Но в гуманитарии он не собирался, играл в футбол, специально разбивал, а потом сам ремонтировал свои детские машинки… Потом технарем был от Бога, потом – на госслужбу… Уже в 27 лет его "заметили сверху", и стал замминистра. Но что-то внутри зудело-гудело: не то, не то… Годы не бежали, а тянулись. Месяц назад ушел на пенсию (достаточно солидную – все же не в "низких кругах" работал), дома как-то одиноко… Как же теперь ему не терпелось просто прославиться. Но чем? И как? Вчера в книжном магазине томик один взял, глянул – стихи. Явно не Пушкин и не Есенин. Имя незнакомое. Стихи так себе… Но обложечка – первый сорт! Может, и ему попробовать? В школе когда-то он написал о пожилом физике: "Вы у нас лучший учитель, и вы совсем не мучитель". Все рассмеялись, а он подумал: кто знает, возможно, и я смогу поэтом стать… И вот теперь, видите ли, размечтался… На издание у него денег хватит, а коли обложка будет красивая, так и внутрь многим заглянуть захочется…

Помечталось – сделалось! Темы долго не выбирал – вон они, прямо перед глазами: природа, горы, детишки во дворе… Он вспомнил: "Вот бегает дворовый мальчик, в салазки Жучку посадив…" И это что, шедевр? Написал: "Бежит дворовая девчонка. А в санках – маленький мальчонка…" Так-так – дальше: "Им машет мама из окна. Она прекрасна и бледна". Ага: рифма есть, размер выдержан, чего еще? К вечеру почти закончил: в маму влюбился сосед, и у них потом была свадьба. Долго к "свадьбе" искал рифму, а попадались только глаголы – "взять бы", "обнять бы" и пр. Ладно, утром допишу…

"Ни дня без строчки" – шикарный девиз. Правда, вчера в одном из местных журналов прочитал: "К нам потоком идут стихи, но уходит из нас Поэзия". Ой-ой-ой, как страшно! Никуда она не уходит. Еще немного, и наберется у него уже на сборник. Набралось. И про цветы в саду, и про яркое зимнее солнце, срифмованное с "оконцем", и про горы ("много гор я повидал, но Казбек – он генерал"), и про любовь, конечно же ( "У меня любовь волнует кровь, берет за душу – а вдруг задушит?") Последнее слово ему особенно понравилось – оригинально и смело.

В частном издательстве рукопись его читать не стали – просто сразу назвали крупную сумму, но он не испугался: денежки на счете имелись. Попросил поместить его портрет на обложке и спереди, и сзади, пообещал издателю, что к его юбилею посвятит ему поэму, а книжку велел выпустить к собственному дню рождения. Сборник вышел. Многожанровый, кстати: были там и стихи-посвящения – соседу, другу, женщине, которую любил еще в юности, но то ли он недолюбил, то ли она нашла другого. Были там такие строки: "Я тебя всегда любил. И не думай, что забыл". В общем, вся книга соткана из таких вот на его взгляд перлов. "Приходи ко мне во сне и мечтай там обо мне…" Выйти-то книжка вышла, но надо ж, чтоб покупали. Сейчас модны презентации. Попросить, что ли, один из театров в их выходной день зал предоставить, а слушателей он сам по Интернету соберет. Ой, нет, раньше должна быть статья в газете. И статья не замедлила явиться. Он заплатил ее автору хорошую мзду, и тот назвал сборник событием в литературном мире. Жаль только не уточнил – каким событием…

* * *

Вот здесь, дорогой мой читатель, мне хотелось бы на минутку перестать "фельетонить". Герой, естественно, вымышленный, но хочу обратиться к авторам подобных "шедевров" и к издателям. Вы помните фразу "Не каждый, кто пишет стихи, – поэт"? Но ведь и не каждый стих – это стих. На книжных полках в магазинах и библиотеках пылятся тысячи "проб пера", называемых в предисловиях поэзией. Маяковский, изведя "тысячи тонн словесной руды", потом изрекал СЛОВО, которое уже было драгоценным металлом. А мы с каждым днем и часом обесцениваем это великое и нетленное – поэзия. Остановитесь, пока не поздно. Иначе с вами случится то, что с моим героем (вернусь к фельетону). Один мужественный литературовед развенчал в газете его труд, и "поэт" наш ушел в глубокую депрессию, написав: "Прощай, поэзия, – говорю любя. Тобою грезя, оскорбил тебя". Случайно увидев на столе и прочитав это, один его приятель задумчиво произнес: "Наконец-то нормальные строки. Вот с этого и надо было начинать". Тут Михаил Юрьевич подумал: может, правда, все начать сначала?