И если еще несколько десятилетий назад, когда в 1990 году был издан в московском издательстве "Современник" первый сборник произведений Газданова, его называли одним из лучших писателей русского зарубежья XX века, то сегодня уже не вызывает сомнений, что Гайто Газданов – настоящее явление в русской литературе. А принадлежность к русскому зарубежью, эмиграция – это, скорее, данность судьбы, которая оторвала от родных корней, но не смогла "отключить" генетический код, заложенный самой природой в таланте писателя.

В письме, отправленном в апреле 1930 года Гаппо Баеву, Гайто Газданов признавался: "Я был рад Вашему письму и по той причине, что пишу по-русски, не зная даже родного языка, я все-таки чистокровный осетин по рождению, и внимание моего почтенного родственника и соотечественника лишний раз подчеркивает мою связь с осетинами и Осетией".

Произведения Гайто Газданова полюбили не только в Осетии, России. Изданные на разных языках, их читают во многих странах мира, изучают литературоведы, открывая все новые грани творчества и личности самого писателя. На научных международных конференциях серьезные исследователи обсуждают особенности газдановского стиля, ни на кого не похожего, его способность проникать в тайники человеческой души. "Гениальное, особенно в отношении интонации, искусство Газданова – неоспоримо; смутная, пепельная печать газдановских периодов завораживает не меньше, чем зарапортовывающаяся горячая скороговорка Достоевского", – так писал один из его рецензентов М. Новиков.

Газданов не надеялся даже, что его книги когда-нибудь будут изданы в России, на его родине. Но сегодня они есть почти в каждой библиотеке, в каждой интеллигентной семье в Москве, Питере, Владикавказе… Его "Призрак Александра Вольфа" рекомендован в школьную программу по литературе. По его произведениям на театральных сценах ставят спектакли. А на недавней встрече главы республики С. И. Меняйло с директором Государственного академического театра им. Е. Б. Вахтангова Кириллом Кроком обсуждался вопрос о создании во Владикавказе музея Гайто Газданова, который может стать еще одной точкой притяжения истинных ценителей культуры.

Из воспоминаний о Гайто Газданове

"Славы Газданов так никогда и не отведал, – утверждал Ив. Толстой, – и вряд ли его ждет громкое посмертное признание – скорее всего, это будет бесспорный мастер XX века, возможно, даже классик, но классик не проблемный, не противоречивый, не спорный. Зато Газданов, точно зная себе цену и меру, использовал отпущенный ему дар сполна. Это был кларист, лирик и психолог, обходившийся минимумом художественного инструментария, и в этом смысле он прямо противоположен Набокову".

* * *

"В заключение краткого обзора работ, посвященных Газданову, хотелось бы напомнить слова академика Ю.С. Степанова, произнесенные в дни чествования выдающегося ученого-лингвиста В.И. Абаева: "...Осетия снова, второй раз за последние годы, становится ментальным центром Европы... Когда такое событие произошло в первый раз? Сложно назвать точную календарную дату, поскольку речь идет о событиях в "подлинно реальных мирах", как говорил Александр Блок, т.е. мирах ментальных. Мы имеем в виду открытие, можно сказать, явление Европе другого великого осетина – писателя Гайто Газданова".

* * *

"...Сблизился и подружился я с Газдановым сравнительно недавно, а в последние годы телефонировал он мне чуть ли не ежедневно, беседовали мы подолгу, по крайней мере, до тех пор, пока он жил, как и я, в Париже. Именно в те годы я оценил его быстрый, своеобразный ум, его острое чутье и даже его природную доброжелательность, ускользнувшую от моего понимания – или от внимания – прежде. В довоенный период эмиграции что-то меня от Георгия Ивановича отдаляло, сближению мешало. Держался он вызывающе, в особенности, на публичных собраниях, в то время в Париже очень многочисленных. Никаких авторитетов не признавал. Ни с чьими суждениями, кроме своих собственных, не считался <...> Повторяю, дружба и сближение возникли много позже, я понял, сколько было в Газданове хорошего, верного именно в дружественности, сколько в нем было истинно человеческого <...> Мы говорили о литературе, постоянно касались Льва Толстого, перед которым он глубоко преклонялся <...>.

Г. АДАМОВИЧ.

* * *

"...Он (Газданов – Н.Ц.) был человеком благороднейшим и корректным – настоящий аристократ. Он был прекрасным рассказчиком и обладал поразительной памятью. Казалось, что он знал наизусть не только своего любимого Пушкина, но и все стихотворения своих любимых поэтов. Поэзия, говорил он, есть высочайшая форма писательства. Он всегда был в прекрасном расположении духа, никогда не раздражался; он не был подавлен даже в течение последних двух недель своей болезни и никогда не жаловался на боль. Только однажды, за пять дней до смерти, он писал мне, что устал от бесконечных приступов слабости, но никогда не говорил о неизбежности рока и все еще строил планы на будущее".

Александр МАРШАК.

* * *

"Я познакомилась с Георгием Ивановичем в конце 60-х в Париже. Я очень хорошо помню эту встречу в кабинете директора парижского бюро радио "Свобода" Боба Эванса...

Первый контакт был скорее довольно натянутым... Потом я закончила Сорбонну и переехала на радио "Свобода" в Мюнхен. Тут мы сперва разговорились, а потом и подружились. Он относился ко мне дружески-покровительственно, я к нему – грубовато-почтительно...

Газданов был безумно остроумным человеком. Иногда кто- то обижался на его колючие реплики. Он прекрасно знал французский язык, знал и любил Францию, и остроумие у него было чисто французское. По-французски можно сказать кому угодно что угодно, и никто не обидится, если это сказано в элегантной, смешной форме, а в России больше внимания уделяют не форме, а содержанию...

Георгий Иванович любил красивых женщин, красивые часы и зажигалки, книги в красивых переплетах. Кстати, все это – общая черта старой русской парижской эмиграции...

И еще я вспоминаю, как однажды в столовой радио "Свобода", он сказал: "Сегодня меня не знают ни в России, ни даже в Осетии". Пару лет назад я обнаружила, что его знают в России, в том числе и в Осетии".

Фатима САЛКАЗАНОВА.

* * *

"Толстой писал, что характер человека можно узнать по его улыбке, и если это так, Георгий Иванович был добрейшим человеком. Он улыбался не столько губами, сколько глазами, хотя трагедия не чужда была ни его произведениям, ни самой его жизни. Он был блестящим рассказчиком, и его рассказы, в которых он никогда не был натянут, всегда радовали его слушателей.

Будучи главой отдела печати, я часто писал комментарии, и он был моим редактором; он мне говорил, что ему доставляет удовольствие редактировать мои скромные произведения, которые просто и ясно написаны, хорошо при этом сознавая, что мне было не просто писать по-русски. Значит, он учил меня всему шутя, как monsier l’Abbe учил Евгения Онегина. Это было в начале нашего знакомства. А под конец, когда он уже умирал от рака и я навещал его, он продолжал рассказывать забавные истории, словно нужно было утешать меня, а не наоборот...".

РОНИ РОЛАНДС,

(директор русской службы радио "Свобода").

* * *

"Неприятно вспоминать о безвозвратно и глупо утраченной возможности. Понимал ведь, понимал, что выпала удача повстречать человека на редкость интересного. Общался от случая к случаю. Успеется еще... Не успел – умер Газданов.

Советский невозвращенец образца 1968 года, я был беспробудно темен по части литературы русского зарубежья. В первые годы новой жизни в новом мире не до нее, признаться, было. Жил в Копенгагене, бывал наездами в Мюнхене на радио "Свобода", где тогда работали Бахрах, Варшавский, Франк, Газданов.

Старики эти завораживали неземной учтивостью и неземной же чистоты и красоты русским языком, притом, что детьми или подростками Россию покинули. А еще отличались они от других, по преимуществу, из второй эмигрантской волны тогдашних сотрудников "Свободы" равнодушием к надрывным политическим дискуссиям. Нет, я не назвал бы стариков аполитичными, им просто малоинтересно было думать и говорить о стране и мире в категориях газетной злобы дня. Они были людьми культуры.

Газданов запомнился своим тихим, утонченным и оттого смертельным сарказмом. Что же до радиодела, Газданов и его современники были тогда уже на излете, почти не писали, редактировали неохотно. Но само присутствие их в кабинетах и коридорах "Свободы" было насущным, звучало беззвучным камертоном, по которому настраивались лучшие радиопрограммы. А тексты газдановские я прочитал много позже".

Владимир МАТУСЕВИЧ.

(Из книги Нугзара Цховребова "Гайто Газданов").