Щуплый, небольшого роста, в черкеске, с кинжалом на поясе, с запорожскими усами, он глядел на меня ласковыми глазами и гово­рил о своем бесправии, поднадзорности, о том, что ему надо еже­месячно являться к жандармам "для проверки", что стихи его из-за цензурных притеснений не печатаются, что сборник "Осетинская ли­ра" страшно кастрирован, выброшены лучшие произведения...

Много говорили мы с ним о Максиме Горьком и Льве Толстом, и помню, как Коста Леванович сказал: "Толстой – это Эльбрус, а Горький – будет не меньше Казбека" и, взмахнув широкими рукавами черкески, указал рукой в сторону Кавказского хребта.

Познакомился я с Хетагуровым в доме пятигорского доктора Иодкевича – человека прогрессивно мыслящего, любящего и понимаю­щего передовую литературу. Встречались мы здесь с Хетагуровым несколько раз. А в сен­тябре 1900 года я уехал в Киев и на некоторое время потерял сле­ды запавшего мне в душу поэта.

Спустя два года, будучи исключенным из Киевского университе­та за участие в студенческой забастовке без права поступления в какое-либо высшее учебное заведение, я в поисках работы прие­хал во Владикавказ. Стал давать уроки, подрабатывал рецензиями и статьями в газете "Казбек". Вот тогда, в 1902 году, произошла неожиданная моя вторая и последняя встреча с Коста Хетагуровым.

Как-то зайдя в редакцию, он увидел меня и обрадовался. Ока­зывается, Коста Леванович был своим человеком в редакции. А я тогда слыл еще новичком. Но, несмотря на это, он как-то вкрадчи­во, видимо, стесняясь, обратился ко мне и секретарю редакции Левандовскому с просьбой поместить два его стихотворения, кото­рые тут же передал Левандовскому, проговорив: "Если можно, попросите аванс, так как нужна монета, остал­ся без денег".

Я сразу же пошел в контору, и аванс был выдан. Стихотворения эти были напечатаны летом 1902 года. Не могу, к сожалению, при­помнить, под каким псевдонимом (собственную фамилию Хетагуров не ставил во избежание цензорских и полицейских придирок).

Таким бедняком я знал Хетагурова в Пятигорске, таким он предстал предо мной и во Владикавказе. Все это было не внове Ко­ста Левановичу. Он рассказывал мне, что в годы учения в академии художеств в Петербурге, чтобы не умереть с голоду, работал груз­чиком и носильщиком.

В 1904 году посчастливилось мне встретиться в Порт-Артуре с художником В.В. Верещагиным, высоко ценившим своего ученика Хетагурова. Верещагин очень лестно отзывался о нем как об одаренном че­ловеке. Мне же, помню, Коста Леванович с большим огорчением жа­ловался, что подаренный ему Верещагиным ящик с красками у него украли. Слушая Верещагина и вспоминая при этом Хетагурова, я неволь­но поминал Брюллова и Шевченко...

Прошли годы, но все также молодо и задушевно звучат проник­новенные строки замечательного осетинского поэта:

Я счастия не знал, но я готов свободу,

Которой я привык, как счастьем, дорожить,

Отдать за шаг один, который бы народу

Я мог когда-нибудь к свободе проложить.