М. Туганов

Этой стороне религиозного быта осетин уделялось недостаточно внимания, возможно, на основании того, что в сознании большинства людей существует прочно утвердившийся и почти неискоренимый стереотип, заставляющий воспринимать религиозное значение женщины как нечто второстепенное, не заслуживающее серьезного внимания и, разумеется, производное от мужской, доминирующей роли.

Особая роль женщин была в отправлении обряда в честь Бынаты хицау (букв. хозяин места) – так у осетин называется покровитель дома, отчасти имеющий сходство с русским домовым. По поверьям, Бынаты хицау более всего приятно внимание женской части семьи, в особенности старшей хозяйки. Поэтому неудивительно, что именно ей нередко предоставлялось право произнести второй тост после старшего мужчины на застолье в честь Бынаты хицау.

Несмотря на то что Бынаты хицау время от времени визуализируется в образе старика, мальчика, ягненка и даже предмета мебели, в большинстве своем он предстает в женском образе. Его функции и зона ответственности в границах жилища дали основание называть Бынаты хицау по существу женским божеством. В подтверждение этого служит тот факт, что женщины могли произносить его имя открыто, без стеснения, чего они не могли делать в отношении большинства представителей традиционного религиозного пантеона. Обычно собственные имена небожителей ими заменялись семантикой имени: Уастырджи – Лæгты дзуар (покровитель мужчин), Тутыр – Бирегъты хицау (хозяин волков), Фæлвара – Фысты дзуар (покровитель овец) и т.д. Наверное, единственный небожитель, который удостоился чести называться открыто, как и Бынаты хицау, был Аларды, также по причине тесной связи с женскими религиозными воззрениями.

На особое благоволение покровителя дома к женской части семьи указывает одна интересная особенность. Так, со дня празднования Бынаты хицау до преддверия Нового года женщины в старину не должны были заниматься домашними делами. А это, как минимум, три дня выходных – исключительная для женщин преференция, не встречающаяся более нигде в череде годовой обрядности. Отсюда понятен и особый пиетет, который они испытывали к патрону жилища.

Уже во время зимнего цикла обрядности мы наблюдаем определенное обособление женской части общества. Например, в дни праздника Тутыр, имеющего ярко выраженные аграрные черты и приходившегося на Великий пост, женщины постились на один день больше, чем мужчины. Эту кажущуюся несправедливость они позже компенсировали отдельной пирушкой, которая сопровождалось гаданиями и играми.

Летний период сельскохозяйственных работ также сопровождался набором ритуальных охранных действий. В период, когда зерновые уже колосятся и наливаются силой, сохраняется главная опасность для урожая – засуха, и здесь женские сакральные практики занимали особое место. Прежде всего, в ритуалах, связанных с вызыванием дождя. Наиболее распространенное магическое действие проходило в рамках обряда "Цоппай". Существовало две его разновидности. В первом случае это был хоровод вокруг человека, пораженного молнией. Обряд этот описан довольно детально в этнографической литературе. Во втором случае "Цоппай" представлял собой групповое шествие, включавшее обход нескольких населенных пунктов с последующим устройством пиршества из собранных в этих селениях продуктов.

Групповое шествие женщин сопровождалось особыми песнями, которые, по мнению участников ритуала, должны были вызвать дождь. При этом в каждой песне должен был звучать рефреном возглас: "Цоппай, цоппай!". Участники шествия, одетые в белые одежды и шедшие обязательно босиком, несли с собой флаг из красной или белой материи.

Войдя в селение, они обходили дворы, здесь им давали зерно, солод, другие продукты, деньги. Обязательное условие – обливание водой участников шествия. После обхода селений, обычно их было три или семь, они возвращались в отправное селение, где устраивалось пиршество. При этом главным объектом просьб, помимо Бога, был небожитель Уацилла (Илиа), именно его просили ниспослать на нивы дождь.

Порой влияние женщин считалось решающим в вопросе ниспослания небесами дождя. Это происходило в том случае, если моления и жертвоприношения с участием мужчин не возымели должного результата. Вот что пишет по этому поводу знаток осетинского быта Б. Гатиев "Если случается бездождие и хлеб начинает от засухи портиться, жители деревни сообща покупают откормленного барана или козла и режут … Когда нет после этого перемены в погоде, то выступают на сцену женщины. Собравшись на сельской площади с ситами и тарелками, они, посоветовавшись между собой, что им делать, бегут или в лес, или на гору. Достигнув известного места, они разбегаются в разные стороны, катят перед собою сита или тарелки, тогда мужчины высылают к ним избранного старика, пользующегося общим уважением и доверием, с просьбою уговорить вернуться назад. Явившись к ним, посланный умоляет их возвратиться в аул: "Воротитесь назад, не бойтесь, Тыхост даст нам просимое!". Возвратясь назад, женщины располагаются около священного камня и приносят в жертву ягненка, творя молитву: "О Боже, подай нам дождь!" и прочее".

Перед нами многоступенчатое сакральное действо, где возможность женской сущности воздействовать на высшие силы является решающей. Уверенность в том, что на просьбу женщин небеса обязательно откликнутся, очевидно, основывается на вере в то, что дождь соотносится с мужской сущностью. Иллюстрацию такого понимания мы находим у племени даяков на острове Борнео, которые говорят о сильном ливне: "Уитан ачай са!" – "Этот дождь – мужчина!"

Женщины вносят свой вклад в отправление обряда посредством ритуальной выпечки. За несколько дней до начала любого религиозного праздника женщины тщательно промывали зерно в проточной воде. Зерно отбиралось еще осенью, на току, при молотьбе хлебов, при этом это должны были быть крупные и без изъянов зерна. Их не только просеивали на крупноячеистом решете, но и перебирали руками.

После того как зерно промыли, его необходимо было просушить, выложив на чистую холстину. Материя должна была быть обязательно новая и ни в коем случае ранее нигде не использовавшаяся. На время сушки, а это несколько часов в зависимости от погоды, устраивалась небольшая трапеза, часто с музыкой и песнями. После этого пшеницу мололи на мельнице и хранили дома в чистом месте.

Весь процесс замеса теста и сама выпечка должны были происходить в глубоком молчании. При этом женщины повязывали головной платок так, чтобы он прикрывал рот. Считалось, что подобные действа оградят выпечку от выдыхаемого воздуха или иного возможного "оскорбления" ритуального действа.

Женская сакральность выражалась и в танце. Как пример, женский обрядовый перепляс Устыты кафт (букв. танец женщин), который был частью обряда по вызыванию дождя. Сам танец исполнялся по завершении шествия, когда женщины собирались в отдельном месте на пиршество. Понятно, что этот танец должен был отличаться от обычных, тех, которые исполнялись на семейных торжествах. Он должен был нести определенный посыл небесным силам, так как обычные бытовые критерии поведенческой культуры в случае обрядового поклонения не могли быть удачными.

Художник и этнограф Махарбек Туганов так писал о танце Устыты кафт: "Танец женщины на этом празднике резко отличался от обычного танца, он носил скорее воинственный характер. Выходила пара танцующих, остальные окружали их, пели, хлопали в ладоши. Танцующие, засучив полы, сначала делали круг как в танце Зилга кафт, затем делали движение как в Хонга кафт и, наконец, заканчивали танцем на носках".

М. Туганов отмечал еще одну важную деталь, обычно характерную для большинства ритуалов женской обрядности, – исключительно женское участие. Так и во время исполнения танца Устыты кафт мужчинам находиться среди танцующих строго воспрещалось. Возбранялось даже смотреть на танец со стороны, нарушители табу подвергались общественному порицанию.

Отсутствие осуждающего мужского присутствия позволяло танцовщицам быть в движениях совершенно свободными и во время исполнения быстрой части танца вводить импровизированные текстовки песен карнавального, часто фривольного характера.

Обряды аграрных верований часто сопровождались эротическими действиями, так как человеческая плодовитость расценивалась как одно из проявлений плодовитости природы и потому могла стимулировать ее, подобные обряды были приурочены ко всем значимым дням и сезонам сельскохозяйственного года.

После созревания хлебов наступал период жатвы, вывоза с полей урожая и его обмолот. По окончании обмолота хлебов измельченную массу сгребали в валы и, если позволяли условия (световой день, наличие ветра), производили веяние. Важное значение имело наличие в этот момент ветра, без которого веяние было малоэффективным. И здесь снова не обходилось без участия женщин, в своих мольбах они использовали магические призывы, обращенные к покровителю ветра Галагону:

Изæрмæ кæсын нæу нæ бон,

Дымгæ нæм рауадз, Галæгон.

Хохы фæйлауынц гæппæлтæ–

Кæрийы сæр дын лæвæрттæ!

Цъæмæлтæ ахæсс адагмæ,

Хъæбæрхор та ссивæм хæдзармæ!

(Не можем ждать до вечера/ Пусти к нам ветер, Галагон/ На горе веют лоскутки/ На краю кучи тебе подарки/ Мякину отнеси в овраг/А зерно мы заберем домой).

Наличие в религиозной сфере осетин отдельных женских празднеств свидетельствует об архаичности религиозно-обрядовых традиций народа, которые восходят к древнейшему периоду истории человечества, когда земледельческим трудом полностью распоряжалась еще женщина.