Владимир СКОБЦОВ ездит на передовую в белой рубашке, и это не позерство. Я же не военный, говорит, я только читаю свои стихи, пою свои песни. За позицию и за талант Юнна Мориц назвала его "Орфеем Донбасса". Так теперь и представляют на всех концертах – где бы они ни проходили – в центре Москвы, в госпиталях, или в окопах. Кстати, в этих самых окопах давно повторяют как молитву строчку "Россия с нами, и с нами Бог" из народного гимна Донбасса, который тоже написал Скобцов.

Донецкий поэт давно свой и для российских музыкантов, в новом альбоме группы "СерьГа" сразу несколько хитов на стихи Скобцова, в том числе "Будем жить" – это уже гимн не одного только Донбасса, а всех, кто чувствует "общую тонкую нить". Недавно Владимир Скобцов выступил в столичном Доме кино, где подвел итоги первого конкурса фронтовой поэзии "Литературная переправа".

– Владимир, на конкурс заявились двести с лишним участников, еще больше людей, которые сегодня пишут патриотические стихи, можно найти в Интернете, но какое это все имеет отношение к литературе? И как вы, в целом, оцениваете современную патриотическую поэзию?

– Иосиф Бродский, человек, якобы принадлежащий к другому лагерю, хотя на самом деле он оставался патриотом до конца своих дней, считал, что мера писательского патриотизма измеряется тем, как поэт пишет на языке народа, среди которого живет. Он говорил так: "Плохая литература является формой предательства". И я с ним согласен. Бог есть язык, и если ты служишь языку, ты служишь родине, и – наоборот. Сегодня об этом как никогда важно помнить. Потому что, скажу это как житель Донецка, передовая проходит не столько по линии боевого соприкосновения, сколько в культурно-патриотической среде, в работе с молодежью. "Мы не успели оглянуться, а сыновья уходят в бой". Наша задача сделать так, чтобы сыновья уходили в бой на нашей стороне, а не на противоположной. И литература как составляющая идеологии играет на этом фронте важную роль. Поэтому, если я правильно понял подвох в вашем вопросе, то я согласен – качество литературы современной надо отслеживать, поднимать и держать планку максимально высоко.

– Есть идеи, как это делать?

– Тут не надо изобретать велосипед. В Советском Союзе были комиссии, были очень большие с очень авторитетным жюри конкурсы, потому плохие стихи редко просачивались в публичное пространство. Патриотической литературе нужен свой "отдел технического контроля", чтобы стихи принимали с такой же строгостью, как принимают новое оружие в военной промышленности. Я не имею в виду, что стихи должны отбирать люди в погонах, но это должны быть люди, которые досконально разбираются в предмете, и у кого все в порядке с чувством ответственности перед страной. Кто не допустит брака, иначе пули начнут убивать своих же.

Нашему поколению проще производить такой отбор, у нас есть образцы, это фронтовые поэты Великой Отечественной войны – Гудзенко, Симонов, Левитанский, наш земляк Борис Слуцкий, он родился в Славянске Донецкой области. Это, кстати, из-за него начал писать Бродский, он считал Слуцкого едва ли не единственным советским поэтом. Вот эта планка не должна быть опущена, опошлена, не должна быть примитизирована. Но, и конечно, должна быть самоцензура – когда я пишу, мне не должно быть стыдно перед теми поэтами, перед тем поколением. А писать абы как, на мой взгляд, не следует.

– Сегодня много появляется текстов о Донбассе и спецоперации, читая которые, понимаешь, что авторов там не было. К такому творчеству можно серьезно относиться?

– Нам, дончанам, конечно, это режет слух, это как спорить о крахе и подъеме Голливуда, не видя ни одного голливудского фильма. Если ты пишешь из Центральной России или из ее глубинной части, будь честен, напиши – я живу в России, я не был никогда на Донбассе, но я сопереживаю вам, потому что мы все с вами один народ, вне зависимости от национальности, мы все крещены русским словом, и так далее. И будет честь и хвала автору, и он будет признан. Но не прилично пытаться на себя надеть чужую одежду.

– Особенно чужую шинель.

– Верно. Меня дважды не пустили на фронт, я старый уже, и я не позволяю себе носить камуфляжную одежду, это было бы с моей стороны крайне не этичным поступком, поэтому я чаще всего выступаю на передовой в белой рубашке, потому что я гражданский человек, а белая рубашка означает, что мальчик не испугался.

– Есть мнение, что художнику не место на трибуне, и уж тем более не место в окопе, как вы к этому относитесь?

– Когда крутой излом истории, поэт должен быть впереди. Как Маяковский, как Симонов, которые писали о победах намного раньше, чем они случались.

– Кто из ныне живущих поэтов, на ваш взгляд, мог бы встать по значимости с тем же Симоновым в один ряд?

– Юнна Мориц. Это самый главный на сегодня поэт России. Здесь очень важна эстафета, ее любила Ахматова, Бродский только из ее уст принял поздравление с Нобелевкой, по его приглашению она была заграницей, Довлатов ее любил, Расул Гамзатов восхищался. За Юнной Петровной целая эпоха русской литературы, несколько поколений выросло на ее стихах, и люди стали людьми на ее стихах.

Время покажет, время расставит все на свои места. Во время шторма появляется пена, появляется мусор на волне, потом это смывает, и сейчас мы как раз тоже наблюдаем эти негативные моменты, появляется много пены, пройдет время, и все исчезнет, море очистится. Останется народ, которого не пережил ни один правитель до сих пор, и останутся поэты, которые озвучили чувства и мысли этого народа, кристаллизовали образ его поведения. И Юнна Мориц точно будет одним из таких поэтов.

– А русский рок останется? Я намекаю на ваше сотворчество с Сергеем Галаниным…

– Галанин – большой умница, прекрасный человек. Мы с ним не пересекались до этого никогда, но встретились как родные. Галанин как раз один их тех рок-музыкантов, кто перенес акцент на стихотворения, с возрастом и с развитием исторической ситуации в России, он понял, что слово все-таки доминирует. Я думаю, что если русский рок будет опираться на хорошую поэзию, то он сохранится и будет истинно русским роком, а музыкальная составляющая приложится, так или иначе, потому что ритм, гармония и мелодия заложены в самом стихотворении. Надо только раскрыть. Галанин это чувствует. Мне невероятно нравится то, что он сделал на мои стихи в своем крайнем альбоме "Тебя не сломать".

– А нас действительно не сломать? Как видится из Донецка?

– Теперь уже нет. Россия подтянулась, проснулась, снова сработала формула русского мира – чужой беды не бывает, беда одна на всех. Да, это произошло не сразу. Россия инертная, она просыпается медленно, но инертность это признак устойчивости (улыбается). И ругаться на медлительность не надо, нужно воспринимать это как данность, и нужно четко определять смысловые позиции – опять же литература здесь в помощь. От древнерусских былин до Пушкина и Гоголя, от Достоевского до Булгакова, и дальше те, кого мы уже упоминали, в том числе Бродский.

– Мне кажется, столь частое упоминание "донбасским Орфеем" имени Бродского очень многим сейчас режет слух…

– Пусть режет! Пытались сначала Высоцкого повернуть против России, но он сказал западным журналистам – все, что в России происходит, – это мои проблемы, и я не буду с вами их обсуждать. И Бродский не мазал дегтем ворота своей родины, это была его принципиальная позиция. Несмотря на все сложности своего характера, своей судьбы, он не предал Родину, потому что настоящий поэт не предаст свою родину, также как предательство не заложено в коде, в поведении русского человека. Те, которые убежали и которые пытались критиковать Россию, они не русские, они не поэты. Вспоминается булгаковский "Бег", видите, я опять же ссылаюсь на нашу великую литературу, потому что в ней есть все, в том числе ответ на вопрос, как вести себя русскому человеку на исторических переломах – надо быть со своим народом. "Никогда не убегайте крысьей побежкой на неизвестность от опасности", – это написал Булгаков, и лучше не скажешь.