозможно отличить. Амиль совершает серьезный проступок, вступив в связь с принцессой Белиссантой, о чем вскоре предатель Ардре доносит императору. Чтобы оправдать себя, Амиль должен сразиться с доносчиком в так называемом поединке Божьего суда. Амиль опасается, что потерпит поражение (сознание древних не допускало мысли о победе виновного в подобных поединках), однако на помощь ему приходит Ами. Он вступает в схватку вместо своего друга-близнеца, Амиль же в это время вынужден выдавать себя за Ами и делить ложе с его женой. Но каждую ночь кладет между собой и Лубией обнаженный меч, оправдываясь необходимостью воздержания, будто бы предписанного ему врачом.

Кроме "символа непорочности" можно отметить и другие совпадающие детали. Дзерасса возмущена тем, что "муж" кладет между ними обнаженный меч. Казалось бы, все могло завершиться благополучно, если бы Ахсар просто объяснил ей, кто он такой. Но вплоть до возвращения брата не проронил ни слова, отчего вся ситуация кажется абсолютно нелогичной. Очевидно, архаичная мифологическая схема, которой следует сказитель, требовала, чтобы Ахсар не раскрывал себя, оставляя Дзерассу в опасном заблуждении. С Амилем и Лубией происходит нечто похожее: она изумлена и гневно требует объяснений от "мужа", положившего между ними меч. Амиль, так же как и Ахсар, не раскрывает себя, но его поведение объяснимо, поскольку он сознательно заменяет своего друга.

О происхождении "символа непорочности" существуют разные мнения. Согласно Ф. Райтценштайну он восходит к древнему обычаю, когда в первую брачную ночь муж воздерживался от близости и клал между собой и женой деревянное изображение божества (шест). Исследователь приводит интересные примеры из индийской свадебной обрядности: девушку сначала "выдавали замуж" за дерево или меч, прежде чем она могла выйти замуж за своего жениха. В некоторых местностях Индии в течение пяти дней после свадьбы молодая пара совершает жертвоприношение дереву. Действие растительного духа, заключенного в дереве, переносится также и на шест, который позднее был заменен мечом и стал символом непорочности. Столь высокое значение дерева в брачных обрядах, вероятно, следует сопоставить с тем фактом, что и в нартовском сказании первая встреча Дзерассы и ее будущего супруга происходит у чудесной яблони.

Герои рыцарского романа завершают свой земной путь не так, как нартовские близнецы. Ами и Амиль совершили морское путешествие на Святую Землю, но на обратном пути умерли от болезни или погибли от руки убийцы в городе Мортара (Ломбардия), где и были похоронены бок о бок в одной могиле. Здесь мало похожего на судьбу Ахсара и Ахсартага, если только не считать одновременную гибель после возвращения из морского путешествия / моря и погребение в одной могиле. Но, может быть, стоит обратить внимание на тот факт, что современная Мортара окружена топонимами, отражающими былое сармато-аланское присутствие в Северной Италии: Аланья, Аланья Ломеллина, Алан Д’Риано, Сармато, Сармарате и др.

Уже давно высказывалось мнение о том, что в основе рыцарского романа об Ами и Амиле лежит древняя легенда "восточного происхождения", поэтому для объяснения всех этих аналогий нельзя исключать возможность заимствования, но каким образом и в каком направлении оно проходило, еще предстоит выяснить.