А мне он все еще ви­дится читающим свое давнее, юношеское, но любимое стихотворение гортанным голосом, словно выталкивая на люди вдруг засмущавшиеся олова:

Дождик за окном – о тебе я думаю,

Снег в саду ночном – о тебе я думаю.

Ясно на заре – о тебе я думаю,

Лето на дворе – о тебе я думаю.

Птицы прилетят – о тебе я думаю,

Улетят назад – о тебе я думаю.

Зелены кусты, скрыты ли порошею, –

Ни о чем невмочь, – о тебе я думаю.

Ух, наверно, ты девушка хорошая,

Если день и ночь о тебе я думаю.

Видимо, молодость поэта определяется прежде всего состоянием души – цельностью, свежестью и интенсивностью эмоций, смелостью и искренностью мысли, самобытностью, неповторимым своеобразием каждого нового произведения. И если это так, то Расул, каких бы вершин зрелости ни достиг, останется пожизненно молодым. Ведь вечная молодость – свойство большого таланта. А еще и потому, что поэзия начинается с порога молодости.

Расул в кругу друзей необычайно весел, словоохотлив, остроумен и активен во всем: и в беседе, и в споре, и за пиршественным столом, и в обсуждении обычных повседневных забот. Порой диву даешься, когда же он успевает писать, а между тем вряд ли кто из его сверстников может похвастаться таким числом произведений, не говоря уж об их качестве. Расул исключительно трудолюбив, а труд его интенсивен и дает необычные результаты. Интенсивность и щедрая результативность труда – не самые простые свойства творческой личности. И они в высокой степени присущи таланту Расула. То, что сделано за тридцать лет серьезного творческого труда, вызывает восхищение – оно огромно и по объему и по своему значению в развитии не только аварской, но и всей советской литературы.

Расул не только большой поэт, но и драматург, прозаик, эссеист, блистательный публицист и собиратель литературных сил в родном крае. И в каждой из этих сфер приложения своей неиссякаемой энергии он проявляет яркую талантливость. Его свершения вызывают не только восхищение (а порой и зависть), но располагают к размышлению над целым рядом вопросов. И первый из них: в чем причина исключительной популярности поэзии и имени Расула Гамзатова?

Люди, хорошо знавшие и Расула, и его творчество, по-разному отвечают на этот вопрос. Одни говорят: ему просто повезло – имя ему составили хорошие переводчики и доброжелательные критики. Я думаю, что это мнение вскормлено, как ворона падалью, пересудами, завистью и недоброжелательством. И серьезно спорить с ним нет основания. Другие считают, что Расул родился в сорочке или – вариант – с серебряной ложкой во рту. Думаю, что в этом мнении есть зерно здравого смысла, но и оно ничего объяснить в характере поэзии Расула не может.

Конечно, Расулу повезло в том смысле, что его друзья по литера­турному институту, ныне большие мастера поэтического перевода Яков Козловский и Наум Гребнев оказались его преданными и внимательными переводчиками на русский язык. Но разве Козловский и Гребнев мало переводили других поэтов? Однако никто из них ни Расулом Гамзатовым, ни Кайсыном Кулиевым не стал. Переводчик может не передать всю силу поэтической мысли и самобытной зрительно-эмоциональной образности переводимого поэта, он не в состоянии сделать из посредственности большого поэта.

Конечно, Расулу повезло и в том смысле, что его поэтическим и гражданским наставником с малых лет до зрелого возраста оказался поэт и мудрец, человек большого мужества и достоинства Гамзат Цадаса. Но разве общение с поэтом и мудрецом кого-нибудь сделало талантливым и мудрым?

Думаю, что все дело прежде всего в большом и ярком таланте Расула. Талантливость его чувствуется во всем, что он пишет и говорит. Образное мышление для него – естественная стихия и единственно возможная форма восприятия мира и выражения своих мыслей и эмоций. И в этом нетрудно убедиться, если сравнить его публицистические статьи и одноименные с ними стихи. Хотя бы статью "Он победил" и восьмистишье "Нет, не смирялись и не гнули спины" или же поэму "Колокол Хиросимы", стихи "В Хиросиме" и статью "Хиросима видна отовсюду". В этом убеждает и чтение подстрочников его произведений.

Вот подстрочник одного четверостишья: "От чего родилось красное? От черного. От черных дел льется красная кровь. От чего же появилось черное? От красного. Когда льется красная кровь, мир одевается в черное".

А вот его поэтический перевод:

"Откуда красное берется?"

"Оно от черного берется:

Кровь льется из-за черных дел давно!"

"Откуда черное берется?"

"Оно из красного берется:

Когда кровь льется в мире – все черно".

Вряд ли можно думать, что переводчик превзошел оригинал. Мне представляется, что даже подстрочник не уступает переводу, и тем яснее, что мысль о везении есть простая напраслина.

Исключительная поэтическая и человеческая одаренность привлекла к Расулу и переводчиков, и критиков, и читателей, а не наоборот. И его популярность восходит именно к этому источнику – прирожденной талантливости, "везение" с переводчиками, с наставником и критиками – следствие, а не причина, "сорочкой" и "серебряной ложкой" людские сердца не завоевать.

А в таланте Расула, по-моему, самой привлекательной чертой является народность мысли и образность структуры произведений.

Народность поэзии Расула ничего общего не имеет с рабской покорностью фольклорным образцам. Он любит, великолепно знает и свободно пользуется дарами народной поэзии, но никогда не покор­ствует ей. Он ищет и находит в ней свое, подобно рудокопу. Прямой, поверхностный фольклоризм имитаторов совершенно чужд поэзии Расула. Народность его заключается прежде всего в близости к народным настроениям и заботам, к психологии и нравственной сущности народного характера, к образной структуре фольклорной поэзии.

Конечно, Расул не с первых стихов стал зрелым поэтом и мыслителем, народным художником в подлинном смысле слова, хотя талантлив был всегда, от рождения. Читая произведения его в хронологической последовательности, приходишь к мысли о том, что в какой-то период стал "ломаться" голос поэта. Вступление поэта в полосу зрелости происходит, конечно, не в один день и не в одном стихотворении. Это процесс довольно длительный, потому трудно сказать, когда началось его "повзросление".

В одном четверостишии Расул сам таким образом отвечает на этот вопрос:

"Что мудрым делает юнца? –

Горе".

И мне кажется, что в поэтической биографии Расула такой вехой, заметно обозначившей процесс возмужания его творчества, явилась смерть отца. В двенадцатом стихотворении из "Стихов о Гамзате Цадаса" есть такие строки: пусть тот, кто уйдет в страну мертвых раньше меня, передаст отцу:

Что во время веселья порою

Прячу слезы на дне своих глаз,

И покуда глаза не закрою,

Будет в них отражаться Кавказ.

О "слезах на дне своих глаз" поэт заговорил впервые. И дело, по моему разумению, было не только в остроте чувства горя. Просто началась пора подлинной зрелости поэта, которая всегда связана с глубоким осознанием всей серьезности взаимоотношений писателя с действительностью. Осознать всю меру ответственности поэта за сказанное или же несказанное слово перед народом, перед поэзией и историей, – вот в чем, мне кажется, важнейшая особенность творческого возмужания писателя. И она, пора своеобразного мужественного единоборства со временем, с глубинными противоречиями действительности, истории и собственной натуры, пришла к Расулу во второй половине 1950-х годов. Позднее он скажет и о том, что "избегающий мысли о смерти не напишет хороших стихов", и о том, что льстецы в действительности никогда не бывают настоящими художниками: "Мы часто подделываем себя под существующую действительность, а подделка никогда не считалась самобытным искусством: стилизация никогда не сходила за литературу, ибо какой бы ни был нынешний день, – пусть она, эта действительность, будет великолепная, красивая, – все равно истинный художник, настоящий писатель не должен подделывать себя под нее, а должен бороться за то, чтобы сделать ее еще более великолепной, еще совершенней".

Однако все это было написано позднее, а пора мужественной зрелости поэта началась именно во второй половине 1950-х годов. С тех пор Гамзатовым создано множество великолепных поэтических книг и одна из лучших советских лирических повестей "Мой Дагестан". Видимо, жанровое определение этой исключительно самобытной книги далеко не точно, но не в этом дело. Подлинное произведение искусства всегда шире и выше умозрительно устанавливаемых границ жанра. Книга привлекает прежде всего тем, что в ней сочетаются все стороны дарования Расула. Здесь он и лирик исключительной искренности чувства и мысли, первозданной чистоты и силы настроения, и первоклассный публицист, и весьма искусный мастер художественного истолкования исторического факта, и повествователь неистощимой выдумки, которого никогда не покидает чувстве юмора. Это своеобразный ковер небывало яркой сложной и прихотливой расцветки. И этот ковер соткан из всех нитей разума, таланта и души художника. Расул щедро отдал этой книге всего себя вплоть до "слез на дне своих глаз", а также и свою "плачущую комедию", и свою "смеющуюся трагедию". И в этом неотразимое обаяние книги.

В "Моем Дагестане" есть такие строки: "Каждый человек смолоду должен понимать, что пришел он на землю для того чтобы стать представителем своего народа, и должен быть готовым принять на себя эту роль… В какие бы края ни забросила меня судьба, я везде чувствую себя представителем той земли, тех гор, того аула, где я научился седлать коня. Я везде считаю себя специальным корреспондентом моего Дагестана. Но в свой Дагестан я возвращаюсь как специальный корреспондент общечеловеческой культуры, как представитель всей нашей страны и даже всего мира".

Одним из самих привлекательных свойств творчества Расула является именно его органическое слияние национального и общечело­веческого начал. В нем гармонично сочетается певец родного аула и художник всего человечества. На стыке двух культур – родного на­рода и всего мира – на почве, обогащенной наследием всемирной поэзии, орошаемой слезами горя и радости родного аула и всего мира, выросла поэзия Расула, полная внутренней силы, достоинства и обаяния. И в этом, пожалуй, самое привлекательное и новаторское ее свойство.

Упомянув о новаторской черте поэзии Расула, я не обмолвился. Несмотря на традиционное внешнее обличье стихов Расула, его поэзия – безусловно явление новаторское не только в аварской, но и во всей советской поэзии. И новаторский дух творчества Расула я вижу в следующем.

Известно, что Расул не стал ломать и переиначивать аварский стих. В этом смысле он ни в чем не порывал с традицией. Но он поднял на новую высоту сам уровень национального поэтического искусства, а это, по-моему, куда важнее формального новаторства. Расул зрелого периода творчества удивительно постоянен в основных чертах своего поэтического мира, и в то же время он находится в неустанных поисках, и каждая его новая книга почти ничем не напоминает предыдущую. В этом легко убедиться, если вспомнить хотя бы то, что Расул за последнее десятилетие выступил не только с "Высокими звездами", но и с классическими восьмистишиями, с поэмами чисто лирического склада, которые в своих структурных особенностях в какой-то мере противостоят "Горянке", поэме с развернутым сюжетом. И далее: наряду с книгой лирической прозы он создал книгу сонетов. Сонеты на языке, не располагающем рифмами, вызывает естественное удивление, но тем выше должны оценивать смелость попытки преодолеть это препятствие – пренебречь некоторыми формальными особенностями жанра, оставаясь верным его поэтической сути.

Названная черта творчества Расула последнего десятилетия соз­дает впечатление, что ныне он ставит перед собой самые трудные и неожиданно смелые проблемы, мыслит как бы книгами, а не отдельными стихотворениями, творит крупно, масштабно, удивляя не только оригинальностью и артистизмом исполнения, но и глубиной своих замыслов.

И я думаю, если новаторство заключается прежде всего в серьезности и новизне содержания, в жизненной важности проблематики, в глубинном осмыслении новых пластов действительности, то Расул – бесспорный новатор поэтического искусства. Ясно, что повторять давно высказанные мысли в ином или просто в обновленном словесном обличье, значит быть иждивенцем поэзии. Призвание художника – выявлять новые проблемы действительности и обогащать искусство народа новыми мыслями, образами, эмоциями. И в этом смысле Расул – подлинный новатор в нашей поэзии.

Творчество Расула многогранно и обширно. Невозможно в одной статье высказать все свои впечатления от поэзии Расула и хотя бы бегло обозначить размышления, на которые она наводит. И все же мне хочется сказать еще о том, что же сводит в единое явление творчество и личность Расула при всей сложности и многоцветности их? Я думаю, что таким качеством поэзии и личности Расула является исключительное и неотразимое обаяние их, заключающееся в неподдельной искренности, открытости и сердечности мысли и чувства поэта. Поэзии, если она истинная, не пристало стыдиться ни слез, ни восторгов, ни проклятий, ни нежных благословений, не пристало скрывать не только достоинства, но и слабости своего творца. И только такая искренность создает в поэзии ту атмосферу безоговорочного доверия поэту, которую принято называть обаянием и которая разлита повсюду в произведениях Расула.

Обаяние поэзии Расула заключается также в его беспощадной самоотдаче. Каждое свое новое произведение Расул пишет на таком предельном накале мысли и чувства, словно это его лебединая песня, его последнее слово, с которым он обращается к родному народу и ко всему миру. Расул неизменно верен блистательной формуле Пастернака:

Цель творчества – самоотдача,

А не шумиха, не успех.

Позорно, ничего не знача,

Быть притчей на устах у всех.

Для меня, горца по рождению и воспитанию, Расул еще и тем привлекателен, что он всюду – и в жизни, и в поэзии – остается истинным горцем. Об этом красноречиво говорит и его метафорическая система.

В поэзии Расула всегда подкупает есенинское "буйство глаз и половодье чувств". Но как бы ни буйствовала смелая поэтическая фантазия Расула, она, как конь на привязи, неизменно возвращается к родным горам, к приметам горского быта и характера. С чем только не сравнивали земной шар, а Расул обращается к нему, словно старый горец к израненному сыну:

Шар земной, для меня ты – лицо дорогое,

Я слезинки твои утираю, – не плачь, –

Кровь смываю твою и пою над тобою.

Расул прямо-таки влюблен в весну, но приметы ее прихода он как истинный горец непременно увидит в том, как она

Подкрасила губы козам

Молоденькой травой.

Видимо, Расул больше всего и лучше всего писал о любви, о горянках – о наших матерях, сестрах и возлюбленных. И мне в ряду блистательных метафор в стихах о любви больше всех нравится чисто горское обращение к любимой:

…Слезы мои нанизав, дорогая,

На шее лебяжьей, как бусы, носи.

Да, на всех произведениях Расула есть своеобразный знак качества: "сделано в горах Кавказа, в Дагестане!" А это высокое достоинство.

Думая о поэзии Расула, мне неизменно приходит на намять Цветок Пророка, цветок, который мне довелось видеть в горах Дагестана. Кто хоть раз соприкоснулся с запахом этого скромного, но обладающего необычайно стойким и потрясающим духом цветка, тот до смертного часа не забудет его. Мне кажется, что поэзия Расула подобна этому Цветку Пророка. Расул безусловно владеет искусством древних пророков – глаголом жечь сердца людей.